НОВЫЙ АМЕРИКАНЕЦ ДОВЛАТОВ

Лицом к лицу
№36 (436)

«Я абсолютно здоров. У меня любящая родня. Мне всегда готовы предоставить работу, которая обеспечит нормальное биологическое существование... Тогда почему же я ощущаю себя на грани физической катастрофы? Откуда у меня чувство безнадежной, жизненной непригодности? В чем причина моей тоски? Я хочу в этом разобраться. Постоянно думаю об этом. Мечтаю и надеюсь вызвать призрак счастья...»
Этими словами начинается автобиографическая повесть Сергея Довлатова «Ремесло» , написанная в 1984 году в Нью-Йорке. За спиной к тому времени уже имелась американская биография (Довлатов жил в США с 1978 года): в престижнейшем журнале «Ньюйоркер» был опубликован его «Юбилейный мальчик», закончилась эпопея с собственной газетой, но активно продолжалось сотрудничество с радио «Свобода»; произведения Довлатова не так чтобы миллионными тиражами, но издавались на русском, шведском и английском языках в Америке и Англии.
Его звезда только восходила, и он, конечно же, еще не знал, что очень скоро его начнут издавать также на немецком, датском, японском, что на Западе выйдут его двенадцать книг на русском, что его снова напечатает «Ньюйоркер»... А еще через несколько лет Довлатов станет одним из самых любимых писателей в России. Как водится, под занавес...
24 августа исполнилось четырнадцать лет со дня смерти Сергея Довлатова. Он ушел (не умер, а именно ушел!) не успевшим постареть: 3 сентября нынешнего года писателю исполнилось бы только шестьдесят три.
Почему его не принято называть по имени и отчеству: Сергей Донатович? Ведь звучит же! Тем более, сам он был огромных размеров, почти под два метра ростом, такой вот великан, что, казалось бы, должно располагать к некой официальности обращения. Но нет же, с отчеством как-то не получается. Сергей, Сережа - как друга.
Вероятно, загадка здесь кроется в его натуре и манере письма: не резонерствующем ворчании моралиста, а как бы доверительной беседе и честной исповеди такого же несовершенного, как все мы, человека. Поэтому, пусть самообманываясь, начинаешь представлять, что Довлатов жил и теперь живет в доме по соседству, возле вон того русского магазина или кар-сервиса, откуда продавцы, водители и журналисты вошли вразвалочку в его произведения. Впервые прочитав рассказ или повесть Довлатова, как-то сразу зачисляешь его в свои друзья, к кому всегда можно зайти, даже не обращая внимания на собственные перемены во времени и пространстве.
Для нас он остается современником. И не только потому, что после его ухода прошло еще слишком мало времени, чтобы можно было изречь привычное: «сменилась целая эпоха». Вероятнее всего, он станет современником и для тех, кто впервые откроет его книгу спустя десятки лет. Это необъяснимо, как нельзя объяснить, почему современником для нас сегодня остается, скажем, Чехов.
И чувство не обманывает. Дом, в котором сегодня живет семья Довлатова, находится в Квинсе. Наша иммигрантская слободка! Здесь не Брайтон, но русская речь на улицах и в магазинах слышится не реже английской. Никакого тебе писательского особняка: вхожу в подъезд, лифт, шестой этаж. Звоню в дверь. В дверях - хозяйка, Елена Довлатова. Приглашает в квартиру.
- Лена, в одной повести Сергея рассказывается, как главный герой, приехав в Нью-Йорк, первые шесть месяцев валялся на диване и, как подобает российскому литератору, размышлял... Было ли так на самом деле?
- Диван, конечно, это символ. Но, сами понимаете, какое может быть состояние у русского писателя или журналиста, который умел только водить пером по бумаге и вдруг очутился в Америке. Конечно, в первые годы он испытывал сильную тоску по привычной жизни, по друзьям, по любимым местам... Впрочем, эта тоска с ним оставалась всегда.
«Ведь мы поменяли не общественный строй. Не географию и климат. Не экономику, культуру или язык. И тем более не собственную природу. Люди меняют одни печали на другие, только и всего. Я выбрал здешние печали и, кажется, не ошибся. Теперь у меня есть все что надо».
Думаю, первое время Сереже здорово помог мой пример. Я, по профессии корректор, приехала в Америку, не зная английского. Помню, чувствовала себя словно брошенная в воду кошка. Но я устроилась наборщицей в «Новое русское слово», освоила компьютер, научилась быстро и грамотно печатать...
«Интеллигентные мужья лежали на продавленных диванах. Интеллигентные жены кроили дамские сумочки на галантерейных фабриках. Почему-то жены легче находили работу. Может, у наших жен сильнее чувство ответственности? А нас просто сдерживает бремя интеллекта?... Не знаю...»
А потом родился «Новый американец», наше детище. Никто из нас тогда не имел опыта издания собственной газеты. Ведь одно дело открыть свой бизнес по выпеканию пирожков или ремонту автомобилей, в этом можно набраться конкретного опыта. А здесь все иначе. К тому же работу со словом мы наивно относили к разряду «идеологической» и не могли предположить, что газета в Америке - обычный бизнес: оформили у чиновника необходимые документы за 25 долларов и вперед: делайте что хотите.
«А передо мной лист бумаги. И я пересекаю эту белую заснеженную равнину один. Лист бумаги - счастье и проклятие! Лист бумаги - наказание мое...»
Прибыли газета в итоге не принесла. Однако за время своего существования она испытала даже период определенного финансового подъема. У нас тогда было довольно много подписчиков, а общий тираж достигал одиннадцати тысяч экземпляров! Расширился и состав редакции: работали постоянные журналисты, верстальщики, художник, две наборщицы, даже секретарша.
- Насколько мне известно, газета «Новый американец» пользовалась большой популярностью у иммигрантской публики. Даже сейчас, четверть века спустя, многие вспоминают колонку редактора. В чем заключался ее секрет?
- В этой колонке Сергей писал отклики на самые злободневные темы. Они не носили назидательного характера, скорее, происходил разговор по душам, тет-а-тет, в доверительном тоне, с юмором. Темы для описания находились самые разнообразные: об изменениях в системе велфэра, о стиральном порошке - как им пользоваться, о детях, убегающих из дома, даже о тараканах...
«Таракан безобиден и по-своему элегантен. В нем есть стремительная пластика маленького гоночного автомобиля. Таракан не в пример комару молчалив. Кто слышал, чтобы таракан повысил голос? Таракан знает свое место и редко покидает кухню. Таракан не пахнет. Наоборот, борцы с тараканами оскверняют жилище гнусным запахом химикатов».
Однако у нас не хватало денег, мы не могли выдержать конкуренцию. Помимо одного кредита в шестнадцать тысяч долларов, каждый из нас взял еще по пять тысяч персонального кредита в «Эдьюкейшн Кредит Юнион», а возвращать было нечем. Приходилось экономить даже на бумаге и электричестве. Журналисты хотели только писать и не были подготовлены к бизнесу, поэтому всячески «отматывались» от него, а финансовые дела висели тяжелым камнем. Менеджер газеты делал много ошибок, он заметался, запутался, начал совершать неблаговидные поступки, «Кредит Юнион» возбудил судебное дело.
- В повести «Ремесло» описан этот период заката газеты, выразительный эпизод с пожаром...
- Все это чистая литература. «Новый американец» просуществовал два года - с 1980 по 1982. В марте 1982 года вышел последний, 111-й номер. Конечно, материально эти годы лучшими не назовешь. Зарплату в нашей семье получала только я (меня к тому времени выкинули из «Нового русского слова», и я работала наборщицей в «Новом американце»). Сережа, главный редактор, зарплаты не получал. Но мы не были материально избалованы. Я не привыкла иметь больше двух платьев и двух пар обуви, а Сережа тоже привык довольствоваться немногим. Но газета - это замечательный период жизни: мы были молоды, полны сил, а главное, делали то, что умели, и так, как считали нужным! Конечно, журналистика отнимала очень много времени, он страдал, что не успевает заниматься литературой. Однако работал с увлечением, журналистика давала ему возможность находиться в гуще событий.
- Но, судя по всему, литература оставлена не была?
- Конечно. Появилась первая публикация в «Ньюйоркере». Заплатили гонорар 4 тысячи долларов (половину отдали переводчице), но для нас эти деньги казались огромными. Мы ожидали чего-то необъяснимого: ведь Сережу наконец-то напечатали! А тут никакой сенсации: опубликовали, заплатили и... все! На него обратила внимание только регулярно читающая публика, что, впрочем, теперь понятно. Сергей ведь переводной писатель, американцы же в первую очередь интересуются своими авторами и лишь потом иммигрантами. А русский читающий круг в Америке довольно узкий. Но тем не менее после первой публикации свои услуги предложил литературный агент, начали приходить письма от читателей. Знаете, мне и сейчас приходят письма не только от русских, но и от американцев. Вот одно из последних: «Спасибо тебе, Сергей Довлатов! Твои книги помогли мне узнать о России больше, чем множество других книг. Ты замечательный писатель!»
- Расскажите, как Сергей прожил свои последние годы?
- С течением времени многое менялось и в Америке, и в России. Открылись границы, появилась возможность переписки, многие стали приезжать из Союза и ездить туда. Перестали глушить радио «Свобода», аудитория его слушателей значительно расширилась. На «Свободе» Сергей начал делать больше передач, и ему увеличили гонорары. Наступил даже период относительного материального благополучия. Ему звонили, писали из России, предлагали печататься. Все это сулило выход к российскому читателю, ведь Сергей отлично понимал, что его основная аудитория там. Безусловно, последние годы были самыми яркими в его жизни.
И неожиданно все оборвалось... Он был «молод, красив, знаменит» и умер от сердечного приступа.
Кладбище во Флашинге, где похоронен писатель, видно с шестого этажа его дома.
Сегодня его книги выходят огромными тиражами в России. Довлатов – самый читаемый там писатель. И, несмотря на все перемены, эту «планку» он прочно удерживает уже более десяти лет. К сожалению, издательства без зазрения совести нарушают авторские права и, наживаясь, обдирают довлатовское наследие. А семья писателя, как и прежде, живет на заработок Елены, которая работает наборщицей в русских газетах. Тягаться с пиратами у нее нет ни сил, ни возможностей.
Странная метаморфоза произошла с именем писателя после его смерти: бесчисленные воспоминания спекуляции современников, конечно же, «подогрели» интерес к имени Довлатова, но и чудовищно исказили правду о нем. Кто-то продолжает с кем-то сводить счеты, перемывать грязное белье. Но все это к Довлатову-писателю уже не имеет никакого отношения.
- Двадцать четвертое августа был днем его смерти...
- Мы, как обычно, всей семьей пошли на кладбище, а потом собрались небольшим кругом очень близких людей. В этом году Сереже исполнилось бы 63 года... (к сожалению, даты его рождения и смерти очень близко отстоят друг от друга.). Не люблю, когда поминки, как это нередко случается, заканчиваются весельем. В последнее время стало модным устраивать какие-то вечера памяти Сергея в ресторанах. Лично я в этих мероприятиях никогда не участвую.
«Я постоял еще минуту и снова оказался в толпе. Она поглотила меня без всякого любопытства. Воздух был сыроватым и теплым. Из-под асфальта доносился грохот сабвея. Я двинулся вперед, разглядывая тех, кому шел навстречу».
Таким он и останется для нас: двухметровым Сережей, уходящим куда-то вперед, в толпу, по белому, как заснеженная равнина, листу бумаги, чтобы возвратиться со своими чудаками, продавцами, водителями, журналистами, кого мы каждый день встречаем вон у того русского магазина или кар-сервиса.

Петр НЕМИРОВСКИЙ

(В материале использованы отрывки из повести Сергея Довлатова «Ремесло».)

Новая книга Петра Немировского – криминальный роман «Однажды в Чистый Понедельник» продается в книжных магазинах «Санкт-Петербург» и «Черное море»


Комментарии (Всего: 1)

-Довлатов?-прищурившись спросил меня Колян, безногий инвалид,мой друг, глядя снизу вверх,от протертого коленями коричневого пола коридора своей квартиры.Сквозь туманную,солнечную геометрию открытой двери кухни на меня коротко оглянулся силуэт его матери.Живая,бойкая старушка привычно быстро среагировала на изменившийся тон его глухого говора.На кухне погромыхивала посуда.Отдельных слов слышать она ,на сколько я знал,не могла -Довлатов...
-Интересно,-подбодрил я его-я сам в начале не очень въехал ,но знаешь так,одно за другое рассказик за рассказиком...как то так...
-Ну он,ж был охранником на зоне,это его характеризует,знаешь...-он склонил слегка голову ,рассеяно посмотрел на рыжего,пушистого своего кота,ласково горящего в солнечном луче.Дурацкое томление стеснения окутало меня.Он подыскивал слова.
В обход своей тюрьмы.
-Да не,нормально,-сказал я немного развязно,-я тут послушал аудиокнигу,мне, знаешь,понравилось,нормальный такой мужик...Интересно..Юмор такой...
-Ну давай-сказал он, беря библиотечную книжку и кидая ее к остальным-,посмотрим...

"Как читает его Филипенко !"-думал я слегка пружиня шагами солнечную северным закатом и палую листвой землю.Идя домой с чувством .Именно выполненного ,но ,правда,быть может ,не вполне именно долга.
"Как он его читает...Вот если бы он слышал,как он его читает...Тогда бы конечно...Знаете ли ..."
По знанию и выражению его конечного,мелькнувшего лица я знал что нет .Не будет он читать этого охранника.
Не будет.Переведет разговор на другую тему.
И зря...




Редактировать комментарий

Ваше имя: Тема: Комментарий: *

Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir