Рубеж (продолжение)

Продолжение. Начало см. “РБ” №№308 - 310

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Прокурор хотел денег, но их было неоткуда взять. Я понимаю, что даже самому темному африканцу нельзя объяснить, почему государство не может заплатить тысячу долларов за летчика, который управляет самолетом стоимостью в миллион. Но самому мне это понятно, это система ценностей, на которой я воспитан, а другого я и не жду. Посольство играло в свою игру. Я не думаю, что они могли принимать решения сами, но значит кто-то играл свою игру, а «кто-то должен был нести ответственность». Так они изложили свою позицию прокурору республики, который хорошо их понял и остался позицией посольства доволен. Тем более что диктатор Мобуту после нескольких дней колебания тоже все-таки решил, что летчиков нужно примерно наказать.[!] И с какого-то момента прокурор вдруг резко надулся и перестал торговаться из-за долларов. Это произошло, кажется, на седьмом заседании суда. Может быть, он и вправду понял, что нам негде взять денег. Прокурор не был злодеем, он был умным деловым человеком и хорошо понимал, чего от него хотят. Когда я пришел в себя, я вспомнил, что уже видел двух посольских, которые приезжали в первый день.
Человек постарше был осенью вице-консулом. Потом стал первым секретарем посольства, но я видел его до этого только мельком. А второй молодой парень – свежеиспеченный консул. Оба они были похожи на моего второго пилота, как двоюродные братья. Откуда они все, интересно, берутся? Первый секретарь сказал, «и в концлагерях тоже рожают», а новый консул сказал, что «должен же кто-то сидеть в тюрьме»- эти две зловещие фразы, которыми они хотели нас подбодрить, предопределили и весь ход процесса, и нашу судьбу. Видимо, посольство было завязано со всеми компаниями, которые работали в Заире, и портить отношений с заирцами не было смысла.
За два года до этого американцы выбросили десант в Анголе и освободили двух своих летчиков, которых удерживало государство. Думаю, что никто лётчикам не объяснял, что и в тюрьмах Анголы можно рожать. Но комсомольцам такое не втолкуешь.
Потом вдруг отыскалось два молодых заирца, которые нас защищали. Я никогда не видел таких бестолковых адвокатов. Они сами прибежали в посольство, предлагая свои услуги, деньги им перечисляли «Крылья Москвы», которые к тому времени уже почти перестали существовать. Заплачено адвокатам было 8 тысяч долларов. Сумму эту называли и адвокаты, и переводчик. Адвокаты застенчиво признались нам, что им было велено выгораживать фирмы, а не экипаж, но они обещают нам помочь. Они ничего не понимали ни в сути процесса, ни, разумеется, в авиации, и им толком невозможно было объяснить.

ШТУРМАН
Меня вытащили именно адвокаты. Во всяком случае, это совпадало по времени. Сколько им заплатили, я не знаю. Сколько заплатили за меня, вот это мне известно хорошо. Теперь я даже могу говорить, что прекрасно знаю себе цену. В первый момент мне тоже показалось, что наши консулы слишком уж гладкие и неискренние, но потом я понял, что другими дипломаты быть не могут. Да и против нас лично ничего плохого дипломаты не имели.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Украинский экипаж приезжал встревоженный и напуганный. Командир его сказал мне: «...когда ты побежал, я сказал вслух, что-то он медленно разбегается... Потом видим, что ты не оторвался. И слышу отдаленный грохот. Потом все побежали». «Доказывай, что самолет выкатился на свою территорию», - сказал он перед уходом.
Я уже знал, что он собирал для нас деньги и передавал их консулу. Но я думал не о деньгах, я пытался представить себя на его месте. Он стоял и смотрел, как я разбегаюсь. Он как-то странно произнёс: «ты не оторвался».
Первый суд состоялся через три месяца после катастрофы.

МИСТЕР РОБИНСОН
По телевизору не объяснили никаких причин, и сразу стало понятно, что правительство что-то скрывает. Слишком немного было в газетах, в основном мы питались слухами. О том, что идёт судебный процесс, тоже официально ничего известно не было. Потом неожиданно было объявлено, что виноваты были русские лётчики, и за это пилотов справедливо посадили. Ни по какому заирскому каналу процесс не транслировали.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Каждая сессия суда - это отдельная история. Пожалуй, я не буду её рассказывать, чтобы не морочить себе и другим голову. Я поднялся на «общак» еще до суда.
Пока мы сидели, худшим было не само заключение, а то, что у меня не складывались отношения со вторым пилотом Бучковым, который стал меня сильно раздражать. Из-за него несколько раз начинались драки, я пытался его защитить, а он смеялся и издевательски говорил мне, что меня никто не просил вмешиваться.
Какое-то все-таки странное чувство, когда ты попадаешь со своим подчиненным в непроизводственную обстановку и он становится вроде бы тебе равным. Но как только он открывал рот, мне каждый раз хотелось его задушить.
Остальные заключенные, с которыми я сидел, были в основном приятными людьми. Не хуже тех, кто на воле. Кое у кого были свои цветные телевизоры, а у двоих - мобильные телефоны. Я мог бы даже кому угодно позвонить, они разрешали, но было не придумать кому. Иногда моим соседям привозили хорошую еду, и они со мной делились, а иногда их возили к женщинам, но это уже без меня. Администрация тюрьмы понимала, что наказания наказаниями, а без женщин тоже нельзя. Но по-настоящему мне не хотелось ни того, ни другого.
Ковырял что-то лениво вилкой, а когда второй пилот сваливался с приступами малярии, я вообще почти ничего не ел, сидел в своей камере и тупо смотрел в стену. Потом он возвращался и своим противным голосом подростка опять возвращал меня к жизни. Мне приходилось думать, как его избежать или как поделить с ним свежий хлеб, который привозил консул.

ШТУРМАН
В одной тюрьме все виды режимов, почему-то мне это напоминало выставку собак. Были бельгийцы, французы, руандийцы, все разных цветов и оттенков. Наши камеры не запирали. Можно было выйти в администрацию и поговорить там с ихним попом. И в той же комнате, под присмотром офицера, мы встречались с консулом.
Консул - подневольный человек, напрасно Николай на него в обиде. У меня к нему претензий нет и быть не могло! У него прав ничуть не больше, чем у нас. Все мы понимали, что дело нечисто, и не обязательно было ставить точки над «и». Какие-то вещи консул от нас скрывал и, вероятно, правильно делал. Меньше знаешь - крепче спишь. Я знаю, что консул благородно скрыл от нас предложение посла урезать нам питание. Оказалось, что посол просто не знал, что деньги на еду нам передавали летающие экипажи, он думал, что деньги казённые. Деньги передавали не только российские, а все наши, советские.

МИСТЕР РОБИНСОН
Тюрьма называется «Централь де Макала». Бежать оттуда трудно. Есть в Заире тюрьмы, откуда легко убежать, но только не из этой. Сидят там всякие люди - и страшные и не очень страшные. Но вообще надо сказать, что в Заире закон действует. И если ты попадаешь в суд, то тебя именно судят, если ты, конечно, не очень богатый человек. Богатых нигде не судят, даже в Америке. Богатый человек может купить всё.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Пойло, которое там готовили, было из кукурузной муки плохого сорта. Полукаша - полухлеб серого цвета. Это традиционная заирская еда. Называется фу-фу. Хорошо, что вы не заирец.
Приходили раз в месяц благотворительные организации, какие-то белые бабки в париках. Приносили по баночке рыбных консервов.
Эта тюрьма без окон. В каждой камере дыра на уровне колена. Посреди дыры – железный прут. Но в неё и без прута втиснуться невозможно. Если лечь на пол, то можно увидеть стену следующего барака. Наш барак предназначался для ВИП, для министров и казнокрадов. Министр энергетики при мне вошел и при мне вышел. Один раз за обедом, глядя на него, я сказал, что я не хочу быть министром. Но он мне не поверил. Он сказал, что мужчина не может не хотеть стать министром!

ШТУРМАН
Еду привозил консул. Я же говорю, что он был нормальным парнем. Не чванился, таскался для нас на базар и приносил овощи, иногда кусок курятины. Много нас ободрял и шутил. Приходит и с порога говорит: « А как с надеждой в мрачном подземелье? Молчат ангелы?» Но я физически после аварии чувствовал себя неважно. Голова всё время трещала, хотелось пить и есть. В тюрьме все готовят сами. Даже бывший министр готовил себе сам. Он занимал пост вроде Чубайса, но его племянник был замешан в каком-то заговоре, и министра тоже посадили. Возле тюрьмы дежурил его автомобиль с радиотелефоном. И когда Бучков заболел малярией, министр стал гонять своего шофера за лекарствами. Хороший человек, с ним приятно было сидеть, я бы и сейчас с ним с удовольствием вместе пообедал.

МИСТЕР РОБИНСОН
«Фу-фу»- это никакой не ужас! Это просто манная каша. Но иногда, для бедных, её варят наполовину из кукурузной муки. Это вкусно для нас, но вы съесть это сможете один раз не больше. Я был в России в студенческом лагере, и я почти умер: суп и каша. Это можно есть только в тюрьме! А «фу-фу бади» - это как мякоть черного хлеба. Когда я был маленьким, мама готовила её каждый день.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Всё зависит от денег. Если у вас есть деньги, то в Заире бесконечное разнообразие еды. Но суп мы не едим. Мы считаем, что это нехорошее дело - есть суп. Но мы любим соусы. И обязательно едим «фумбу» – это такие тушеные овощи, которые растут только в Африке. В России мне очень нравятся салат оливье и сметана. У нас не умеют делать такую сметану.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Было девятнадцать заседаний суда, на которые нас отвозили. Каждый раз это происходило в какой-то спешке. Дубинок в тюрьме я не видел, но нас подгоняли прикладами. И пару раз я получил прикладом довольно основательно. Неприятно, когда тебя бьют. Поэтому когда я говорю, что предпочитал бы сидеть в России, наверное, я преувеличиваю. В зале каждый раз было по 500 человек, и мы были уверены, что процесс транслировался по ТВ, но сами мы этих передач не видели. Когда камеры направлялись на прокурора, он начинал неистовствовать. Один из адвокатов потерпевших сторон предложил публично нас высечь. Но прокурор сказал, что этого мало, что сначала надо высечь, а потом еще посадить на сто лет.
Мы никак не могли выяснить, существует ли у них смертная казнь.

МИСТЕР РОБИНСОН
Прошло несколько месяцев, и пришла весна. По заирскому телевидению никогда, ни единого раза процесс не транслировался. И в газетах тоже практически ничего не было. Изредка короткие заметки о нём писала газета оппозиции «Умоджя», но очень осторожно, стараясь прямо не обвинять никого. Но у мужа моей третьей сестры был один родственник в адвокатской конторе, он рассказывал, что процесс еще продолжается.

ШТУРМАН
Пока мы сидели втроем, мы держались вместе. Потом адвокаты сказали, что меня и второго пилота они вытащат из тюрьмы очень легко. Но они ошибались. И мне нельзя было оставлять пилотов вдвоём. Я терпел все выходки второго пилота, другого выхода не было. Но Николай был уже на пределе, я заметил, что он вообще недолюбливает молодежь.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Напрасно консул покупал продукты в дорогих супермаркетах. Может быть, он просто боялся африканских кишечных инфекций. Или была инструкция заходить только в бельгийские магазины. Все было чистенько, в целлофане, но скудновато. Пару раз в неделю я варил себе овощной суп. Тюремное пойло есть было невозможно.
После того как я перестал общаться со вторым пилотом Бучковым, я сутками не разговаривал по-русски. Иногда министр приглашал меня к своему столу, и по-английски я теперь говорю, как черный негр из Заира, с каким-то неистребимым варварским акцентом.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
В тюрьме мне снилось, что я раздавил невольничий рынок. Хотя таких, как в Чечне, рынков в Заире давно нет и рабами тут не торгуют. Нас, во всяком случае, никто не купил.

ШТУРМАН
Мы должны были видеть, что полоса в обрез и дальше идут строения. Чего там строить из себя девочек? Это равносильно признанию, что мы не профессионалы. А это значит: видели и отгоняли от себя эти сведения. Что из того, что еще 20 экипажей взлетает с этого аэропорта? Не пойман - не вор! Двадцать человек кидают в окно окурки, и от одного окурка случайно сгорает открытая машина. Так кто виноват? Виноват тот дурак, который попал в машину.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Где ты сейчас, куда тебя понесло?
Я на невольничьем рынке.
Мне снилось, как я всем доказываю свою правоту. Дескать, я вам не болтающийся по свету наемник, меня послало малое государственное предприятие. Послало в командировку. А потом послало еще дальше.
Документов никаких тоже не было: всё украли наши проверяльщики из Москвы. Все концы уходили в воду: не осталось даже центральных газет, в которых о нас было написано. Правда, одна газета сохранится в Хабаровске у мамы. Лучше бы я сам там оставался, вместо газеты.

ШТУРМАН
Получается, что мы, как каскадеры, шли на предусмотренный риск. Только каскадер идет на риск за большие деньги и подстилает себе соломку. Чтобы не разбиться. А мы на риск шли, а соломку не подстелили. Идешь на риск, значит нужно следить за каждым граммом веса. Как-то были убаюканы тем, что все летают. Летать-то летают, а отвечает всё равно каждый за себя. Поэтому я считаю, что виноват только я один: я наверняка мог помочь своему командиру. Мог мгновенно прозреть и всё предусмотреть, но не прозрел. Николаю я совершенно ничем не помог.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Опять приходил консул. Я чувствую, что кончаются чернила, как у героя Даниеля Дефо. Дождь омерзителен и постоянен. Вы ели когда-нибудь морошку? Какая она? Ее просил умирающий Пушкин у д-ра Даля. Всё время жутко хочется домой.
Где я сейчас? Ты сейчас в жопе. Ты подданный страны, которая не защищает своих граждан. Ты в тюрьме и ты бредишь. Ты, случаем, не пьян?
Нет. Алкоголь в тюрьме пили один раз. Восьмого января, когда исполнился год со дня смерти моего бортмеханика и еще половины Киншасы. Помянули их всех какой-то мерзкой местной водкой. Это был единственный случай, когда я пил в тюрьме.

ШТУРМАН
И президент Заира своими приезжими каскадерами, естественно, был недоволен. Кого интересует, что цирк оказался не тех размеров? Сертификат-то аэропорт наверняка нужный получил. Может быть за большую взятку. А те, кто давал сертификат, давно уже померли или вообще живут в Бельгии на пенсии. Как же их посадишь? Помните в «Джентльменах удачи» Косой говорит: « Кто же его посадит?! Он же памятник!» Мысль ясная как день: сажать можно было только нас.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Нам дали максимум по статье «неосторожное убийство». Прокурор произнес напыщенную речь и сказал: «... по этой статье предусмотрены два года, а я бы дал им тысячу лет!» Вне зала суда он был вполне приветлив и доброжелателен, всегда спрашивал, как я себя чувствую. Адвокаты говорили, что все это игра. Если бы нас не обвинили, то Заиру пришлось бы платить миллион за самолет и компенсации своим погибшим. А так прокурор получил в подарок «форд-скорпио» и остался всем очень доволен.
Мы не подавали на апелляцию, а за это нас обещали отпустить досрочно.

МИСТЕР РОБИНСОН
Лётчиков никто особенно не винит. И всё равно людям легче, оттого что летчики сидят в тюрьме. Даже все-таки удивительно, что их осудили на непродолжительное заключение. Наши люди считали, что им дали маленький срок, потому что за них просило ваше правительство. Вы только подумайте: за неосторожное убийство им дали всего по два года, но убито-то целых 300 человек! Почти четверть города. За жизнь каждого человека они просидели по два дня. Это слишком гуманно. Заирцам дают больше, даже если они по ошибке убьют свою собственную жену или собьют машиной прохожего.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Прокурор был недоволен вынесением приговора. Его недовольство касалось не только нас. На этот раз он решил поменять срок нам и ещё приняться за службы аэродрома. Начался второй процесс. И на этот раз нам повезло с судьей. Перед нами был совершенно объективный пожилой заирец. Сидел, слушал, свирепо на всех смотрел и раздувал ноздри. С первого же дня судья стал активно затыкать рот прокурору. Начало казаться, что нас отпустят. И вот перед вынесением приговора второго судью неожиданно сменили. Я был страшно подавлен.
А тем временем начался уже жаркий апрель 97-го года. Вовсю шла война, на Киншасу надвигался «рибель Кабилла». Мы знали, что мятеж охватил всю страну и скоро сожмёт столицу. Правительственные войска дружно сдавались. По вечерам я смотрел с соседями чудовищную смесь африканских новостей, они очень по-детски на всё реагировали. После каждой передачи мы отмечали на карте города, до которых докатился мятеж. Мятежники шли с востока, но страна еще вполне могла разделиться и стать второй Анголой. Будет куда летать. Я учил в тюрьме английский и на втором году заключения стал заниматься ещё и французским. Консул привозил еду и своей рукой делил наши продукты пополам.
У Бучкова была активная малярия. К нему приходили, приезжали, не родители, но явно какие-то родственники. Можно было только позавидовать.
Я был изгоем. Отчасти из-за разрыва с ним. Но это был мой психоз, я абсолютно его не выносил. Иногда мне кажется, что неправ был я, а не он. Я был слишком категоричен, а он обычным наглым переростком. Среднестатистический блатной мальчик, который после училища не летит в Якутию и сидит два года в управлении, должен быть малосимпатичным. Этот мальчик не был исключением. Я забыл сказать, что штурмана отпустили за пятьсот долларов.

ШТУРМАН
Я не считаю, что нас должны были выкупать. Мы работали на противника. Летай за своих - может быть тебя и выкупят, если будут свободные деньги. Это не значит, что я считаю, что правительство Анголы лучше или хуже повстанцев, - видимо, все они одного поля ягода, одинаковое дерьмо!

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Все время кто-то бежал, но я-то куда побегу? К белым?! В тюремной одежде можно было бежать в Йоханнесбург или сразу в Москву.
Вот точная картина моего мира: камера- кровать, тумбочка, лампочка в потолке. Просыпаешься ночью и пытаешься сообразить, где же ты находишься. Может быть это уже рай! Поют ночные птички. В раю узкая аллея между стен, высокая пятиметровая стена. Бежать нельзя. Время стало бесформенным и тусклым. Я начал понимать, что всё кончится пожизненным заключением с этим Бучковым и кашей фу-фу.
7
ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Всего одна строчка, которая у меня с Родиной вызывает разное толкование. Родина считает, что я упал на африканский базар и народу помял меньше, чем в Хиросиме, но достаточно много. А у меня другое мнение, что я никуда не падал. И между нами черное облако, как тот эбонитовый стражник, который разносит нам похлебку. Распутывать тьму, которая передо мной, оставалось еще 320 дней. Я их не отсижу, но я еще этого не знаю.
В конце второго процесса я продолжал говорить, что не признаю себя виновным, и считаю, что мы тоже жертвы.
А Бучков стал каяться, говорил, простите меня, я был стажером.
Адвокат сказал мне, что надо быть из резины, а не из фаянса. Из фаянса делают унитазы.

Мистер РОБИНСОН
Я услышал по телевизору историю, как в Москве убили двух ангольцев. И тогда начальника милиции спросили, что он успел сделать. А тот сказал, что нападавших было 20 человек, и непонятно, кто именно убивал, поэтому он ничего и не делал.

ШТУРМАН
Когда меня освободили, в посольстве был разработан план «Beach” – как меня переправить на ту сторону. Конго - это широченная река, она шире Невы ровно в два раза.
Во время переправы меня прикрывал сам консул и несколько посольских работников. И заирец, шут-переводчик, который должен был перевезти меня на другой берег. Когда мы подошли к парому, толпа мешочников пыталась прорвать цепь пограничников, а возбужденные автоматчики грубо их расталкивали. Толпа - это толпа. Вот такую толпу мы отправили на тот свет. Теперь я хоть понимаю, как выглядели наши жертвы. Вот и всё. Я уезжаю, а ребята остаются. Когда я выходил из тюрьмы, то разлука с товарищами казалась мне чем-то временным. А теперь она звучала как «навсегда». Теперь мне всю жизнь таскать на себе вину, раз я их там бросил - считай, предал. Пока они не освободятся, этот вкус предательства будет торчать у меня в глотке. А пока я высокопарно приговаривал своё «лучше б мне остаться»! Но скоро нас попросили записать номера наших паспортов, и переводчик, поискав клочок бумаги, ничего не нашел и записал номера на выцветшей бумажной купюре. И через несколько минут после этого к нам подошел черный офицер и вырвал из рук наши паспорта. Провал! В глазах всё потемнело, и сердце у меня снова ухнуло в пропасть. Значит, всё-таки своё желание вернуться в тюрьму я слегка преувеличил. Сладкая ложь не выдержала испытаний. Но тут выяснилось, что неприятности не у меня, а у переводчика: он ухитрился написать свой дурацкий номер паспорта прямо на портрете толсторожего президента Мобуту, ну как есть, от уха до уха. И беднягу переводчика сначала взяли под руки, а потом вверх по трапу, подталкивая автоматами, повели обратно на берег. Прямо в костер. Я остался один как сирота, сжал в руках металлические поручни и так, не шелохнувшись, достоял до браззавильского берега. Когда я сходил по грязному трапу, я дал себе слово, что теперь не дам себя уговорить лететь куда-нибудь за границу на заработки.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Если человек делает то, что он должен сделать, и при этом оказывается за решеткой, значит, его подставили. Это аксиома.
Трупы нужно кем-то заткнуть, и летчик - совершенно подходящая для этого фигура. Самолёт не вел себя как перегруженный, но он не смог развить нужную мощность. Аминь! Консул передал мне, что, по мнению американцев, катастрофа была подстроена. В это можно поверить. Авиарынок заполонили наши самолеты. И катастрофа выгодна была многим. Вот этот узел мне не распутать.

ШТУРМАН
Я всё вспоминал в тюрьме, как в Питере молодежь ходила бить негров.
В Пушкине в парке толпами рыскали, искали черных. Самого Пушкина бы там хорошо оттянули, удачно, что он умер. А одного негра в Питере даже повесили. Я спрашивал парня, который бил черных, что у тебя было в голове. А он говорит: «Поверишь - ничего. Не могу даже вспомнить. Меня раздражало, что они спят с белыми женщинами».

МИСТЕР РОБИНСОН
Диких мест на земле уже не осталось. И самолет задавил не просто толпу диких людей, он задавил толпу людей. Киншаса - это большой обычный южный город, в Киншасе все очень хорошо одеваются, стараются носить французскую одежду. С голой грудью там девушки, конечно, не ходят.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Судьба четко спланировала мой сценарий! Она, эта циничная гражданка, вместе со мной осматривала самолет в Пушкине, потом привезла меня в Москву. Судьба сажала мой самолёт в Саудовской Аравии. Летела со мной над Средиземным морем и с интересом свешивалась за борт. При этом судьба всё время знала, что она со мной вытворит. Что это не мой самолет, а мой гроб. Но! Судьба оказалась достаточно гуманной: меня привезли в Заир, мне устроили катастрофу, но мне сохранили жизнь и сразу дали отслужить наказание. Головой я осознаю, что сидеть в заключении для меня- это счастье. Мне дали отсидеть за чьи-то грехи, и я сразу становлюсь свободен как ветер, жизнь можно начать сначала.
Но чтобы поверить в это счастье, нужно сбросить с себя груз случившегося, а я пока не могу. И боюсь, что не смогу. Не начать жить, пока ищешь виновных. А я продолжаю их искать. И тогда это будет пожизненный груз на моей шее, камень, который утянет меня на дно. Можно поговорить с судьбой. «Чего ты хочешь, судьба, ты хочешь, чтобы я больше не летал? Ты победила!»

(Окончание следует)