"Евгений Онегин" в МЕТ

ПЕРВЫЕ ИСПОЛНИТЕЛИ

В связи со статьей “Без няни не было б Татьяны” Леонида Зернова, помещенной в «РБ» в 40-м номере, я бы хотела немного рассказать об этой постановке в ее премьерном варианте,о первых исполнителях.
Премьера оперы П.И.Чайковского “Евгений Онегин”, о постановке которой идет речь в статье Зернова, состоялась в 1997 году на сцене знаменитой «Метрополитен-оперы». До этого опера “Евгений Онегин” шла в Нью-Йорке в 1908 году на английском языке в концертном исполнении, на сцене МЕТ в 1920 году ее пели на итальянском языке, в сезоне 1977-78 года и с 1997 года - на русском.[!] Художественный руководитель МЕТ и ее главный дирижер Джеймс Ливайн в профессиональном мире считается одним из лучших оперных дирижеров ХХ века. Дебют Ливайна в МЕТ состоялся в июне 1971 года. За прошедшие 30 лет Ливайн создал лучший в мире оперный театр, превосходный оперный оркестр и отодвинул на второй план знаменитую Миланскую Оперу. В репертуаре МЕТ русская опера всегда присутствовала, с началом “перестройки” на сцене МЕТ начали петь и русские певцы. Даже в 1977-78 году партии Татьяны и Онегина пели певцы из России, но меня больше всего тогда с непривычки потрясла негритянка в роли Ольги. Черная Ольга! Но голос у нее был прекрасный...
В 1997 году Ливайн решил вновь включить в репертуар оперу Чайковского, которая давно не шла на сцене. Сделал он это ради русского певца Владимира Чернова. Такой чести не удостаивался до него ни один русский певец. Я также являюсь поклонницей Чернова. У него красивый, глубокий баритон не очень большой силы, но волшебный по звучанию и выразительности, незаметные переходы между регистрами. Рецензенты сравнивают Чернова с наиболее знаменитыми баритонами прошлого - Этторе Бастианини, Тито Гобби... Кстати, в 1984 году на конкурсе певцов им. Мириам Хелин в Хельсинки Чернов (в то время - солист Кировской Оперы в Ленинграде) получил 1-е место и специальный приз имени Титто Гобби. Я спросила певца: “А сам Гобби Вас слышал?” - “Нет, он умер в марте того же года. Может быть, если бы он приехал на конкурс, он не дал бы мне первую премию. “Там” встретимся и поговорим.”
В 1992 году Чернова впервые пригласили петь в МЕТ. Так получилось, что певцу пришлось срочно вводиться в оперу “Луиза Миллер”, которая уже шла на сцене. Чернов сначала отказывался: не хотел дебютировать в МЕТ без сценической репетиции, боялся спеть ниже своих возможностей. Убедил Чернова Ливайн. “Ливайн - потрясающий музыкант, - рассказывал мне Чернов, - он и в моей жизни сыграл огромную роль. Ливайн настоял, чтобы я спел “Луизу Миллер”. Он говорил: “Что ты так волнуешься? Не бойся, я же рядом, я же стою за пультом. Я все понимаю, что ты хочешь спеть, все будет замечательно.”
“И действительно, - продолжал Чернов, - он все понимает: кто-то, например, не успел взять дыхание, он моментально слышит и реагирует как второй живой голос.”
Итак, Ливайн решил вновь обратиться к опере “Евгений Онегин”, но не стал музыкальным руководителем постановки. Дирижировал оперой в 1997 году Антонио Паппано, ставил - режиссер Роберт Карсена. В спектакле было занято много русских певцов. Чернов (к этому времени - певец с международной репутацией) пел Онегина, певцы Мариинского театра Галина Горчакова (и один спектакль- Марина Шагуч) - Татьяну, Марианна Тарасова - Ольгу, Гремина - Владимир Огновенко, а няню - знаменитая певица Большого театра Ирина Архипова! Так что с няней нам тогда тоже повезло.
Музыкальным руководителем постановки был Паппано - европейский дирижер с большим опытом работы как с оперным, так и симфоническим оркестром. “Онегин” - его дебют в МЕТ.
Дирижер Паппано мне совсем не понравился, мне показалось, что музыка звучит как-то поверхностно. Я спросила Чернова, как он чувствует себя в американском спектакле. “Мне не хватает русской атмосферы, - сказал Чернов, - наверно, постановщики не почувствовали поэзию Пушкина и музыки. У меня было столкновение с дирижером Паппано на репетиции последней сцены с Татьяной.
Дирижер машет палочкой, как будто дирижирует концертным исполнением симфонического оркестра. Я ему говорю:”Подождите, здесь надо паузы делать, здесь каждое слово звучит отдельно, как слезы капают: “А счастье...было...так возможно...так близко...” А дирижер отвечает: “Но это же скучно!” Приходит Галя Горчакова и, не сговариваясь со мной, говорит ему то же самое. Мы понимаем, а дирижер - нет. Этого взаимопонимания и не хватало”.
Постановка оперы была также дебютом в МЕТ европейского режиссера Роберта Карсона и также неудачным. Хотя “послужной список” Карсона внушительный: он ставил спектакли в Венской Опере (весьма консервативной), в Париже, Иерусалиме, Лионе и т.д.
Не знаю, каковы были прежние его работы, но постановка “Онегина” вызвала резко отрицательное отношение не только русских зрителей, но и американских.
На премьере режиссера, когда он вышел на поклоны, ошикали, вернее - “забубукали”, потому что в Америке недовольная публика кричит из зала:”бу-бу-бу!” Но несмотря на все недостатки, сама музыка и исполнители вызывали интерес и первые спектакли шли при аншлагах.
Карсон поставил оперу в модернистском стиле, что само по себе ещё ничего не значит: “модернизм” - не недостаток режиссуры, а только иной стиль драматургического решения спектакля, иной способ решения пьесы в театре. Как и в традиционном театре, так и в модернистском есть талантливые и неталантливые режиссеры, есть ошибочные и верные решения темы. Я, к сожалению, не знаю спектаклей в другом оперном театре Линкольн Центра - там, судя по всему, чаще работают режиссеры-модернисты. По моим все-таки небогатым наблюдениям (к сожалению, в оперу я хожу намного реже, чем на балет), старая опера трудно поддается модернизации. А, может быть, мы уж так привыкли видеть в опере певцов в париках и с наклеенными усами в антураже из псевдоисторических декораций!
Словом, постановка оперы - дело сложное. Мне раньше казалось: не мешает постановщик певцам, и спасибо. И только когда на сцене МЕТ я услышала оперу “Богема” и “Принцессу Турандот” в постановке Дзиферелли (не говоря уж о его шедевре - фильме-опере “Травиата”), я поняла, какой потрясающей душу может быть постановка костюмного оперного спектакля!
Но это - реплика в сторону. Вернемся к “Онегину”. Я не отношусь так безоговорочно отрицательно к данной постановке, как большинство зрителей. Конечно, в решении спектакля полно нелепостей: покатый пол, на который режиссер усаживает Татьяну в длинном платье, и она должна, сидя на нем, петь, пресловутое окно не то в потолке, не то в полу (куда уходит няня), надоедливое обыгрывание листьев (символ того, что все происходящее в первых актах - только воспоминания Онегина) и т.д. И в то же время в спектакле есть несколько сильных режиссерских мест. Например, интересно решена сцена именин Татьяны: на планшете 4 ряда стульев выгораживают четырехугольное пространство - гостиную в доме Лариных (точная зрительская ассоциация: кажется, что стулья расставлены вдоль стен). Действие происходит внутри огороженного пространства. Режиссерское и световое решение сцены дуэли вообще, я думаю, ни у кого не вызвало протеста: сцена погружена в сиренево-серый полумрак - предрассветный туман. Фигуры героев то слегка высвечены, то двигаются в этом тумане черными силуэтами (это можно увидеть на моей фотографии).
Но самый главный недостаток постановки, мне кажется, - это оформительские затеи художника Майкла Левина, который не считался с особенностями оперного спектакля. Певцы жаловались, что гладкие стены, уходящие ввысь (в них заключены все сцены оперы), уводили ввысь и голоса. Кроме того, стены сделали из звукопоглощающего материала. Театр как-то старался переделать уже готовые декорации, но что из этого получилось, не знаю, я слушала оперу только два раза (не считая генеральной репетиции). Певцов было хорошо слышно.
Именно главные певцы-исполнители на премьере заставляли забыть недостатки постановки в целом. Центром спектакля был, конечно, Онегин в исполнении Чернова. Чернов, тонкий артист, интересно передавал три ипостаси своего героя: Онегин - скорбно вспоминающий свое прошлое, Онегин - “коварный искуситель”, Онегин - в водовороте вспыхнувшей страсти. Горчакова, обладательница красивого, большого голоса, появлялась на сцене не мечтательной девушкой, а скорее женщиной, наделенной от природы трагическим мироощущением. В партнерстве Горчаковой и Чернова было много интересных нюансов. Так, в сцене бала Чернов-Онегин прекрасно ощущал эту трагическую красоту Горчаковой-Татьяны, но в тот момент боялся подпасть под ее обаяние, отвергал эту Татьяну, защищался нелепым флиртом с Ольгой (а не дразнил из мести Ленского).
Марина Шагуч спела только один спектакль, одного раза было, конечно, недостаточно, чтобы войти в сложившийся ансамбль. Но было истинным наслаждением слушать ее великолепный голос. Последнюю сцену Шагуч и Чернов спели так прочувствованно, так тонко, что я не помню, слышала ли я в своей жизни подобное исполнение дуэта Татьяны и Онегина на сцене.
Пусть небольшая роль у няни, но я думаю, зрители первых спектаклей запомнили Архипову, эту настоящую оперную актрису. Никакого впечатления не прозвела на меня Марианна Тарасова в роли Ольги: она кричала “на верхах” и давилась “на низах”, голос громкий, но неинтересный.
Хуже всех были исполнители партии Ленского. Известный тенор Нил Шикофф пел эту партию ещё в постановке 1977 года. Тогда он был моложе, голос звучал лучше, но он мучительно воевал с труднопроизносимым для него русским текстом. “Приди, приди, я твой супруг”...Как, наверное, тяжело петь западным певцам эти буквенные сочетания: пр..др..Чего только бедный Шикофф ни произносил вместо слова “супруг”: и сапог, и супуг ... К последней постановке Шикофф с текстом справился, но голос его, и без того непримечательный, поблек, как и он сам. На сцене был немолодой, необаятельный Ленский, который изо всех сил изображал юношу. В опере, конечно, возраст певцов не играет роли, это та театральная условность, которую оперные зрители заранее принимают. Что из того, что Лючиано Паваротти маленький, толстый и немолодой! Когда он начинает петь, он - Герцог, он - Альфред! Когда полная и тоже не очень молодая Мирелла Френи выходит на сцену в роли молодой русской графини, зал сразу разражается аплодисментами ещё до того, как она споет первую фразу.
Так то блистательная Френи! Шикофф такой магической силой голоса не обладает. И все-таки, когда Шикофф спел арию Ленского, зрители бурно аплодировали певцу после окончания арии . “Куда, куда, куда вы удалились...” - чье сердце может устоять?
Другой исполнитель, итальянец Франко Фарино, спел эту арию, как арию из опер Верди, лишив ее лиризма и печали. Не знаю, кто был хуже. Итальянец был хотя бы молод и красив.
Впрочем, я не склонна так уж винить западные театры в неумении ставить и даже петь русские оперы. Западная, итальянская опера требует иной манеры петь, певцам тяжело выпевать фразу с русским текстом. Я помню, как также где-то в 80-х годах я слушала “Хованщину” Мусоргского на сцене МЕТ. Незадолго до премьеры заболела исполнительница Марфы и приехала певица из Венской Оперы, у нее было мало времени на репетиции. У певицы было красивое меццо, но слова она не только произносила приблизительно, иногда вообще пела случайные звукосочетания. А вот совершенная дикция хора тогда меня, я помню, потрясла. То, что хор абсолютно четко спел: “Батя, батя, выйди к нам”, это меня не удивило. Но вот за сценой проходят староверы, которые идут “на прю”, на диспут со сторонниками никонианского учения. Когда там, за сценой, хор спел “Победихам, перепрехам нканианцев лжеученье”, и я поняла каждое слово! Вот тут я была потрясена. Раньше для работы с хором при постановке русских опер приглашали русского хормейстера, как сейчас поступают - не знаю.
Хор и сегодня в МЕТ превосходный. Что касается певцов из России, которые сегодня поют в МЕТ все чаще, то их дикция оставляет желать много лучшего.
В прошлом сезоне я слушала оперу Сергея Прокофьева “Игрок”, которую исполняли русские артисты. В середине первого акта я включила американский перевод, который в МЕТ можно читать на спинке стула в том ряду, который перед тобой: я не понимала русских певцов, за исключением двоих исполнителей! Я не знаю текст Достоевского наизусть, а мне хотелось понимать, что поют герои.
Я знаю и других русских зрителей, которые признавались смущенно, что тоже включали английский перевод. А ведь артисты пели на родном языке. И пели многие из них так себе...
Но это опять - реплика в сторону. Я хочу всем этим сказать, что постановка русской оперы не так проста на Западе, количество исторических и прочих ошибок в постановках не больше, чем в русских постановках западных опер.
Исполнение русскими певцами зарубежных опер и восприятие этого исполнения русским зрителем тоже не всегда адекватно восприятию западного слушателя. Недавно на гастролях оперы Мариинского театра из Санкт-Петербурга в Лондоне русских исполнителей опер Верди тоже “забубукали” лондонцы, несмотря на то, что за пультом стоял Валерий Гергиев. Все познается в сравнении! Все вышесказанное совершенно не исключает того, что в каждой стране есть певцы, которые одинаково прекрасно справляются с любым языком и с оперой любого стиля. Так, кажется, года два или три назад я слушала в МЕТ “Пиковую даму” Чайковского. Боже мой, как Пласидо Доминго пел Германа! Я не слышала в России ни одного хорошего исполнителя этой партии, о Николае Печковском в мое время уже ходили только легенды (и то - шепотом, поскольку он сидел в лагерях). И вот выпало же мне такое счастье услышать эту партию во всех ее нюансах и великолепии в исполнении латиноамериканского певца!
А в целом в любом театре бывают как хорошие, так и плохие спектакли. Я хочу посоветовать любителям оперы почаще ходить в МЕТ. К сожалению, в оперном искусстве, мне кажется, также наступает некоторый временный спад, как и в других видах искусства, которое никогда не развивается только по восходящей линии. Знаменитые теноры прошлого, Паваротти и Доминго, уже немолоды, немолоды и последние примадонны ХХ века. Все реже дирижирует Ливайн... А репертуар МЕТ - очень интересный и рассчитан на разные вкусы.
Нью-Йорк - оперный город, и сезон в МЕТ длится до конца апреля. Билеты стоят от 18 до 150 долларов, в день спектакля можно купить “стоячие” билеты за 10 долларов, а слышимость в МЕТ везде прекрасная. И поют в МЕТ по-прежнему лучшие голоса, которые есть сегодня в оперном мире.