Пророчество Зигмунда Фрейда

160-летию со дня рождения отца психоанализа посвящается

 

Ян ЗАРЕЦКИЙ

 

Он сидел в кресле, опершись на один из подлокотников. Молодой, но с явными амбициями. Они прямо читались на этом лице с не по возрасту задумчивыми глазами.

— Значит вы — студент-медик? — спросил художник, внимательно присматриваясь к «натуре», чтобы подать ее в наиболее выигрышном ракурсе. Каком именно — он еще не решил.

— Да, — кивнул тот, — в Венском университете. Пауль сказал, что вы тоже учитесь?

— Постигаю премудрости живописи, — улыбнулся тот. — Надеюсь, что моя фамилия когда-нибудь станет известной.

— Похвальное качество, господин Верлах, — одобрил натурщик. — Я тоже рассчитываю на некоторую популярность, но до нее довольно длинный путь. Куда дольше, чем бы мне этого хотелось.

— Превратности судьбы, — усмехнулся художник. — Одним многое дается при рождении, другие вынуждены добиваться того же своим тяжелым трудом. Как там говорится: десять процентов вдохновения, остальные девяносто — каторжная работа.

— Близко к истине, — кивнул студент-медик.

— Вас зовут Зигмунд...

— Зигмунд Фрейд, — торопливо, словно боясь, что вопрос будет тотчас же забыт, произнес натурщик. Видно, одно упоминание его полного имени приносило юноше удовольствие.

 

Художник, подметив это, улыбнулся краешками губ, но все еще продолжал искать мучивший его образ. Хотелось, чтобы портрет получился выразительным, чтобы зритель, пришедший на просмотр картин в галерею, обратил на него внимание, но для этого требовалась особая сила, которую Верлах в себе еще не чувствовал. И когда же она появится, в конце концов, ведь он уже не первый год серьезно занимается живописью?!

 

— Вас что-то тревожит? — спросил Фрейд.

— Муки созидания, — вздохнул художник. — Ведь, казалось бы, так просто найти лучшее, что есть в каждом из нас, и выразить эту гамму чувств на полотне. Но разум диктует одно, глаза видят совсем иное, а сердце подсказывает третье. И кто из них прав — попробуй, разберись.

— Никто, — ответил Зигмунд. — Надо полагаться на наитие. Именно оно выведет вас на истинный путь.

— А если его нет?

— Должно быть, или же вы просто еще не развили его. Понаблюдайте за происходящим вокруг, и у вас выработается это занимательное свойство. Внимательное наблюдение — ключ ко многим нашим вопросам. К примеру, вас мучит в последнее время бессонница, не так ли?

— Вы заметили круги под глазами? — кивнул художник. — Браво, довольно точное замечание. Я уже несколько ночей не могу нормально выспаться.

— И в чем причина?

— Ну...

— Говорите, говорите, я все-таки медик, пусть и студент, а стало быть, будущий врач, и иногда могу дать неплохой совет даже в той области, где еще не чувствую себя специалистом.

— Что ж, попробую... Все дело во сне. Меня преследует один и тот же сон, а когда я просыпаюсь (обычно это происходит в холодном поту), то потом, несмотря на все усилия, уже не способен уснуть снова.

— Сны иной раз предстают в роли наших невысказанных желаний или незавершенных дел, — заметил Фрейд, — хотя есть много и других примеров. Но если один и тот же сон повторяется несколько раз, то следует над ним поломать голову: а не несет ли он в себе определенную истину, которую мы не способны распознать в дневной суете, безоблачной и светлой. Ведь царство снов — ночь и тьма...

 

Художник задумался. Кажется, он нашел нужный ему образ: юноша мыслил столь необычно, что следовало передать возникшее в его словах напряжение и некий подтекст, толкающий в пустоту мрака. А для этого требовались усилия и талант, возможно, еще неподвластные ему...

 

— Расскажите мне о вашем сне, — попросил Фрейд. — И мы вместе попытаемся разобраться в нем.

— Охотно, — кивнул Верлах, делая первые мазки. Кажется, он знал, что именно надо рисовать, видя как его «натура» поддалась вперед, словно уже заранее вслушиваясь в еще не начатое описание.

 

— Мне снится длинный черный коридор, тянущийся от одной двери к другой, некое пространство, невообразимо далекое, но вместе с тем такое, которое можно охватить одним взглядом. Оно заполнено туманом и из него, будто в немыслимых фантазиях, выплывают чьи-то тени, возникая перед моим взором на одно мгновение и тут же растворяясь в небытие — настолько быстро и скоротечно, что я просто не успеваю их распознать, лишь предполагаю: кто может скрываться за ними...

Подобное стечение обстоятельств меня не устраивает, а потому я делаю первый шаг, второй, третий, и уже иду медленно, чуть ли не на ощупь, по коридору — с одной стороны отчетливо видя противоположную ко мне дверь... Очевидно, именно к ней и предстоит мне дойти, — а с другой стороны мое тело почти по пояс погружено во все тот же злосчастный туман, и я не вижу своих ног.

 

— А потолок? Вы видите потолок? — поинтересовался Фрейд.

— Трудно сказать, но я ни разу не поднял голову, чтобы посмотреть наверх... Наверное, он там, где ему и полагается быть, я никогда над этим не задумывался.

— Простите меня, продолжайте!

— Да, конечно... Я медленно продвигаюсь по коридору (теперь он кажется чрезмерно широким, а не длинным), а рядом со мной скользят какие-то фигуры, мелькают лица, на меня уставлены чьи-то глаза, и шорох одежды выдает спешащих куда-то людей. Но я не могу позвать их, хотя и пытаюсь сделать это: мой открытый рот издает лишь невнятные звуки, мало напоминающие человеческую речь...

И все же, несмотря на охватившую тело слабость, общую растерянность и недоумение, я в конце своего пути добираюсь до вожделенной двери и берусь ладонью за ее ручку, чтобы открыть. Ручка с трудом поддается, будто с другой стороны ее кто-то держит. Мне приходиться прилагать нечеловеческие усилия, чтобы добиться своего, но дверь распахнута, и... я вижу все ту же пустоту, длинный узкий коридор и далекую дверь, кажущуюся мне достаточно близкой...

 

— Чрезвычайно интересно! — воскликнул Фрейд. — Люблю творческих людей — их воображение и фантазия способны на многое.

— Спасибо, — улыбнулся художник, поспешно делая мазки. — Стало быть, вы можете пояснить это странное видение, терзающие меня уже в течение нескольких дней?

— Попробую, хотя это будет и непросто, — заметил медик, — ведь наше сознание преломляют многие ощущения с такой силой, что от них мало что остается, и мы получаем в награду во сне лишь некие символы. А расшифровка оных предполагает отличное знание предмета, то есть того, в данном случае, кто их видит. Мы знакомы не более получаса, и я могу сказать о вас столько же, сколько вы обо мне.

— И все-таки?

 

— Пустота, туман и пространство — вот главные составляющие вашего сна. Вы оторваны от реальности, но жаждете узнать ее. Пустота указывает на отчужденность, туман скрывает тайну, а пространство делает непостижимым ее в настоящий момент. До нее только предстоит добраться — она в конце коридора.

 

— Сложно, — признался Верлах. — Ну а если ближе к простым вещам и мещанскому бытию, тогда что?

 

— Если желаете... — Фрейд на мгновение задумался. — В вашей мастерской царит порядок, не свойственный представителям вашей профессии, а на правой руке кольцо, из чего я делаю простой вывод — вы женаты!

 

— Абсолютно верно, господин сыщик, — кивнул художник. — Второй портрет справа на стене.

— Весьма примечательно, — вгляделся студент. — Теперь кое-что начинает проясняться.

— Что именно? — насторожился Верлах.

— Давно вы осчастливлены семейными узами?

— Скорее обременен, хотели спросить вы? — улыбнулся Верлах. — Семь лет.

— И хорошо знаете свою жену?

— Настолько, насколько другой человек может знать тебя, если большую часть дня вы проводите вместе. А что вас интересует?

— Какие цветы больше всего нравятся вашей супруге?

— Белые розы.

— А одеваться она предпочитает в яркие цвета, судя по вашему портрету?

— Да, ей нравятся красный и синий...

— Вы не находите в этом определенного противоречия?

— Почему? На красном прекрасно смотрится белое.

— Вполне возможно... однако... Вы считаете себя счастливым в семейной жизни?

— Да, естественно. И Клара, уверен, испытывает те же чувства.

— Она вам рассказывала о своих снах?

Верлах задумался.

— Нет, не рассказывала.

— Простите, Франц, — ваше имя я прочел на прибитой к двери мастерской табличке, — но молодым женщинам свойственно делиться с близкими тем, что снится им по ночам. Конечно, если их сны не заставят других людей волноваться...

— У меня есть повод для волнений?!

 

— Ваш сон — отражение смутной тревоги, показывающей, насколько вы чувствуете себя неуютно в нынешней ситуации. С работой он не связан, тут перед вами определенные перспективы, цель ясна и вы знаете, как ее добиться. Следовательно, он касается вашей личной жизни, той стороны, которую вы подспудно ощущаете, но еще не можете сконструировать в своем сознании, так как визуально она пока вам недоступна...

 

— То есть?

 

— Ваш брак, скорее всего, распадется. В своих снах вы ищете жену, но не можете ее отыскать: она не с вами, пусть и находится рядом, она совсем в другом месте. И это только вопрос времени. Сколько бы вы не открывали дверей, за ними будет только пустота. А призрачные лица в тумане (в каждом из них ваш разум стремится узнать собственную супругу), расплываются, не обозначив себя. И они уже потеряны для вас, какие бы усилия вы сейчас не прилагали.

 

— Но мы дружно живем и вполне счастливы, господин медик, — заметил Верлах. — А ваша трактовка моего сна представляется весьма туманной и запутанной. Намного больше, чем все мои сны, вместе взятые.

 

— Возможно, мне еще не удается достаточно четко сформулировать свои мысли, так чтобы они укладывались в простые логические формулы, — признался Фрейд, — но в данном случае все дело в выводе, а не в пути к нему. Вы пройдете еще десятками длинных коридоров, но так и не увидите желаемого...

 

— Я не могу принять ваш прогноз, — признался художник. — Мне он кажется абсурдным.

 

...Уже начатая было работа, застопорилась. Верлах сетовал на себя: и надо было втянуть этого заумного студента в разговор, который стал ему неприятен. А главное, пропало то чувство вдохновения, которое еще некоторое время назад охватило его, когда натурщик с интересом выслушивал подробности сновидений.

 

— На сегодня, пожалуй, хватит, — сказал он. — Спасибо за то, что уделили мне свое время.

— Меня попросил Пауль, а я всегда откликаюсь на просьбы друзей, — подчеркнул Фрейд. — Полагаю, что вы не приняли слишком близко к сердцу мои рассуждения: они — только предположения возможного грядущего, моя трактовка ваших снов, не более...

 

«Ага, он пошел на попятную, — понял Верлах, — осознал, что наговорил лишнего».

— Нет-нет, мне было крайне интересно, — заметил художник. — Вы мыслите весьма оригинально.

 

Он проводил гостя в прихожую и закрыл за ним дверь.

«Милый юноша, — подумал Франц, — но фантазер и выдумщик. Впрочем, в его годы и меня тянуло поразить, удивить и даже шокировать окружающих, да и сейчас какая-то часть сего неразумного желания во мне осталась...»

 

* * *

Спустя полтора года Франц Верлах расстался со своей женой Кларой. Та ушла от него к антрепренеру цирка шапито.

В это же время Зигмунд Фрейд сдал с отличием выпускные экзамены и получил степень доктора медицины.

До выхода в свет одного из его основных научных трудов — «Толкования сновидений», оставалось еще девять лет...  

 

Isrageo