Люблю Россию Я...

«Россия!» Именно так, с восклицательным знаком, коротко, выразительно и пафосно названа новая, только-только открывшаяся выставка в нью-йоркском музее Соломона Гуггенхейма. И хоть всемирно знаменитый этот музей известен именно как цитадель новейшего искусства, 250 воистину гениальных творений ста русских мастеров, созданных за девять веков, на удивление органично вписались в уникальный интерьер центрального зала, будто взбегая по спиральному пандусу вверх, к небу.
Томас Кренс, директор музея и всего гуггенхеймовского фонда, так объяснил этот феномен: «История русского искусства, соприкасаясь с историей искусства современного, тесно смыкается с задачами нашего музея.., а потому слово Russia для нас многозначно...»
Словно продолжив мысль Кренса, Лариса Целкова, генеральный директор благотворительного фонда Владимира Потанина (отрадно было узнать, что в России, славной в былые времена своими меценатами, такие действенно искусству помогающие фонды возрождаются), подчеркнула, что концепция данной выставки – в едином экспозиционном пространстве представить русское искусство так, чтобы зритель мог увидеть Россию, несущую миру позитивные гуманистические ценности. А Леонид Лебедев, заместитель председателя комитета по экономической политики и бизнесу Российской Федерации, добавил: «... эта экспозиция будто олицетворяет духовную силу и нравственную высоту русских людей.., и американцы ощутят красоту и аромат русской природы, многоталантливость русских художников, поймут язык русского искусства без переводчика...»
Но нам-то с вами, дорогие читатели, переводчик для понимания русского искусства не был нужен никогда. Мы его знали, глубинно понимали, к нему обращались в трудные минуты, оно, великое русское искусство, помогало, вдохновляло, лечило, утешало, подчас давало силы жить. Для меня, как и для многих из вас, русское искусство было большой, очень важной, очень значимой частью жизни. Было и осталось. Там в музее, взбираясь по спирали, надолго останавливаясь перед каждым, до боли знакомым полотном, я встретилась со своей молодостью, и душа будто выпрямилась, очистилась, обновилась, заслышав поэтический призыв Александра Блока:
Весь груз тоски многоэтажной,
Сгинь в очистительных веках.
Собрание старых русских икон прославленной Третьяковской галереи – лучшее в мире. Как же счастлива была я, вновь встретившись с этими шедеврами, заставляющими благоговеть перед их красотой, их богодуховностью, невиданной их энергетикой, мощно и надолго заряжающей тебя. Ведь иконопись – очень важная, неотъемлемая часть общечеловеческой культуры и мирового изобразительного искусства. В Нью-Йорк привезли лучшие из лучших, а в их числе гениальный Деисус, Владимиро-Суздальская доска начала XIII века (Спаситель с Богородицей и Иоанном Крестителем) и источающее свет дионисиевское «Распятие», «Святые Борис и Глеб» из петербургского Русского музея: каждый из юных князей-страстотерпцев со своим характером, жизненной позицией, устремлениями.
Но, что очень важно, мы смогли увидеть то, что раньше видеть нам было не дано, и это, прежде всего, поражающий горящими, нетускнеющими красками боговознесенный пентаптих – Деисусный чин из Собора Успения Пресвятой Богородицы в Кирилло-Белозерском монастыре. Там побывать, увы, не доводилось.
В том же XVI веке был монастырю принесен в дар княгиней Евдокией Старицкой огромное рукодельное полотно – икона «Положение во гроб»: тончайшая филигранная гладь, шитье золотыми, серебряными и шелковыми нитями по камке. Вышивка многослойна, поэтому полотно (примерно 2х3 м) не кажется плоским и статичным, его образность, красочность и мастерство исполнения поразительны. Какая драматичная красота!
Экспозиция выстроена в хронологическом порядке, как принято в российских музеях. И это помогает зрителю знакомиться не только с русским искусством в его историческом аспекте, но и с самой историей великой страны, узнавать не только имена замечательных русских художников, но и выдающихся людей, реально живших в одном с этими художниками историческом пространстве. А превосходными портретистами русское изобразительное искусство было воистину богато. Так же, как, впрочем, пейзажистами, жанристами, баталистами.
С портрета неизвестного живописца XVII века сурово смотрит на нас боярин Яков Тургенев, пращур великого русского писателя, царедворец Алексея Михайловича Тишайшего. Какие изящные, полные очарования портреты современников оставили нам Дмитрий Левицкий, Федор Рокотов, Владимир Боровиковский, как сумели передать характер своих моделей и сам дух екатерининской эпохи. Им наследовали, уже в XIX веке, блистательный романтик Орест Кипренский, талантливейший психолог Иван Крамской... Вот перед нами могучий мужик с мятущейся душой и полными отчаяния и безнадежности глазами – «Полесовщик» Крамского. А вот и знаменитая его «Незнакомка», пролетающая мимо мечта, за мгновение очаровавшая вас, как у Куприна, - «смешанным выражением ласки, мечтательности и затаенной страстности».
Алексей Венецианов, Карл Брюллов... Репинский портрет дочери, милой грациозной девочки, в личике которой уже проступают черты нарождающейся женственности; замечательный «Портрет Константина Коровина», обобщенный портрет художника, написанный таким мастером портретной живописи, как Валентин Серов; титан мысли, которого зовут самым русским писателем, Федор Михайлович Достоевский – Василий Перов сказал о нем все. И мраморный шедевр великого Марка Антокольского – «Человек, как он есть: Христос перед народом». Таких, как Антокольский, ваятелей имел в виду Александр Сергеевич, когда писал: «Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе».
С детства каждому из нас знакомые репинские «Бурлаки»; трагическая панорама поля битвы: «Побежденные. Поминальная служба» Василия Верещагина... И удивительные, любовью к родной земле пронизанные, поэтические пейзажи настроения Исаака Левитана – его неповторимая прозрачная «Весна» и полная нездешней печали «Тихая обитель».
Совсем другой, энергетически заряженный волнующий пейзаж создал бунтовщик Михаил Врубель: буйные, как-то агрессивно наступающие на тебя заросли сирени, из гущи которой идет к нам одна из царевен подземного царства – будто провидит художник беды, которые принесет новый век. Взгляните на дату создания картины: 1900. Роковое число. «Век мой, зверь мой, - писал Мандельштам, - кто сумеет заглянуть в твои зрачки...»
Новое, страшное, революционное, кровавое, неслыханное по накалу жестокости в извечно жестокой, безжалостной истории человечества 20-е столетие революциями – всяческими – насыщено было до предела. И среди них – революция искусства, полная смена представлений о прекрасном, концепций, стилей, видения событий, природы, человека. Русский авангард не поспешал следом за извивами французского модерна или немецкого Сецессиона, он шагал рядом с ними, подчас и опережая, потому, может, что его подпитывали революционные бури страны. Россия! Она бурлила и рвалась в бой, не совсем ясно представляя себе с кем и за что и уж вовсе не предвидя катастрофических последствий. Очень многое чувствовали и где-то на уровне подсознания ощущали наделенные даром предвидения талантливые поэты, художники, писатели. Здесь, на выставке, широко представлен русский авангард – полотна, графика, скульптурные композиции великих бунтарей Павла Филонова (его «Германская война» - это шедевр, анализ поподробней иных исторических изысканий), Роберта Фалька, Марка Шагала, Кузьмы Петрова-Водкина, Поповой, Удальцовой, великой Натальи Гончаровой – тех, кого называли «амазонками авангарда». И первое советское десятилетие, подытоженное гениальным аналитиком Казимиром Малевичем в его «Черном квадрате»: тупик, безысходность, мучительные раздумья о том, как найти выход из положения безвыходного. Неутешителен ответ Александра Родченко в его триптихе три квадрата – яркие красный, желтый и – замыкающий, отсекающий выход – черный. Снова черный.
Другой, оптимистичный, ответ дает скульптор Иосиф Чайков. Его «Кузнец», припорошенный цементом гипс, – мощь того, кого все равно не сломить.
Написанная Аристархом Лентуловым в 1913 году «Москва» куда более современна и победительна, чем социалистическая столица Юрия Пименова: еще бы, зловещий 1937-й, не до оптимизма.
«Отлетал Летатлин», социалистический реализм правит бал. Но... «Если талант есть, так он есть», как говаривал Шолом-Алейхем, и перед нами полотна Дейнеки, Пластова, Коржнева, Попкова, трогательное «Письмо с фронта» Лактионова... Жизнь, настоящая жизнь упрямо пробивалась к людям, сбивая все рогатки. Это было трудно, почти невозможно, но рождался и поднимал голову второй русский авангард, новое поколение художников-бунтарей, столь ценимых сейчас и в Европе, и в Америке. Многие из них сейчас здесь, в музее Гуггенхейма. Представительствуют не они - их творения, но разве художник и его произведение – не единое целое? «Отцовская шинель» Виктория Попкова; «Московские вечера» Татьяны Назаренко; горько-ироничный «Паспорт» Оскара Рабина (в графе «национальность» начертано «латыш-еврей», и все ясно); «Москва» Натальи Нестеровой многоглазо следит за каждым и - воистину гениальный, будущее предсказывающий и определяющий «Пророк» Эрнста Неизвестного.
Я уверена, вы придете на уникальную эту выставку, чтобы встретить себя, молодого, чтобы показать детям и внукам, что есть великое русское искусство и русская художественная школа.
Музей Гуггенхейма находится в Манхэттене, на углу 5 авеню и 89 улицы, куда проще всего добраться поездами метро 4, 5, 6 до «86 Street».
«Эту выставку должен посмотреть каждый говорящий по-русски человек, - сказал руководитель Российского федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой, - потому что такое собрание шедевров беспрецедентно, и сама эта выставка, в подлинном смысле этого слова, хрестоматийна».
Ну, что ж, друзья, закончим короткую нашу беседу пушкинской строкой: «Внемлите радостному кличу!»
Эту выставку посмотреть действительно необходимо.