Мы сидели подняв воротники курток, на дяде Мише была ондатровая шапка, какие носят в Одессе при северо-восточном январском ветре, и перчатки. Кроме нас, в парке находилась только одна пара, двигая на каменном столике шахматные фигурки; мы на шахматистов с любопытством время от времени поглядывали.
- Если бы еще пошел снег, - проронил старик, - а они бы остались доигрывать, на них можно было бы продавать билеты, как на белых медведей. Такие морозоустойчивые! А вы всё посмеиваетесь над парком Кольберта.
- Что вы, дядя Миша, разве я когда-то посмеивался?
- Ну тогда это мой сын посмеивается.[!]
Я знал, что дядя Миша начинает раскручивать свою тему издалека, и всегда был настороже, чтобы невпопадным словом или невниманием не спугнуть набегающий рассказ. Вот и сейчас я понял, что мой собеседник подыскивает разгонное словечко, и навострил уши.
- Посмеивается... - повторил он. - Знаете, как он его называет? И нас заодно?
- ? - Я был само внимание.
- КПК! То есть Клуб Парка Кольберта. А нас - его членами. Вам, он говорит, не хватает только визитных карточек, как богатым англичанам и американцам, и фраков одного покроя. И швейцара у входа, а все остальное у вас есть: традиции, обособленность, недоверие к новичкам...
И все равно я заподозрил, что это не начало темы, и задал вроде бы невинный вопрос:
- А вы что думаете о КПК?
Дядя Миша проницательно на меня посмотрел.
- Вам в самом деле интересно? Тогда я поделюсь...
ЩИТ
- Вот я слышу то тут, то там: ниша, ниша, ниша... У одного - ниша, у троих - ниша, у целой компании... Что значит? Я знаю: раньше ниша - это было углубление в стене для фигурки святого. А что имеют в виду сегодня, когда произносят это слово?
Я спрашиваю у сына. Он говорит, что в общем-то это, как и прежде, укрытие, но уже не для святых. Место, уточняет, где уединяются или прячутся ради своих узких интересов некие единоверцы. И вот тут-то и проходится по нашему адресу: КПК, фраки и швейцар, который не пропустит в клуб постороннего. И, конечно, спрашивает: «Зачем тебе это нужно, папа?». «Для общего развития», - отвечаю. Он кивает и больше не произносит ни слова. Он меня знает.
Хорошо. Все же укрытие. Так-так. От чего укрытие? Уже ясно, что не от дождя, как это было двести лет назад.
Я неожиданно вспоминаю одного из наших. «Одноклубника». Как его ни встретишь, он только об одном: «Нет, ну как вам нравится этот Щаранский? Знаете, я его в последнее время разлюбил! Вы, конечно, запомнили, что он сказал в прошлый четверг? То-то и то-то...».
Я хочу его немного переключить и спрашиваю о здоровье. Это самый верный способ переключить. Но он и здесь отмахивается: «Какое здоровье! При чем тут здоровье, когда Щаранский отчубучил черт-те что!»
Я тогда стараюсь думать мудро, как принято у некоторых. «Счастливый человек, - думаю я покорно, - у него есть Щаранский. Ему есть чем закрыться от невзгод. Уж лучше Щаранский, - продолжаю я думать так, как мне советуют, чем больные почки. И все остальное. Мне бы так»...
Интересно, думаю я (как я, на этот раз, а не как «некоторые»), а у меня есть чем закрываться от невзгод? И от всего остального? Но этот вопрос я оставляю на потом и продолжаю вспоминать. Мне стало легче вспоминать, когда я услыхал объяснение слова «ниша».
ЯЩИК
- Мой внук, если нагрубит бабушке, а она хочет рассказать ему, как это нехорошо, хватается за книгу или поскорей включает телевизор. Сразу становится понятно, почему телевизор прозвали ящиком. Это не только мой внук - мы все в нем запираемся, когда нажимаем на красную кнопку. Телик на нас наезжает и прячет в себе, мы в нем захлопываемся. И это не актеры в нем, это я сам сижу в ящике разинув рот. Раз - и у меня нет никаких забот, кроме актерских....
Дядя Миша наверняка раскручивал какой-то свой клубок.
ПОДСОЛНУХИ
- В дождливую погоду сосед по этажу, - раскручивал клубок мой собеседник, - тоже «одноклубник», пригласил меня на чашку чая. Я вышел зачем-то из квартиры - он вышел... Сели на кухне. Какой чай в дождь?! Выпили «по единой» водки, ведем беседу: о том о сем - ни о чем. Я бы ему о своем - да ему, вижу, будет неинтересно. Он бы мне о своем - да мне, чувствует, будет непонятно. Еще говорим, а глаза уже бродят то по клеенке, то по стенам.
- Вот...
- Да...
- Кха-кха!
- Такие, значит, дела...
И тут мой сосед останавливает взгляд на цветной фотографии на стене, как раз над столом. По-американски большой, как картина. На ней - поле подсолнухов. Желтое поле - и все смотрят в одну сторону. Он кивает на картину. Я встаю, гляжу.
- Вот, - говорит, - Миша, какая у меня там была аудитория!
Я думаю, что он был агрономом... но потом догадываюсь:
- Лекции читали?
- Нет, - отвечает мой «одноклубник», - я речи произносил. И все-все, как эти подсолнухи, меня слушали...
И вздохнул. И налил еще по одной рюмке, хотя вторая нам уже была «не показана».
РАДИ ЧЕГО?
- Мой доминошный напарник затащил меня как-то на лекцию каббалиста. О смысле, пообещал, жизни. Надо же, говорит, знать, для чего мы ее прожили.
Ну, сидим, слушаем. Оказывается, цель жизни - наслаждение. Так... Наслаждение - в совершенстве. Тоже неплохо. «Постижение Высшего Света». Почему нет? О земле забудьте: это уровень животных. Что значит? «Все, что человек, изучая Каббалу, узнает о себе и мире, узнает только он сам, в себе. От окружающих его ощущения и знания скрыты».
«Хорошенькое дело, - думаю я про себя, - кому нужен такой человек? Только себе? Сомнительное счастье... Человек, - думаю я дальше, - если он знает, что чем-то общим ценен, должен обязательно делиться с другими. В этом наслаждение и смысл...».
Делиться чем?
Я как-то вышел летом здесь уже, в Нью-Йорке, на улицу после дождя. Иду: чисто, свежо, можно дыхать.
Навстречу женщина, незнакомая. Смотрит вверх, улыбается. Потом увидела меня и говорит, так же улыбаясь:
- The Rainbow.
Я глянул - и остановился: раскинулась над огромным Нью-Йорком семицветная дуга, кто ее в тот день видел, тот не забудет.
Женщина со мной поделилась. Радостью. Радугой.
А как иначе?
ОТДУШИНА
- У каждого таксиста, car service, в Бруклине в салоне своя музыка. Настолько своя... Меня везли от врача, вечером уже, домой, по звукам я угадал азербайджанскую. Но все равно спросил:
- Азербайджан?
Водитель поправил меня почти сердито:
- Баку!
И сразу, будто его прорвало, стал говорить о Баку так, как если бы это я рассказывал об Одессе. Баку он покинул три года назад «ради детей» - самая понятная причина. Его предки поселились в этом прикаспийском крае тысячу лет назад, но что делать, «если так сложилось». До жути хочется съездить на родину: «поверите, весь первый год проплакал, и сейчас, как вспомню, слеза прошибает»...
Поездка наша была короткой - одна песня закончилась, началась другая, тоже азербайджанская. Вот светится мой дом, кар остановился у подъезда. Я сказал спасибо бакинцу (он мне рассказал про меня), начал вылезать из машины. Он тут же включил музыку погромче. И отъехал...
Старик помолчал. Покивал чему-то...
- А вот скажите, - обратился он прямо ко мне, - разве песня на минуточку - не крыша? Не стены?..
-Дядя Миша, - спросил я его осторожно минуты через две, - а ваша рыбалка - она случайно не щит? Не ниша?
- Что вы говорите! - воскликнул на этот раз старик, и я узнал неунывающего моего одессита. - Как может рыбалка быть какой-то нишей, если я забрасываю удочку в Атлантический океан!
Комментарии (Всего: 1)