Матисс, сын Матисса, и его коллекциЯ

Он был младшим сыном великого Анри Матисса, едва ли не первым открывшего эру нового искусства, во всем – в живописи, в графике, в мастерстве декорирования – всегда оригинальным, никого не повторяющим, особенным. Он, маленький Пьер, упрямец и непоседа, всегда вертевшийся в отцовской студии, был любимым, балованным. Мальчишкой, который допускался почти на равных в компанию взрослых – художников, поэтов, арткритиков и артдилеров, вообще, людей искусства. К сердцу отца, казалось, прирос. Разногласия назревали медленно, но разрастались вширь и вглубь. Оно ли, это извечное противостояние отцов и детей, или просто естественный для молодого и достаточно амбициозного парня поиск себя, своего собственного места в жизни, и послужили причиной неожиданного для семьи и друзей бегства Пьера за океан.
Понимая, что хорошим живописцем ему не стать, а болтаться в охвостье настоящего искусства ему, Матиссу, недостойно, Пьер посвятил себя глубокому изучению, познанию искусства, его истории, его течений и приоритетов, а особенно – зарождению и развитию авангарда, предтечей которого был его отец, и который стал точкой отсчёта искусства XX века.
Пьер, ровесник XX века, стал и в течение всей своей долгой жизни оставался неустанным пропагандистом и собирателем авангарда, в основном, французского, ставшего его делом и целью уже на новой земле. Пьер рассказывал, что уже в те минуты, когда корабль входил в нью-йоркскую гавань, он вдруг ощутил, что это и есть его причал, город, в котором предстоит ему жить и в котором нужно состояться.
Вероятно, сказать, что начинал Пьер в Америке с нуля, было бы неверно. Имя «Матисс» стало для него своего рода паролем для входа не только в художественные круги Нью-Йорка, тогда, в 1924-м, еще и не подбиравшегося к статусу столицы искусства, но и в его «высший» свет, в котором не было аристократов, зато были люди очень богатые и знающие толк в искусстве. Вдобавок нувориши (сейчас бы их назвали новыми американцами), множившиеся с невероятной скоростью и стремившиеся, показав, что и они не лыком шиты, украсить свои дворцы произведениями искусства, действуя при этом наверняка, т.е. пользуясь услугами и советами авторитетных артдилеров. Каковым и стал Пьер Матисс. Не с первого дня пребывания в Новом Свете, но достаточно быстро, во всяком случае к 1931 году имя своё он утвердил, и авторитет его как знатока и делового человека высок стал чрезвычайно.
Эту дату, 1931-й, я уже упоминала: именно в августе этого года в Манхэттене на Лексингтон авеню его галерея открыла двери для публики, а потом обосновалась в знаменитом доме Фаллера на 57-й улице, напротив музея Модерн Арт. Матисс тоже демонстрировал работы прославленных современников, но, в отличие от музея, еще и продавал их. В залах его галереи восхищенная публика видела полотна Пикассо, Шагала, Дерэна, де Кирико и, конечно же, живопись и дерзкие рисунки Анри Матисса. Тогда же было положено начало личной коллекции Пьера, главенствующее место в которой отдано было работам знаменитого отца.
Огромная заслуга младшего Матисса в том, что для Америки явился он первооткрывателем таких, здесь в тридцатые годы малоизвестных, но очень значительных мастеров, как Балтус, Джакометти, Кальтдер и Миро, а позднее и ряда других молодых художников, как французских и итальянских, так и американских, которым, он, подобно Зборовскому, сыгравшему большую роль в становлении современного французского искусства, дал путёвку в жизнь.
Галерея Пьера Матисса, одна из немногих в мире, просуществовала более шестидесяти лет, до смерти своего основателя, лишь год не дожившего до девяноста. В 1933-м друг Пьера, польский граф Бальтазар Клоссовский, отринувший богатство, титул, знатную родню и ставший французским художником Балтусом, специально для галереи товарища написал его портрет. И хотя Пьеру, начинающему галерейщику, поступило несколько выгодных предложений, портрет он не продал, оставив в своей коллекции.
Вот он перед нами. Балтус друга знал, как говорится, «до дна». Пьер стоит, закинув ногу на стул и опершись на колено, и напряженная эта поза согласуется с тем душевным напряжением, со скрытой тревогой, которые читаются в лице, в глазах молодого человека. Его одухотворенность, его вечная неудовлетворенность собой, его непрекращающийся мучительный самоанализ, но и упорство, целеустремленность, и твердость духа – всё сумел показать художник, на все пуговицы застегнув пиджак немногословного и не склонного к откровениям своего друга и обнажив его душу.
Именно этот портрет, вершинный в творчестве Балтуса, открывает новую выставку в нью-йоркском музее Метрополитен, демонстрирующем коллекцию Пьера и Марии–Гаэтаны Матисс. Женой семидесятичетырехлетнего Пьера Мария-Гаэтана фон Спрети стала лишь в 1974 г. Ей был 31 год. Мария-Гаэтана, которую все звали просто Тана, стала работать с Матиссом в 1972 г. после внезапной смерти его жены Патрисии, с которой прожил он много лет и которая была его третьей женой, вошедшей в жизнь Пьера, когда ушла от него к Марселю Дюшампу мать двоих его детей, любимая им Алексина Саттлер. Так что предстояло Тане скрасить после многих драм последние годы Пьера. Она умерла тоже внезапно, пережив Пьера на двенадцать лет. Ей было 58.
К 1974 г. коллекция Матисса практически уже сложилась и дальнейшие поступления были незначительны. Но после смерти мужа в 1989г. Мария-Гаэтана создала фонд, распоряжающийся его наследием, помогающий молодым художникам, организующим презентации его коллекции и собранных им очень интересных ценнейших документов, относящихся к истории искусства прошлого века. Они представлены на нынешней выставке тоже. Это письма, в т.ч. переписка Пьера с отцом, это книги и превосходные, составленные Пьером каталоги с предисловиями Сартра, Бретона и Камю.
Все эти раритеты видим мы рядом с шедеврами (других Пьер для себя не оставлял) Шагала, Миро, Джакометти, Танги, друга мальчишеских лет Пьера. А еще – Пикассо, Дюбюффе, Дерэн... И, конечно, отец, великий Анри Матисс, 30 замечательных его работ. Тут и скульптура, знаменитая «Мадлен»: словно грубые мазки, перечёркивающие всякие эротические ассоциации ее обнаженности; и керамика – блюдо с купальщицами, будто написанными одним легким прикосновением кисти; и будничная, серая, угрюмая даже часовня на фоне сияющего, залитого солнцем моря. Красочный, праздничный мир, удивительная ясность живописи Анри Матисса невероятно привлекательны, вот как в этих улетающих и зовущих в полёт «Лилиях», как фон, подчас противоречащий духовной сущности и характеру моделей мастера. Его «Маргарите», чем-то родственной портретам Пикассо; его «Мари-Жозе», где яркость красок подменяет яркость угасших чувств, а маска равнодушия скрывает боль, обиды, неудачи. И совсем другой, в лаконичном рисунке углем русский предприниматель, коллекционер и меценат Сергей Иванович Щукин, уверенный в себе, ироничный, умный, чувственный...
Элементы фовизма, зачинателем которого был Анри Матисс, стихийная динамика, нарочито взвинченная, как бы укрупнённая, умноженная сила эмоций в художественном выражении и у Дэрена, особенно в его «Накидке из черных перьев», и у Вламинка, и даже у Дюбюффе. Не люблю Дюбюффе, но его «Вдова» – это мой портрет, моё одиночество без искорки надежды. Страшная растерянность, расчлененность желаний в бьющем по нервам сюре Магрита «Извечная очевидность»; сжигающий нас огонь несовершенного в потрясающем «Сердце» американки Макайвер; очень страшный «Мираж» Танги, раздавленные, загубленные надежды...
«Это цвет моей жизни», - так назвал свою картину-исповедь Хуан Миро, бесконечно талантливый, мечущийся, ищущий. Как же нужно было в этой, в спираль скрученной жизни извериться, чтобы душу свою такой вот синей кляксой изобразить! Запутанная, запутанная жизнь... Тенета. Тоска. И две его статуэтки – сродни живописи: «Женщина» – голова, растущая прямо из лона (они-то, уверен Миро, и есть главное в женщине – на равных), и «Лунная птица», которой и от земли-то не оторваться. Безнадежность. Говорящий, тоже исповедальный автопортрет де Кирико – отчаяние, боль за себя и за весь мир. Не забуду его «Еврейского ангела» с всевидящим оком.
Эту коллекцию нужно увидеть. Много раз мы повторяли адрес музея Метрополитен: угол 5-й авеню и 82-й стрит в Манхэттене. А доехать туда можно поездами метро 4,5,6 до 86 Street. Плата по желанию. Было бы желание!