АХ, ВОЙНА, ЧТО Ж ТЫ, ПОДЛАЯ, СДЕЛАЛА...

Парадоксы Владимира Соловьева
№33 (381)

В эти дни, когда Америка чуть ли не каждый день теряет в Ираке своих солдат, я вспоминаю о главном в мире специалисте по войнам Поле Фусселле. И вот что любопытно. Если книга Пола Фусселла о Первой мировой войне была восторженно принята критикой, получила престижные литературные премии и стала своего рода классикой, то его же через пару лет изданная книга о Второй мировой войне вызвала не просто споры, но была встречена в штыки определенной частью американского политического и литературного истеблишмента. Конечно, нашлись у нее и защитники - как ни странно, среди ветеранов Второй мировой войны, хотя критики ссылались именно на солдат, живых и мертвых, по отношению к подвигу которых книга звучит будто бы кощунственно. Схожие упреки были брошены когда-то Джозефу Хеллеру за его роман «Уловка-22» и Курту Воннегуту за его «Боиню №5», хотя сейчас обе эти книги в ряду самых лучших о Второй мировой войне. Пол Фусселл не прозаик, а военный историк, но несомненно влияние на него «последовательного пессимиста» Воннегута и не менее последовательного абсурдиста Хеллера, если только в абсурде есть последовательность.
Фусселл и не скрывает этого. Более того, один из главных источников обеих его книг о Первой и Второй мировых войнах - именно литература. И не только классические романы Ремарка, Хемингуэя, Дос Пассоса, Воннегута и Хеллера, но и менее известные либо безвестные воспоминания и дневники и даже солдатский фольклор. Да и романы и стихи о войне он воспринимает и цитирует не как художественные произведения, но как документальный материал. Его цель - показать изнанку войны, кровавую, нелепую, бессмысленную - и абсурдную. Нечто совершенно противоположное не только официальным версиям, но и голливудским и телевизионным мелодрамам. Совместно они как бы составляют военную мифологию, которую Фусселл почел за свой долг историка не просто разоблачить, но взорвать изнутри, а это можно сделать только с помощью прямых свидетельств участников обеих войн независимо от того, выражены ли они в дневнике, лирическом стихотворении либо романе.
Любопытно вот что: критики, которые признали за Фусселлом право ссылаться на «Прощай, оружие» и «На западном фронте без перемен» как на исторические документы, отрицают аналогичные ссылки в его следующей книге на «Бойню №5» и «Уловку-22». Вообще, основная претензия к Фусселлу - что, исследуя две разные войны, он применил один и тот же метод. А именно: солдатскую, окопную правду противопоставил бравурным легендам. И еще: если ветераны-солдаты поддержали его книгу о Второй мировой войне, то ветераны-генералы, наоборот, осудили ее. Опровергая общую концепциию книги, никто, однако, не подверг сомнению приводимых в ней фактов.
А факты и в самом деле чудовищные - от бомбежки союзниками собственной
пехоты до лошадей, мобилизованных, чтобы отразить атаку немецких танков, от американских воки-токи, которые были рассчитаны на абсолютно равнинную местность, а потому оказались совершенно бесполезными, до жестокой и в военном отношении бессмысленной бомбежки Дрездена, той самой «бойни №5», которую описал Курт Воннегут.
«Если в начале войны нас еще мучила совесть в связи с бомбардировкой гражданских объектов, то к ее концу мы уже привыкли к собственному варварству и сбрасывали бомбы на невинные жертвы, веселясь и наслаждаясь. Война превратилась в игру», - делает отнюдь не веселое заключение Пол Фусселл.
Союзное командование проявило безжалостность не только к мирному населению Германии, но и к собственным солдатам, яркий пример чему пробная репетиция будущей высадки в Нормандии: учебная операция была так плохо подготовлена, что обошлась в 700 убитых. Эта кровавая и унизительная промашка была известна каждому солдату союзнических войск, но впоследствии предана забвению в интересах увековечивания военной мифологии, чтобы не запятнать высокой морали крестового похода против нацизма. Несомненно, заслуга Фусселла, что он обратил внимание на этот канувший в Лету факт, но прав ли он, рассматривая его в качестве своего рода парадигмы всей Второй мировой войны?
Горькая ирония, с которой Фусселл написал о Первой мировой войне, никаких возражений ни у кого не вызвала, так как многие историки до него поставили под сомнение цели той давней войны. Иное дело - Вторая мировая, которая велась ради спасения цивилизации и человечества от самого большого зла, которое им когда-либо угрожало. Не то чтобы автор не находит оправдания для Второй мировой войны - это упрек не вполне справедлив и опирается всего лишь на одно и в самом деле неосторожное высказывание Фусселла об отсутствии какого-либо человеческого смысла в этой войне. Фусселл давно уже жалеет oб этой фразе, открещивается от нее, полагая ее опрометчивой, сказанной в полемическом запале. Однако двойственность, колеблемость, неопределенность авторской позиции остается - он и в самом деле в недоумении перед ужасом войны, какие бы благие цели она ни преследовала. В этом он следует не только литературной традиции XX столетия, но также английской иронической традиции ХVIII века - Свифту, Сэмюэлу Джонсону и Эдуарду Гиббону.
В недоумении остались и многие читатели Пола Фусселла. Хотя за одну только первую неделю разошлось 35 тысяч ее экземпляров, это означает интерес к книге, но не согласие с ней. «Что вы хотите сказать? - пишут читатели автору. - Что было бы лучше, если бы Гитлер выиграл войну? Что лучше было бы ее не затевать вовсе? Или вы полагаете, что войну можно вести без пропаганды?»
В самом деле, существовала ли хоть какая-нибудь альтернатива Второй мировой войне?
Вот почему парадоксальную и ироничную книгу Фусселла следует считать существенной поправкой к той истории войны, которая существовала прежде в многочисленных вариантах - коррективом, а не заменой. Глупость, фальсификации, фатальные ошибки, некомпетентность, общее безумие и абсурд — все это было, но было все-таки не только это. Без книги Фусселла уже трудно судить о Второй мировой войне, но судить о ней только по этой книге тоже нельзя. Недаром автор в последовавших за выходом своего «провокационного» сочинения интервью не то чтобы отмежевался от самых вызывающих своих заявлений, но как бы сбалансировал их признанием общеизвестных истин:
«Война была необходимой, но одновременно ужасной,- сказал он постскриптум. - Война была необходимостью и справедливостью, и в то жевремя она велась в таком идеологическом вакууме, что оставила за собой моральные и интеллектуальные руины. Я писал не только военную историю, но также политическую и моральную, а потому опирался на послевоенные романы и солдатский фольклор. Последний, с его сквернословием и цинизмом, и был реакцией на остро ощущаемую солдатами нехватку идеологических стимулов, которые не может заменить пропаганда. И то, что книга пришлась по душе ветеранам, говорит о том, что они-то как раз знали истину, но не решались ею ни с кем поделиться».
А вот как отвечает Фусселл на обвинения в иконоборчестве и элитизме:
«Я против представления о войне в жанре Диснейленда. Против мифов, которые препятствуют общественной зрелости. Против оболванивания и инфантилизма. Да, я элитист, но я хочу, чтобы все в моей стране были элитистами, а не профанами».
Споры спорами, но книга Пола Фусселла «Военное время. Понимание и поведение во Второй мировой войне» приобрела неожиданную актуальность во время войны в Ираке, которой конца не видно. Недаром «Нью-Йорк Таймс» включила ее в свой, по случаю этой войны, рекомендательный список.


Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir