ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ: НЕ СЧИТАЮ СОЛЖЕНИЦЫНА ВЕЛИКИМ ПИСАТЕЛЕМ

Дотошный читатель подсчитает, какое по счету интервью дает нашей газете писатель Владимир Войнович. На сей раз имелся более чем печальный повод позвонить ему в Москву: совсем недавно умерла жена писателя, мать его троих детей, прекрасная женщина, в незаурядном уме и добром сердце которой я не раз убеждался. Я опускаю начальную (печальную) часть нашего разговора и скрепя сердце перехожу к конструктивной.
- Владимир Николаевич, мы виделись с вами в Москве два года назад, как раз в момент выхода вашей книги «Портрет на фоне мифа, «посвященной» Солженицыну. Возможно, кавычки в данном случае и неуместны: в книге действительно рассказано о том влиянии, которое оказал Солженицын и на вашу жизнь, и на жизнь целого поколения советских людей. Но много в той книге есть и негативного по отношению к Александру Исаевичу. К вам не стали хуже относиться ваши читатели – поклонники Солженицына?
- Противников этой книги было гораздо меньше, чем противников моего романа «Москва 2042». Книги эти очень разные. Хотя были и такие читатели, которые спрашивали: зачем я написал вторую книгу о Солженицыне? А я утверждаю, что первую книгу писал не о нем... Она представляла собой пародию, и не только на него, причем пародию доброжелательную, добродушную. Но Солженицын был узнаваем, поэтому люди возмущались: как я мог так о классике!.. А я писал, повторяю, не о Солженицыне, а о выдуманном персонаже. Но это – обычная история, и люди никак не могут понять, что пародия человека не обижает, а если кажется адресату обидной, то он должен подумать о себе (о своем чувстве юмора. – В.Н.).
- Солженицын, мне кажется, достаточно умный человек, чтобы не обижаться на пародию.
- Он совершенно недостаточно умный человек. Он себя узнал и опубликовал в одном из российских журналов («Новый мир» – В.Н.) ответ мне, который называется «Угодило зернышко промеж двух жерновов». Я, по его мнению, такой-сякой, написал о нем то-то и то-то. Об этом я подробно пишу в «Портрете на фоне мифа». Клевреты Солженицына утверждают, что я написал «Портрет...» из зависти, ненависти и еще из каких-то мелких чувств. А я написал его потому, что Солженицын сыграл огромную роль в сознании многих людей и даже в моем собственном. При появлении первых вещей Солженицына я испытал большой восторг, а потом - огромное разочарование. И сейчас отношусь к его личности более чем критически, то есть с очевидным неуважением.
- Вы читали ставший печально знаменитым двухтомник Солженицына «Двести лет вместе»?
- Когда я писал «Портрет...», первый том этого «исторического» труда Солженицына уже вышел. Мне советовали его прочитать, но я отказался, побоявшись, что это чтение повлияет на мой более ранний замысел. Я прочитал первый том, после того как написал свою книгу. Второй просто проглядел. Книга Солженицына «Двести лет вместе» - длинная, скучная и лживая.
- А какую вещь Солженицына вы прочитали первой, Владимир Николаевич?
- «Один день Ивана Денисовича». Но прочитал я ее много раньше, чем она была опубликована в «Новом мире». Александр Трифонович Твардовский, главный редактор журнала, дал мне почитать доставленную в журнал в одном экземпляре рукопись.
- Не могли бы вы выстроить в ряд книги Александра Исаевича по мере убывания их литературной значимости?
-На первое место я бы поставил, конечно, «Один день Ивана Денисовича», потом, может быть, «В круге первом». Далее – «Матренин двор», «Раковый корпус», а все остальное выкинул бы!
- «Архипелаг «Гулаг» и «Теленка» тоже бы выкинули?
- Нет, конечно, я преувеличил: «Теленка» еще можно читать, хотя эта книга во многом – как вам сказать?- сильно раздражает чудовищной самовлюбленностью автора, манией величия. Но и «Гулаг», и «Теленка» читать, конечно, можно и нужно – с поправками и критикой.
- Ну а «Красное колесо»?
- « Красное колесо» читать невозможно, не могу я читать такие вещи.
- Тогда лобовой вопрос, Владимир Николаевич: считаете ли вы Солженицына великим писателем земли русской?
- В лоб отвечаю: не считаю. Я думаю, что он писатель сильно преувеличенный разными людьми, мной – тоже. Хочу подчеркнуть, что когда-то я был среди ярых защитников Солженицына, защищал его не просто так, как все писатели, а рискуя собственным благополучием: не подписывал какие-то коллективные письма, но написал личное письмо в его защиту, выступал на собраниях, в Союзе писателей и так далее.Обвинение в защите Солженицына было не главным, когда меня попросили убраться из Советского Союза. Не главным, но одним из важных.
- Понятно. Вы в Германии, в Мюнхене, пересеклись с Александром Исаевичем?
- Нет, я пересечься с ним никак не мог, потому что его выслали в 1974-м году, а я уехал туда в 1980-м, когда Солженицына в Мюнхене уже не было: он двинулся сперва в Швейцарию, а потом перебрался в Штаты. В Советском Союзе я не раз встречался с ним, а когда его выслали, был одним из первых, кто пришел к нему на квартиру, чтобы поддержать оставшуюся семью.
- Как Александр Исаевич относится или относился к вам как писателю?
- Если вы помните, в «Теленке» приведено одно из интервью Солженицына, в котором он называет наиболее значительных писателей того времени. Меня он назвал в их числе. Так что, повторяю, у меня личных счетов, как полагают некоторые, с Солженицыным нет.
- Еще раз верну вас в Мюнхен, где вы проводите столько же времени, сколько в Москве. Там ведь и Плисецкая со Щедриным живут...
- Да, иногда мы видимся. Но сказать, что я сильно интересуюсь жизнью русской общины Мюнхена да и вообще Германии, я не могу.
- Над чем вы сейчас работаете, Владимир Николаевич?
- В мае в «Русском музее» в Петербурге открывается выставка моих картин, ее-то я сейчас и готовлю: рисую новые картины, дорисовываю старые, занят какими-то организационными вопросами. Каталог выставки уже готов.
- А в Америку со своей выставкой не хотели бы приехать?
- Конечно, приеду, если найдется человек, который пригласит меня и мою выставку.