До третьего месяца – никому ни слова!

Бродвейская история

 

В 19 лет Джина не собиралась ни в какие бродвейские актрисы, но тут повстречался мужчина. Мужчины всегда стараются встретиться не вовремя, когда жизнь распланирована наперед. Джина знала, что закончит университет в Гонолулу, станет фотографом в агентстве “Магнут Фотос”, а детей будут звать Салли-Эмили и Майкл-джуниор. Салли будет старшая, а Майкл родится потом, когда сестра пойдет в школу.

Впрочем, с последним было не до конца ясно: может быть, сына она назовет  Эндрю-младшим. Все поклонники Джины - бывшие и нынешние - оказывались белобрысыми Майклами и рыжеволосыми шалопаями Эндрю. Ничто не предвещало кардинальных перемен в обозримом будущем. 

 

Джина стояла в очереди к школьному консультанту - приятному парню со внешностью Майкла - выбрать предметы для первого фотографического семестра. И тут появился мужчина, совсем из ниоткуда. Потом, в бродвейских постановках, именно так будут выныривать на сцену таинственные мистеры Иксы в длиннополых шляпах и плащах, окутанные бутафорским сигарным дымом. 

 

“Бери курс драмы”, - сказал мистер Икс, поизучав Джину внимательным взглядом ровно четыре секунды - “бери, ты же актриса от природы!”. 

 

“Простите?” - трагично всплеснула руками Джина, захлопав длиннющими ресницами и качнув роскошным облаком блондинистых волос. 

 

“Еще одна Мерилин Монро” - заскучав, подумал консультант и улыбнулся.

 

Мерилин Монро трагично пожала плечами и отказалась от драмы -  на целую неделю. Но во вторник мистер Икс догнал ее, идущую с фотографических лекций в фотографическое общежитие, на потрепанном “Крайслере” друга. 

 

Автомобилист треклятый махал в окно длиннополой шляпой, а затем выбросил красивый букет. Годы спустя таких букетов, прилетевших на бродвейскую сцену к ногам Джины из рук восторженных зрителей, будет немало. Но этот был хоть и не первым из рук поклонников, но самым важным. Джине понравилась настойчивость мужчины. Если мужчины встречаются не вовремя, то без настойчивости им никуда. Пусть не Майкл и даже не Эндрю, мистер Икс умел появиться за минуту до сильного дождя на улице - прямо с зонтом. Внимательно слушать, когда хотелось пожаловаться на равнодушную папину герл-френд и головную боль.

 

Мерилин Монро попала на курс драмы в университете Гонолулы, а курс фотографии потерял несостоявшуюся Еву Арнольд. 

Мистер Икс больше не догонял на “Крайслере”, но много рассказывал о бродвейских постановках, а потом предложил Джине руку и сердце. Через год она согласилась. Тогда Джина еще была не в курсе, что браки меняют мужчин. Одни из робких мальчиков вдруг становятся надежными спутниками, а другие проделывают обратную эволюцию - из романтичных Ромео - в робких, застенчивых, пропадающих…

 

Появившись из бутафорского ниоткуда на сцене жизни до свадьбы, он исчез за кулисами судьбы вскоре после. Читатель уже догадался, что мистер Икс и сам был актером, настоящим, пусть всего лишь с 8-й авеню. Волею всевышнего режиссера он сыграл в судьбе Джины потрясающую роль: убедил ее стать той, кем было предначертано. Но, по сценарию, на этом роль заканчивалась. Не было ни слов, ни действий, ни даже “прошло четыре года” в перерывах между первым и вторым актом. Второго акта в истории с мистером Икс тоже не случилось.

 

После дюжины скандалов и возвращений он забрал из клозета плащ, шляпу и нестиранное белье, а потом ушел навсегда и бесповоротно. Джина легла на койку в своем апартменте в испанском Гарлеме и повернулась лицом к стене. Она пролежала так 4 месяца - как Спящая брошенная и обманутая красавица. Она поднималась лишь для того, чтобы выйти на кухню за невкусными бутербродами и на бродвейскую сцену. Спектакли получалась один лучше другого. Еще бы, ведь играла трагичные роли и плакала натурально, от души. Театральный обозреватель “Нью-Йорк таймс” посвятил ей две нескупые колонки. Однажды решила, что все, хватит. Боли в реальной жизни больше не будет, пусть останутся только бутафорские страдания - на сцене. Она вернулась домой на Восточную 96-ую улицу и выбросила засыхающие бутерброды. И начала жить дальше. 

 

Прошло четыре года. Отцом Салли и Майкла-младшего стал  второй муж и второй помощник окружного шерифа, человек от театра далекий. Он не бросал цветов и не был бродвейским гением. Гениальные мужчины порой не годны на роли отцов. Может быть, они просто боятся оставить потомство? Ведь что, если природа не отдохнета, и потомки превзойдут гениального мужчину? 

 

Талантом Майкла-старшего было отцовство. В день премьер и репетиций Джина знала, что дети погуляют в Центральном парке и пообедают в дели  на 55-й улице с надежным, как слово помощника шерифа, папочкой. Мир и уют в семье помогали блистать, выступая в трагическом амплуа. Было легко играть несчастную, брошенную и обманутую, когда в жизни все было безоблачно. Джина знала, что настоящая боль уже не вернется. 

 

 

Новолуние меняет мужчин

 

Позади оставались недопитый кофе и пропитанные нежностью простыни.  Мужчина выбегал из дома в шесть пятнадцать утра. Он вначале бродил по апартменту и шумно запрыгивал в найденные на своем пути джинсы, рубашки и галстук. Это называлось “собираться на работу”. Босые пятки гулко стучали по паркетному полу. 

 

Однажды соседка снизу прислала Эмили емейл с жалобой на утренний шум, пришлось извиняться. Мужчине встает так рано, потому что до работы полтора часа с пересадками и ехать до Квинса. Компания, где работает мужчина, снабжает французским шоколадом половину Северной Америки и половину Южной. Если сложить вместе, получится как раз континент. Мужчина поначалу и был для Эмили таким континентом, далеким и неизведанным. На такой убегают от несносных мыслей и порушенных в прошлом надежд... Пересидеть, обождать, отвлечься. Но чем больше задерживаешься на континенте, там больше он становится для тебя вселенной.  

 

Эмили смотрела в окно четвертого этажа вслед своему мужчине: обернется ли на перекрестке Ист 60-й и Лексингтон? Мужчина оборачивался четыре предыдущих месяца, даже когда сильно опаздывал. Так случалось каждое утро, кроме выходных, Дня Колумба и Дня Ветеранов. В эти дни они спали до обеда. 

 

Эмили не верит мужчинам. В начале любовного пути мужские голоса излучают благородство.  Но потом всех будто заклинивает, и мужчины начинают звучать чужими голосами посторонних для тебя людей. А потом замолкают и выпадают из жизни навсегда. 

 

Но Шарли заботлив и надежен. И ему так хочется верить. Два месяца назад Эмили возвращалась из парижского офиса редакции в свой нью-йоркский корпункт. Шарли встречал ее в полупустом терминале JFK с подвернутой ногой. Ногу подвернул прямо по дороге в аэропорт, когда неудачно выпрыгивал из автобуса, чтобы запрыгнуть в такси. 

 

Его жизнь так и проходила - в прыжках. Будь-то утром -  в найденные на полу джинсы. Или днем - в двери общественного транспорта. Или несколько месяцев назад - он нежданно запрыгнул в жизнь Эмили. Обменялись телефонами еще на праздновании Дня Бастилии на 5-ой авеню, но Шарли улетел затем на лето продавать шоколад в Аргентине и позвонил только в конце августа. 

 

Шарли боялся опоздать к ее самолету. Ну что ж, успел, вот только на ногу пришлось наложить крепкий бинт. Хорошо, что таксист попался с добрым сердцем и с крепким бинтом в аптечке. 

 

“Ты мой шевалье”, - сказала тогда Эмили своему мужчине. Шевалье - это рыцарь. Шоколадного рыцаря она крепко поцеловала на ночь.  

 

Но и Шарли верить как-то боязно. Он хоть и рыцарь, но все-таки мужчина. Однажды женщина прочитала, что мужчины меняются в новолуние. Даже рыцари, которые шевалье. Роковое новолуние в истории со всеми предыдущими “экс” наступало нежданно. Даже в новолуние, ничего не бывает вечным под луной.

 

С Патриком не сложилось из-за расстояния. Они переписывались потом несколько месяцев, словно пытаясь сказать недосказанное. Но расстояние было неумолимо. Три года назад простились в огромном, похожем на императорский дворец аэропорту Пекина. Патрик был дипломат, и его дипломатическая миссия в Китае подошла к концу. Эмили помнила его руки, поцелуи и последнюю ночь. Выполнивший миссию Патрик был оживлен и весело рассказывал о предстоящем назначении во Вьетнам. Он сказал, что приедет в Париж совсем скоро - как только Эмили закончит работу в китайском корпункте и вернется домой. Но вместо этого женился во Вьетнаме на вьетнамке. Новая миссия - новые женщины. Эмили понимала и старалась уважать свободный выбор свободного человека. Но по ночам все равно плакала в подушку. 

 

Арни был настоящим профессионалом. Его профессией была депрессия. Он сидел в их квартирке на пятом этаже дома на рю Жан Роберт и ругал правительство и маму. Арни признался Эмили, что мама сильно пила, поэтому работать он пока не сможет. Детская травма, усиленная депрессией. Эмили каждый вечер приносила дополнительные задания из редакции и пахнущие счастьем круассаны из булочной за углом. Все для любимого, лишь бы поправился. Арни не поправлялся, ему становилось хуже. Теперь он ругал правительство, маму и Эмили. Последнюю за то, что слишком много работала и мало проводила времени с ним. 

 

Однажды, в День Рождения любимого, Эмили решила устроить ему сюрприз. Она вернулась с работы не вечером, а сразу после обеда, в руках полыхали жаром два свежих багета. Арни было трудно узнать: он был весел, оживлен и не похож на больного депрессией. Наверно, потому, что коротал свободное от Эмили время с какой-то обнаженной девицей. После короткого скандала и молниеносного расставания Эмили поняла, что была для Арни еще одной мамой. Только не пьющей, а кормящей. И от этой мысли было хуже всего.

 

Дидье был писателем и философом. Он был не сыном для Эмили, но папой. Старше на 15 лет. Мудрее на все 100. Он знал, как “отпускать прошлое”

 

- Закрой глаза и вздохни - учил он Эмили, гуляя по набережной Сены, - не думай ни о ком.

 

Эмили закрывала, вздыхала и не думала.  Отпускала все неприятные мысли и воспоминания. Впускала приятные.  Отдавалась уютному ощущению, что рядом такой заботливый и всезнающий мужчина.

 

Дидье научил глядеть в  небо и “соединять мысли”, плывя единым разумом над Сеной, словно это и не Сена была, а река забвения Лета. Эмили держала Дидье за сильную руку, вспоминала папины теплые ладони и верила, что все будет хорошо. Вместе с мыслями по ночам соединялись и тела. Через два месяца Эмили узнала, что беременна. 

 

- Закрой глаза и вздохни - сказал Дидье - отпусти и забудь…

 

- То есть как это “забудь”? - не поняла Эмили. 

 

Мужчина-папа объяснил, что не готов быть отцом. Обучать Эмили технике “забвения” он готов, но младенческие вопли в доме ему совсем ни к чему. 

 

Пришлось сделать аборт. На раннем сроке было совсем не больно. Но это только поначалу. Стало больно потом, когда при виде счастливых мамаш и детишек на Монмартре накрыла депрессия.  Эмили пыталась найти Дидье и спросить, как забыть нерожденного ребенка. Но Дидье куда-то пропал, словно в Лету канул. 

 

И вот в шесть пятнадцать утра женщина смотрит вслед Шарли из окна на четвертом этаже. Прыгающими шагами тот доходит до перекрестка 60-й Ист и Лексингтон-авеню. Замер, ожидая белого человечка на табло светофора. Мимо мчат утренние мусоровозы и заблудившиеся такси. Падает и сразу тает первый за всю зиму январский снег. Мужчина оборачивается, как и все предыдущие четыре месяца, и посылает Эмили воздушный поцелуй.

 

Эмили счастлива и несчастлива в то же время. Совсем как та бродвейская актриса, которая играет трагические роли на сцене, в то время как ей так повезло в настоящей жизни с мужем и детьми. Об актрисе недавно написали в “Нью-Йорк таймс”, и сегодня Эмили едет к ней домой брать  интервью для своего парижского журнала. 

 

Эмили счастлива, потому что хочется верить Шарли. Эмили несчастлива, потому что беременна уже третий месяц. Ей так страшно снова потерять и «забыть»...

 

 

Дом из красного песчаника

Бродвейская актриса давно переехала из Испанского Гарлема в Верхний Вест-Сайд. Путь до ее таунхауса из красного песчаника мог быть совсем недолгим. Но Эмили чувствовала тошноту с самого утра, словно находилась в самолете в момент взлета или посадки. Порой казалось, что пилоты самолета норовят совершить мертвую петлю. Тошноту было легко скрывать от Шарли: все последние недели тот возвращался с работы поздно и сразу ложился спать. Но скрыть от себя не получалось. Поэтому отправилась в гости к театральной знаменитости пешком, не доверяя спертому воздуху и качке в метро. 

 

Джина неожиданно расцеловалась с ней на пороге гостеприимного дома. Очень по-французски. Эмили вдруг почувствовала себя лучше.  

 

- Я несколько лет жила в Париже с родителями - призналась актриса - пока не переехали в Венецию. А оттуда перебрались в Гонолулу. Отец занимался бизнесом, а я училась в международных школах. К сожалению, почти забыла французский с тех пор. Не возражаете, если побеседуем на английском?

 

Эмили не возражала. Она вежливо отказалась от кофе и вина, и женщины уселись на уютный диван возле распахнутого окна записывать интервью. Привычный манхетенскому уху шум летящих по восьмой авеню машин и рокотавшего в небе полицейского вертолета им совсем не мешал.  

 

Вспомнили  детство, школу и родителей. Поговорили о премьерах и театральных сплетнях. Но читателей парижского журнала не привлекали сценические сплетни. Иветты, Лизетты и Мюзетты интересовались закулисьем не театров, но спален и будуаров. 

 

- Ваши героини страдают на сцене от неверности, точнее – неверия в мужчин, - задала наводящий вопрос Эмили, и ей вдруг стало грустно. Она продолжила, выдержав паузу - а приходилось ли Вам в жизни испытывать пустоту и разочарование? 

Добродушно смеясь, Джина рассказала историю о мистере Икс. 

 

- Вы знаете, каких-то двадцать лет назад мне бы стоило больших трудов вот так спокойно говорить о мужчине, который глубоко повлиял на мою жизнь. А потом внезапно и навсегда исчез из нее. 

 

- Что же изменилось за эти двадцать лет?

 

- Я встретила другого мужчину. Майкла. Он  стал отцом моих детей. Боюсь, прозвучит высокопарно и старомодно. Но он - краеугольный камень моего счастья, успехов, судьбы. Без таких надежных кирпичей не выстроишь дом - Джина выразительно указала на утопающие в зелени таунхаусы на другой стороне улицы - теперь я совсем не сержусь на своего мистера Икс.

 

Очень важно уметь “отпускать” прошлое. Отпустить и забыть.  

 

Эмили вдруг всхлипнула. Получилось очень непрофессионально, но сдерживаться не было сил. 

 

- Мне кажется, такого мужчину в своей жизни я могу упустить - вдруг сказала она по-французски. Давно не говорившая на языке Мольера, Джина поняла сказанное. И несказанное тоже.  Она сбегала на кухню за стаканом воды.

 

- Выпейте, успокойтесь. Не может быть, чтобы все так плохо... 

 

- Вы знаете, меня тошнит, - призналась Эмили, стуча зубами по краю стакана

 

Джина понимающе кивнула:

 

- Вы можете прилечь здесь на диване. Я не спешу, Майкл на работе, дети на каникулы отправились в Европу с университетскими друзьями…

 

Эмили благодарно опустилась на мягкую  и широкую софу в углу. Получалось непрофессионально, но зато не тошнило. Она отвернулась лицом к стене и перестала плакать. 

 

Джина посмотрела на молодую женщину и вспомнила себя на койке в Испанском Гарлеме после разрыва с мистером Икс. Одинокую, брошенную, разбитую. Прошло уже двадцать шесть лет. А казалось, было совсем недавно. Она присела на краешек дивана. 

 

- Ждете ребенка? - с участием спросила бродвейская актриса.

 

- Жду - просто ответила Эмили. 

 

Помолчали

 

- Вы знаете, Вы первая, кому я об этом сказала.

 

- О да, я помню эту французскую традицию. До третьего месяца никому не слова!

 

- У меня как раз пошла девятая неделя... 

 

Женщины заулыбались друг другу. 

 

Джина продолжала задавать вопросы, словно теперь была ее очередь брать интервью. 

 

Актрисе казалось, что она беседует с собой, только на двадцать шесть лет моложе. Сказал бы кто тогда, что все сложится замечательно. Стоило ли не спать по ночам, убиваться понапрасну. Эмили почудилось, что она говорит с собой в будущем. 

Вот она сидит в доме из красного песчаника и ждет мужа с работы, и рожденные дети едут учиться в Европу.  Может, все еще получится и с мужчиной, и с ребенком?

 

Она рассказала бродвейской актрисе о Патрике, Дидье и Арни. О Шарли и его белом человечке на табло светофора у перекрестка в пять пятнадцать утра. О том, что она сама теперь, как странник на распутье. Не знает, какую дорогу выбрать. 

Сказать ли Шарли о беременности? Поверить ли этому мужчине? Вдруг и этот исчезнет?

 

Джина в жизни не давала таких советов. Она твердо верила: человек решает сам. Тут мог бы помочь лайф-коуч. Или психоаналитик. Или сразу оба, если не испугает манхетенский прайс.

 

Впрочем, французы не ходят ни к коучам, ни к аналитикам. Об этом Джина тоже знала. Как герои Островского или Чехова из русских пьес, французы любят поговорить о проблеме с друзьями и знакомыми.  За бокалом вина. Джина чуть улыбнулась. 

 

- Поговорите со своим мужчиной. Не бойтесь этого. Я потеряла мистера Икс, потому что мы мало говорили. Ну, знаете, по-настоящему, по душам. Больше - как сценические герои. Произносили пылкие монологи в присутствии друг друга. Но друг друга не слышали... 

 

Молодая женщина и бродвейская актриса еще долго говорили о мужчинах. Джина рассказала, что Майкл сделал ей предложение сразу после премьеры “Анны Карениной”. Он тогда в первый и в последний раз пришел на постановку в театр. Может быть, своим предложением он хотел спасти заплутавшую в жизни Каренину. Эмили рассказала о том, что Шарли прекрасно играет на кларнете. 

 

Они тепло простились час спустя, все так же расцеловавшись у порога таунхауса из красного песчаника. Обе были счастливы. Словно в фантастической театральной постановке, женщины увидели друг в друге свое будущее и прошлое. А значит, лучше понимали настоящее. 

 

Джина вернулась на кухню. Пригубила нетронутый бокал вина. Она представила любимого, уходящего из дома в шесть пятнадцать утра.  Потом себя, посылающей воздушные поцелуи из окна на четвертом этаже. Прямые вестсайдовские улицы заполняли мчащиеся автомобили, в небе сердито рокотал полицейский вертолет. Усмехнулась. 

 

Для романтической сцены просилась другая обстановка. Воображение помешкало и нарисовало каналы Венеции и Майкла-старшего, плывущего в красивой гондоле. Суровый второй помощник окружного шерифа играл на скрипке. Похоже, серенаду Вивальди. 

 

Вадим Абрашев