Муж Ребекки (продолжение)

На следующее утро Илья проснулся от телефонного звонка. Взглянул на часы – 7.30. В субботу он обычно вставал в восемь. Звонил Сергей, говорил несколько торопливо:
- Извини, что так рано. Подумал – позвоню позднее, а тебя уже ветром сдунет. Надо бы увидеться. Какие планы?
- Сейчас буду бегать. 40 минут.
- Каждый день бегаешь?
- Ага.
- У меня есть классный напарник для тебя. Сил Силыч. Мужик, что надо. Познакомлю.
- Кто такой? [!]
- Собака моя. Боксер. Жизнь у него в общем-то удалась, но по утрам с ним никто не бегает.
- Обсудим.
- Приходи. Приглашаю на завтрак. Рита отпустит?
- Она с утра по каким-то делам к своей тетке едет.
- Ну, я тебя жду. Когда будешь?
- В 10 устроит?
- Заметано.

Когда Сил Силыч с заметной долей пренебрежения обнюхал Илью, не выражая при этом никакого восторга, Сергей засмеялся и сказал:
- Возможно, даже жены нас бы не отличили, но Сил Силыча не провести. Плевать он хотел на наше сходство.
Собака с умилением смотрела на Сергея и не обращала никакого внимания на Илью. - По-моему, в этом будет главная загвоздка.
- Что ты имеешь в виду?
- Потом объясню.
Они пили кофе за большим круглым столом. Сидели в удобных глубоких креслах с высокими спинками. Чашечки, сахарница, молочник были из тончайшего фарфора, старинные серебряные ложечки, два бокала для коньяка на низких ножках. «Надо держать в ладонях, обхватив пальцами, - объяснял Сергей, - тогда хорошо согревается содержимое».
Пили арманьяк.
- Ты знаешь, чем отличается коньяк от арманьяка? – спросил Сергей.
- Конечно, нет.
- Арманьяк то ли севернее, то ли южнее на 40 километров.
Илья засмеялся, потом сказал:
- Кучеряво живешь.
- Ты, Илюха, часто повторяешь: чтобы понять это, и это, и то, надо родиться евреем. Чтобы тебе понять, почему мне нравится пить кофе из таких чашечек и чтобы ложечки были серебряные, надо чтобы в доме твоего детства пользовались за неимением другого только гранеными стаканами и фаянсовыми тарелками с отбитыми краями, а вместо удобного стула, я уж не говорю про кресло, колченогие табуретки. У нас детство было разным.
- Я не хотел тебя обидеть.
- Верю. Но хочу, чтобы ты меня понял. Давным-давно ко всей этой мишуре я интерес потерял. Поиграл и хватит. А обижает меня по-настоящему то, что ты все время даешь мне понять, что я – человек второго сорта или третьего, потому что многое мне не сообразить, так как я не еврей.
- Да при чем тут второй или третий сорт. Этому ты уже у меня научился. Но я действительно думаю – для того, чтобы оценить все унижение, всю несправедливость, которые выпадают на долю еврея, им надо родиться.
- Отлично, - кивнул Сергей. - В связи с этим у меня есть предложение. Только не говори, что я сошел с ума. Давай на год поменяемся жизнями.
- Не понял.
- На год поменяемся жизнями.
- Это как?
- Я, Сергей Васильевич Кузнецов, русский, отправляюсь в эмиграцию, как еврей Илья Наумович Берман. Ты, Илья Наумович Берман, еврей, остаешься в России, как большой русский начальник. - Поправился. - Но может не очень большой.
- Шутка?
- Нет.
- Тогда ты действительно сошел с ума.
- Отнюдь. Тебя жизнь не устраивает. Иначе не эмигрировал бы. Меня тоже не устраивает. Иначе не жаловался бы на замминистра, думу, правительство и президента. И, кроме того, очень хочется понять, что значит быть евреем.
- Ополоумел, - засмеялся Илья.
- А ты так сразу не отказывайся. Что собственно мы потеряем? Ничего. Но каждый приобретет многое – совершенно иной, чем был до этого, жизненный опыт. И чем мы рискуем? Ничем.
Илья сидел молча, внимательно разглядывая носки собственных туфель. Наконец, спросил:
- А жены?
- Ты женат четверть века, и я тоже. Не верю, что испытываешь к жене неземные чувства или невероятную страсть. Чудес не бывает.
- Не хочу быть циником.
- И мне, как не еврею, этого не понять?
- Да перестать, ради Бога.
- Не можешь представить, что я буду обнимать твою Риту? А ты уверен, что, кроме тебя, ее никто никогда не обнимал?
- Я никогда не думал об этом.
- Значит, веришь. Молодец. А ты тоже никого никогда, кроме нее, не обнимал?.. Ну, что ты молчишь. И главное, пойми, ты – это я, а я – это ты. Тут ни о какой измене речи нет. Понимаешь. Я для нее, повторяю, это - ты. А для Лиды ты – это я.
- Я не готов.
- У тебя на когда билеты?
- На субботу. Ровно через три недели.
- Есть время. Думай.
И они молча, без улыбки уставились друг на другу. И молчали… молчали.

Они так никогда и не сказали друг другу: «давай попробуем», или « ни за что», или «я согласен», или «пошутили и хватит». Но начали встречаться каждый вечер у Сергея, и тот во всех деталях рассказывал Илье о своей работе, о своих начальниках и подчиненных. Потом вход пошли фотографии – и портреты, и групповые. На обратной стороне Сергей писал, кто изображен, и давал всем лаконичную, но точную характеристику. Он хорошо знал своих сотрудников – сильные и слабые стороны, кто в делах на что способен, знал все про жен, про детей, про увлечения… Через две недели он вручил Илье две толстенные тетради. Полторы ушли на то, чтобы во всех подробностях, по дням, на целый месяц расписать, что должен делать Илья, сев в кресло начальника главка. Половина второй была посвящена личной жизни: привычки, знакомые и друзья ( их было мало, и информация о них была крайне скудной, и вся сводилось к тому, у кого когда день рождения, «чтобы поздравить, но ходить необязательно»), родственников не было, не считая сына от первого брака, но общение с ним ограничивалось двумя телефонными звонками в течение года – поздравляли друг друга с днем рождения и все. О Лиде было ненамного больше: «Профессия – геолог. Отец – профессор архитектуры, мать из дворян, чем невероятно гордилась всю жизнь. Всегда была просто женой, домохозяйкой. Лида - стоик, не приемлющий роскошь, прямой, открытый человек, абсолютно правдива и требует от всех того же, скупа на эмоции, резковата, умеет доводить все, что задумано, до конца. Отвергает компромиссы. Бывает раздражительна, прямолинейна, ненавидит тусовки. Трудно сходится с людьми. Режет правду-матку в глаза. Флирт презирает. Хороший надежный товарищ, но представить ее любовницей сложно. В одежде, в еде - неприхотлива. В очень хорошей физической форме, практически никогда не болеет. Любит классическую музыку, оперу – в доме множество CD Марии Калас, любимые писатели – Чехов и Лесков. Из слабостей – сластена. Отношения сложные, холодные. В перспективе возможен развод».

На следующей день Илья вручил Сергею свою тетрадь. Одну и не очень толстую. Не удивительно – о работе там ничего не говорилось, только назывались научные темы, в разработках которых Илья принимал участие. Все остальное было посвящено Рите. Довольно подробно о ее родителях – как звали, где родились, где жили, где учились, что нравилось, что отвергалось и даже, где похоронены.

О Рите: «Преподаватель английского языка, переводчик. По-настоящему интеллигентный человек, со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами: когда ей лгут, испытывает чувство стыда, никогда не сможет сказать лгуну – лжец, никогда не скажет вору – вор, не ввязывается ни в какие дрязги, склоки, сплетни, глубоко порядочный человек, не конформист, но никогда не будет навязывать другому свою точку зрения, чрезвычайно щепетильна во всех делах, хороший товарищ, верный друг, но в сложной ситуации может растеряться и принимать ошибочные решения. C людьми сходится легко, но когда в ком-нибудь разочаровывается, невероятно болезненно это переживает. Склона к легкому флирту, но, уверен, не более. Тщеславна, но всегда это отрицает. Прекрасная кулинарка. Любит наряжаться. Не скопидомка, но и не транжира. Любимый писатель – Пруст и читает с удовольствием, сложно в это поверить, женские романы. Любимый композитор – Моцарт. Очень нравятся французские шансонье. Отношения с мужем - ровные, уважительные». Усмехнулся. «Написал, как зав. кадрами». «Не со мной, с мужем». Взгляд со стороны. Но все правда. Надо признать, в чем Серега прав, страсти нет. Да и была ли?»
Прочитали, и каждый подумал примерно одно и то же: «Будет не просто». И каждый знал, что предстоит еще один разговор, но как к нему подступиться - понятия не имели.

Разговор состоялся накануне отъезда Риты с Сергеем в Америку. Была пятница. Сергей не поехал на работу, сказал заместителю министра, что дома будет готовить доклад, с которым предстояло выступать на следующей неделе на коллегии министерства. На самом деле, доклад уже был готов и набран крупно - четырнадцатым размером, чтобы Илье было удобнее читать. Не забыть бы его отдать и кое-что объяснить.
Илья приехал к нему домой в два часа дня с большим пакетом. В нем оказался костюм, только что взятый из химчистки, чистая рубаха, галстук и туфли. После разговора Сергею предстояло все это надеть и отправиться на квартиру Ильи, где состоятся проводы – придут родственники и друзья. Словом, превратиться в Илью.
У Ильи задача на сегодняшней вечер была куда проще – погулять с Сил Силычем, уже привыкшему к нему, поужинать в одиночестве, попытаться заснуть и не думать о том, что в данный момент, ночью, делают Сергей с Ритой. Риту он никогда не ревновал, считал ревность чувством темным и пошлым. Любил друзьям говорить: «Если ревнуешь, выходит, любишь, а надо радоваться, если любимой хорошо, а не скрежетать зубами и не точить ножи».
- Ха-ха-ха! – зло смеялась Аделька, жена его школьного дружка Андрюхи, и шептала ему на ухо: - Просто ты, Илюша, ее не любишь!
Но что взять с дурехи Адельки, у которой вся жизнь состояла из гадания на ромашке: любит-не любит, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет - к черту пошлет. Когда лепестков оставалось мало, Аделька мухлевала и всегда у нее получалось – любит, на худой конец – к сердцу прижмет.
Илья действительно Риту не ревновал, а сейчас вдруг с удивлением обнаружил, что внутри скребет. И возникла спасательная мысль: сказать Сергею – поиграли и хватит. Но понимал, что не скажет. А объясниться было необходимо: поделись, мол, братан, как у тебя все это с Лидой ночью происходит, а я тебе расскажу про себя и Риту. Но чувствовал, что спросить не может, язык не поворачивается.
Сергей водил его по квартире, объяснял, где, что лежит, вручал ключи – от дверей, от письменного стола, отдельно от верхнего ящика, где хранились все документы.
- Мои бумаги... теперь твои, - поправил себя Илья, - у Риты. Она аккуратистка.
- Значит, это кабинет, - вел его по квартире Сергей, – это столовая, гостиная ...
- Да ты что, Сережа? Ведь я все это давно уже знаю.
А тот, не обращая внимания, продолжал:
- Это спальня ...
Еще три шага по коридору, и они остановились перед закрытой дверью, и Илья вдруг понял, что здесь он никогда не бывал.
Сергей толкнул дверь, и они оказались в небольшой комнате с окном во всю стену. Солнце с трудом пробивалось через занавеси, сшитые из тяжелой материи. В комнате громоздились диван, письменный стол с удобным креслом; вдоль всех стен вытягивались стеллажи с книгами.
- Спальня Лиды, - сказал Сергей.
«Вот как он решил начать этот разговор», - подумал Илья и понял, что Сергей теперь ждет его ответной реплики.
- Вы ... что... вместе... не спите?
Сергей засмеялся:
- Не надо столь трагически. Ничего страшного не происходит. У меня своя спальня, у нее – своя. Иногда я ее навещаю.
Илья подумал: «Жаль, что с Ритой у нас одна спальня и одна кровать».
- Сережа, ты меня извини, но, согласись, знать эту сторону жизни – мне о твоей, тебе о моей – надо.
- Не извиняйся. Все верно. Раз в неделю или в две я к ней прихожу.
- Что значит «прихожу»?
- Это, значит, что сплю с ней, тупица, - разозлился неожиданно для себя Сергей.
- Ну, не сердись. У вас что – такой ...регламент?
- Ты нашел нужное слово.
- А Лида к тебе иногда приходит?
Илье показалось, что Сергей как-то изучающе рассматривает его. Сергей подумал: «Может, послать все к чертовой матери?» И вдруг понял, что долгие годы старался не думать о том, что Лида не приходит никогда.
- Нет, - наконец, произнес он. - Очень давно у меня был ...даже не знаю, как это назвать ... роман не роман... Вот - пересыпон. Может, такого слова нет, но смысл тебе понятен. Длилось все это недолго. Лида не столько узнала, сколько догадалась. Как-то вечером, глядя мне прямо в глаза – учти, за ней это водится, спросила: «У тебя отношения с Людмилой Сергеевной?» Именно с «Людмилой Сергеевной», а не с Людкой, хотя знала ее давно - подружка, и формулировочка: «отношения» - ни слова грубости. Вот в этом тоже вся Лида. Помню: мне очень хотелось глаза отвести в сторону, еще лучше – спрятать, но понимал, что, если это сделаю, она уйдет, или самому надо будет уйти. А терять ее не хотелось, ой, как не хотелось. Взгляд выдержал, кое-как отшутился. Не уверен, что поверила... С тех пор начались ее долгие экспедиции, и сама никогда не приходит ко мне в спальню. Ну, что тебя еще интересует? Никаких вывертов в сексе у нас нет.
- А если я вообще никогда к ней не приду?
- Уверен, не скажет ни слова.
- Тяжелый случай.
- Что правда, то правда, но человек она замечательный.
- Понял-понял.
- Не иронизируй. Теперь давай про Риту.
Пауза. Долгая пауза.
- Про Риту, - сказал Илья, глядя в пространство. – Знаешь, у меня все время ощущение вины перед ней. Ну из-за того, что нет детей. Хотя в чем моя вина? До брака с ней я про свои неполноценные хромосомы ничего не знал. Знакомые девушки были не в обиде.
- Девушек много было?
- Были.
- А после женитьбы?
- Случалось.
- Кем-нибудь хоть раз увлекся?
- Нет.
- А если бы до брака узнал, что с Ритой у вас детей не будет, сказал бы ей?
- Да.
- А что бы сделала она?
- Не знаю. Наверное, все равно бы вышла за меня, хотя детей очень любит. Видел не раз, как реагирует на детишек знакомых, какая у нее в этот момент улыбка, какие глаза... И, понимаешь, когда у мужчины есть чувство вины перед женщиной, впрочем, может я не прав, я конкретно о себе, будешь с ней, особенно с таким человеком, как Рита, невероятно щепетильным. Стараешься себя ей не навязывать. Понимаешь?.. У нее своей спальни нет, но по большому счету, получается, что есть.
Вот и поговорили.
Расставаясь, Сергей передал Илье папку с докладом, переоделся. Сказал:
- Костюмчик, в котором пришел, тоже скидывай. И рубашку, и туфли. Нам, эмигрантам, в хозяйстве все сгодится. Кроме того, Рита поинтересуется, у кого я свои шмотки на память оставил.
- У меня два ненадеванных костюма есть.
- Молодец. И ценю, что принес из чистки. Ты тоже голым ходить не будешь – все есть. Пожалуй, возьму только один галстук – любимый, на счастье.
- Нельзя, - сказал Илья. – Рита увидит, начнутся расспросы.
- А что, я не мог его просто купить?
- Накануне отъезда в эмиграцию галстуками не интересуются. И, кроме того, за всю жизнь с Ритой галстук себе я не покупал. Всегда она.
- Понял, Штирлиц. Ну, присядем на дорогу.
Сели, молчали, разглядывали друг друга, улыбнулись, рывком поднялись из кресел, обнялись и замерли на мгновение.
Последнее, что сказал Сергей Илье, не имело никакого отношения ни к Лиде, ни к Рите:
- Остерегайся Мелешкина – редчайшая паскуда и стукач.

Уже через час Сергей сидел рядом с Ритой во главе ломившегося от яств и выпивки стола и принимал участие одновременно в нескольких разговорах. Говорили все разом, громко, напористо, перебивая друг друга. И почти все давали советы, хотя никто из них никогда не бывал в Америке, а для большинства заграница ограничилась Болгарией. Особенно неистовал весьма пожилой человек, лысоватый, маленького роста, курносый, с тоненькой ниточкой усов. Зиновий Михалыч. Сергей его узнал – Илья показывал его фотографию и рассказывал о нем что-то смешное. Предстояло вспомнить, что именно... Зиновий Михалыч, которого родственники и друзья называли Зиной, Зинкой и Зинухой, хотя он не имел никакого отношения к сексуальным меньшинствам, был знаменит тем, что всем, знакомым и незнакомым, давал советы. Хирурга он учил, как правильно держать скальпель, художника – как разводить краски, закройщика – как кроить, слесаря – как слесарить, и если бы в их компании появился американец, он бы учил его правильно произносить: hello, table, Sunday, how do you do и I love you. Он бы, конечно, учил правильно произносить и другие слова и выражения, но он просто ничего больше по-английски не знал.
- Илюша, - надсаживался он, перекрикивая всех остальных, - помни, главное – это жилье. Не забывай, что Нью-Йорк – это остров. И Манхэттен, и Бруклин, и Бронкс.
- Ты уверен? – спросил Сергей.
- Абсолютно. И надо сразу же купить дом. Когда снимаешь, то это просто выброшенные на ветер деньги. Это я тебе, как специалист, говорю.
Сергей засмеялся:
- Как пел Высоцкий: «Где деньги, Зин?» И, кстати, связи не вижу между жильем и тем, что Нью-Йорк – остров. С островами, Зинуха, ты нахомутал. Бронкс – не остров.
- Откуда знаешь?
Нужно было бы ответить: «От верблюда». Очевидно, что не стоит рассказывать, что он, Сергей, уже дважды в Соединенных Штатах побывал. В командировках. Но об этом надо забыть, потому что ты – не Сергей, а Илья.
- Прочитал, - сказал он Зиновию Михайловичу.
- Все врут календари, - демонстрировал Зинуха знания классики.
Весьма пышная дама напоминала, что надо передать Бэллочке письмо; предстояло созвониться с огромным количеством знакомых в Америке и каждому что-то сказать, что-то пожелать, что-то предложить, о чем-то попросить. Рита улыбалась и говорила, что у нее все в деталях расписано и ошибки быть не может. И Сергей понимал, что все так и есть.
Он ерзал на стуле – все норовил разглядеть Риту. Не удавалось. За столом было невероятно тесно. Они сидели рядом, прижатыми гостями друг к другу. Он видел ее руки – тонкие запястья, длинные пальцы. На правой руке обручальное кольцо. Других украшений не было. Подумал: «Может, и есть, вывезти ведь ничего не дают. А, впрочем, ничего толком про это не знаю». В этот момент Рита нагнулась и перед его глазами оказалась розовая мочка ее уха. Он увидел: ухо было не проколото. О чем это говорит? Да ровным счетом ни о чем. Может, клипсы носит. И вдруг он почувствовал, как ее рука дотронулась до его ладони и в мгновение переплела их пальцы. Рита повернулась к нему, и он увидел ее близко-близко и прежде всего понял, что она совсем не похожа на свои снимки. Больше всего поражали глаза – зеленовато-карие, бархатистые. И разрез глаз был совершенно необычен – длинные, сужающиеся к вискам. Рита коснулась губами его щеки, и он ощутил их мягкость и теплоту..
Илюша, - тихо проговорила она с необыкновенной нежностью, - вот увидишь, все будет хорошо. Не волнуйся. – Ему казалось, что рядом позванивают серебряные колокольчики. Он хотел сказать: «Да я и не думаю волноваться». Но промолчал и признался себе в том, что никто и никогда не называл его по имени так ласково.

(Продолжение следует)