НЕ НАДО БОЯТЬСЯ КЛОУНАДЫ, ДАЖЕ, КОГДА В РОЛИ КЛОУНА - ТЫ САМА

Лицом к лицу
№35 (383)


Встретиться с Диной Рубиной в Москве было для меня полной неожиданностью. В Израиле, где она живет, я не бывал, а вот в Америку она приезжает довольно часто. Тем интересней было «обменяться ударами на нейтральном ринге».
- Дина, вы - русская писательница, живущая за рубежом (с поправкой, правда, на три последних года вашей работы в Москве по линии «Сохнута»). Известность пришла к вам до эмиграции, но в Израиле она окрепла, вы стали, я бы сказал, знаменитой писательницей. Талант - лишь основание для успеха. Что еще сыграло роль?
- Мое идиотическое житейское бесстрашие и способность любоваться всеми фортелями, какие проделывает со мной судьба. Привычка писателя-эксцентрика: всегда ставить себя вне ситуации, всегда быть зрителем, даже если ты - главное действующее лицо, и даже если тебе в данный момент это самое лицо лупцуют с обеих сторон, и кровь и сопли застят, так сказать, полноценный обзор. . . В жизни никогда не надо бояться клоунады, даже трагической, даже, когда в роли клоуна - ты сама. И надо все воплощать в литературу, все - в дело, не гнушаться никаким строительным материалом, вот как художник-модернист включает в картину осколки стекла, куски материи, птичий помет... Кроме того, вы сказали - «эмиграция»... Но ведь я уехала не в Германию, не в Америку, а в Израиль, а это несколько иное чувство. Там все же вас не оставляет ощущение причастности - если вы, конечно, человек чувствующий и хоть немного что-то разыскавший об истории своего рода, - к некоему мощному ветвистому древу, пусть с весьма экзотическими плодами, но все же корневищем связанному с тобой, твоей семьей, подземно, таинственно и глубоко. Так что, угодив в эту гущу знакомых и незнакомых, но колоритнейших типажей, я просто, вместо того, чтобы пестовать ностальгию, заставила себя вглядеться в кипучую жизнь вокруг. Ведь, когда тебя крутит карусель, главное - что? Главное не бояться и крепче держаться за что-то устойчивое. Тогда тебя ни за что не выбросит из круга, в крайнем случае - блеванешь за борт.
Ну вот, а поскольку моя проза - всегда итог и производное жизни, я соответственно изменилась как писатель, и как человек - стилистически, душевно, мировоззренчески...И эта проза удивительным образом оказалась интересной не только тем, кто испытал опыт «перемещенного лица», но и российским читателям, ведь до известной степени вся Россия за последние полтора десятка лет стала «перемещенным лицом».
- Оказало ли на вас влияние творчество и личность Игоря Губермана?
- Мы познакомились и подружились с Игорем Мироновичем уже в Израиле, я была сложившимся писателем, автором многих книг, он - давно уже знаменит и любим повсюду, так что о влиянии на творчество говорить вряд ли стоит, да мы и работаем в очень разных плоскостях, но личность этого человека, его верность в дружбе, достоинство и замечательный искрометный ум очень мне дороги. Я, конечно, люблю многие, уже легендарные, стихи Губермана, писала о них, но, знаете, когда дружба насчитывает более десятка лет, самого известного, самого талантливого человека начинаешь любить и ценить не за то, что он творит, а за то, что он есть, и дай ему Бог здоровья быть еще много лет, и как говорит он сам - «выпивать и закусывать с друзьями». Со мною, например. Перед тем, как мы с семьей уехали на три года в Россию, мы устроили дома небольшую «отвальную». Губерман позвонил утром этого дня, сказал: - Ты поставила уже плов на плиту? Смотри, не плачь над ним, а то пересолишь... А вечером, наблюдая за мной, сказал: - Ну, что ты волнуешься, как гимназистка, впервые продавшаяся в портовый бордель? Не волнуйся, начнешь работать и увидишь, что все не так страшно, что среди клиентов и симпатичные попадаются...
- Есть ли другие серьезные писатели - эмигранты в Израиле, пишущие по-русски?
- Да что вы - русский литературный Израиль - очень мощная колония! В Израиле живут несколько очень известных писателей: Алексин, Канович, Мерас; несколько первоклассных поэтов, замечательные литературоведы и эссеисты, среди которых и лауреаты Букеровской премии...- я просто сейчас не возьмусь перечислять, обязательно кого-то забуду, потом стану себя клясть...За год в Израиле выходит на русском языке уйма альманахов, три толстых литературных журнала и несколько потоньше, чертова пропасть газет и сотни, сотни книг...
- В Израиль часто приезжают писатели из метрополии. Происходит ли взаимообогащение, взаимовлияние писателей, или для приезжих это чаще всего просто путешествие?
- Для приезжих это чаще всего - чес, и я буду последней, кто кинет в моих коллег камень. Сама разъезжаю с котомкой по странам, и сама ни черта не вижу сквозь пелену лиц, вращения городов вокруг меня, книг и читателей... Правда, при этом никогда не стану высказываться на счет страны, увиденной мельком, наскоком. Причем, наскоком я считаю даже и длительное, скажем, в несколько недель, проживание, ибо для постижения страны и ее жителей необходимо куда более глубинное проникновение в нее, и временное, и пространственное и душевное. По этому поводу меня удивило и даже оскорбило недавнее интервью Виктории Токаревой, данное «Вечерней Москве». На вопрос - бывали ли вы в Израиле, Виктория Самойловна отвечает - «всегда», когда туда приезжаю, прихожу в полное отчаяние. Это какая-то жаркая страна, где нет ни культуры, ни архитектуры, ничего; где главное для местного народонаселения - это пожрать и потрахаться.
Как израильтянка с приличным стажем могу отметить, что в моей стране действительно летом жарковато, - не так, как в Европе, и болота у нас не горят, поскольку все высушены в начале прошлого века, - но все же.... Что не испорченные алкоголем израильские мужчины, по общему мнению, действительно прекрасные любовники, что израильская кухня действительно необычайно вкусна. Что же касается архитектуры, то «сталинского барокко» в Израиле и вправду нет совсем, но вот ЮНЕСКО недавно включила Тель -Авив в свой список объектов, обладающих уникальной исторической и культурной ценностью, как, цитирую, пример «исключительно важного синтеза различных течений модернизма в архитектуре и градостроительстве первой половины 20 в... и выдающийся образец нового градостроения». И все это не говоря уже об Иерусалиме, на само имя которого отзывается сердце любого действительно культурного человека. Но для этого надо много знать и читать о стране, в которую приезжаешь, какой бы жаркой она ни была. Надо действительно понимать что-то в архитектуре. Впрочем, как писал Джозеф Хеллер - «это безотказный трюк - гордиться тем, чего надо бы стыдиться. На этом еще никто не споткнулся».
- На каком русском языке говорят наши эмигранты в Израиле и на каком вы пишете? Отличается ли язык метрополии от израильского русского?
- Знаете, пространство ныне так просвечено, так «проинтернечено», так пронизано теле и радио-волнами, что говорить о каком-то особом русском языке в диаспорах не приходится. Оговорюсь: это если мы говорим о пишущих людях, которые заботятся о своем инструменте - русском языке. Что же касается остальной публики, то в ее обиходную речь проникают, конечно, слова местного языка. И, кстати, гибкий и приимчивый русский язык отлично абсорбирует их, приспосабливает для своих нужд, гнет в ту сторону, какую требуется. Для писательского уха это настоящее пиршество. Не так давно я услышала в иерусалимской толпе: - Ну, и он его отметапелил, как сидорову козу. Поясняю: слово «метапель» можно перевести как «ухаживаю» (за больным, стариком или ребенком). А как существительное, это можно перевести «сиделка» (в мужском роде).
- Вы выступали с чтением своих произведений едва ли не во всех странах, где живут «русские». Есть ли разница в восприятии (понимании) материала, реакции зала и т. п.
Скажем, так: люди живее реагируют на те темы, которые как-то касаются их, хотя в разных странах всегда есть определенная часть публики, интересующаяся «дальними берегами». Вообще, должна с благодарностью отметить чуткость, умение слушать и прекрасное чувство юмора «русской» аудитории в самых разных странах, а уж я поездила достаточно. Все же «бывший наш народ» скроен по особой мерке, выпестован годами советского умения читать между строк, слышать между слов и догадываться о том, чего автор вовсе не имел в виду. За что им огромное спасибо!
- Отдельно хотелось бы поговорить об Америке, поскольку там - самая многочисленная русская диаспора и там жили Бродский, Довлатов, только что оттуда уехал Аксенов. К нему можно добавить слава Богу живущих Вайля и Гениса. Что вы можете сказать о русской литературе в Америке, о ее специфике, положительных и отрицательных отличиях ее от эмигрантской европейской литературы?
- Сразу оговорюсь: не хотелось бы коротко, бегом - а в интервью не получается иначе - выражать свое высокое мнение о том или ином писателе, или «положительных и отрицательных отличиях». Кроме того, писатель - всегда одинокое существо, говорящее одиноким голосом в огромном мире; и отвечает он только за себя. Скажу только об одном отличие, которое мне стало заметно после многих посещений Америки и Европы. Эмигрант в Америке все же - за редчайшим исключением - относится с благодарностью к приютившей его стране, с уважением к ее истории, легче приживается, а отсюда - и более пристальный, более доброжелательный взгляд на ее обитателей, вообще, на жизнь во всех ее проявлениях. Европа вообще гораздо холоднее, отчужденнее; страны ее мононациональны и психологически и культурно, - какой бы либеральной ни была эмиграционная политика данного правительства и какие бы меньшинства не проживали в разных кварталах ее городов. Мне кажется, - о, мне хотелось бы быть осторожной в любом утверждении, особенно в таких тонких вопросах! - что эмигрант в Европе чувствует себя более чужеватым обществу, чем в Америке. И уж конечно, добавлю - чем в Израиле.
-Можно ли в принципе ожидать появление таланта уровня Набокова в русской эмигрантской литературе?
- Набоков - не талант, он - гений. Таких величин на век выпадает три-четыре, ну, пять... А талантов в любой литературе, и эмигрантской тоже, много. И - положа руку на сердце! - что сегодня вы называете эмигрантской литературой? Вот я прожила в Израиле 10 лет, потом проработала в России три года, сейчас возвращаюсь назад в Израиль и сразу умчусь в какой-нибудь Франкфурт по делам, и кружусь по миру, как юла. Давайте, наконец, покончим с литературной эмиграцией. Свободный литератор творит в данный момент там, где ему больше нравится. На те темы, которые его в данный момент интересуют. Гоголь, Достоевский, Некрасов, Тургенев - все эти русские писатели годами жили заграницей, и никому из литературоведов и историков литературы не придет в голову называть написанные ими в эти годы произведения «эмигрантской литературой». Так что, давайте ожидать просто талантов, пишущих на русском языке, который весьма хорош и удобен в работе - по руке, по гортани, по току мысли...
- А вообще - может, прошло время литературы и всеобщая компьютеризация похоронит Большого Писателя и, соответственно, Большого Читателя?
- Нет, вот в это я не верю. Человечество любит, когда ему рассказывают истории. Конечно, определенная часть публики от книг сегодня «отпала» в сторону телевидения (проклятого, надо сказать, изобретения), но компьютер - это не более как усовершенствованный способ писать и, следовательно, читать тоже. Когда-то были клинописные таблички, потом папирусы, затем манускрипты...сейчас это компьютеры. Но Большой, как вы верно выразились, Читатель никогда не выпустит из рук книгу, ибо общение с ней происходит не только на информативном, интеллектуальном, духовном, - но и на тактильном и визуальном уровнях. Мы пока еще обладаем пятью чувствами, и - повторяю - всегда, всегда хотим услышать новую историю!


Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir