ОН ЛЮБИЛ тебя, жизнь

Благодаря стараниям писателя Константина Шилова появилась на свет книга “Марк Бернес в воспоминаниях современников”, ставшая наиболее полным изданием, в котором сделана попытка объективно рассказать о незаурядном человеке, показать без прикрас “каким он парнем был”.

После того, как вдова Бернеса продала его архив Российскому госархиву литературы и искусства, на протяжении четверти века никто не интересовался уникальными документами. Константин Шилов оказался первопроходцем. Изучив находившиеся на хранении документы он переписывал от руки всё, что представляло интерес, выверяя каждую дату, каждую купюру и восстанавливая цензурные искажения в старых публикациях. В книге все разнородные документы выстроены в некое единство, отражающее развитие личности Марка Наумовича, его человеческой и творческой судьбы.

В книге впервые опубликованы документы, раскрывающие историю травли Бернеса властями, его рассказы о себе самом по неизданным рукописям, впервые полностью приведена переписка с Исаковским о песне “Враги сожгли родную хату”, опубликованы народные письма-отклики, собраны все стихотворные посвящения Бернесу и т.д. В результате выяснилось, что многое было интересно, а что-то и неведомо даже людям, хорошо знавшим Бернеса лично.

МАРК БЕРНЕС В ВОСПОМИНАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ

 Кайсын Кулиев
Шла война. В ноябре 1943 года наши войска форсировали Сиваш, заняли плацдарм на севере Крыма. В то время я, бывший кадровый парашютист-десантник, работал в армейской газете “Сын Отечества”.

Войск было много, а плацдарм, занятый нами, тесен. Почти каждую минуту снаряд, выпущенный врагом, мог попасть в человека, машину, орудие, повозку или пулемёт. Погода стояла чаще всего сырая, дождливая, туманная. В те дни мне по поручению редакции часто приходилось, подвернув полы шинели, переходить Сиваш по холодной, солёной воде и вязкой топи. Хорошо запомнил, как однажды уже в темноте я шёл с редактором одной из дивизионных газет через Сиваш и пел “Шаланды полные кефали...”, подбадривая, утешая себя и товарища, пытаясь скрасить нашу трудную жизнь, внести в её жестокий холод человеческое тепло.

Нам с товарищем пришлось ночевать под открытым небом, укрывшись мокрыми плащ-палатками. Мы не столько спали, сколько тихо пели, ожидая рассвета. Сначала мы пели о Косте-моряке, его шаландах, рыбаках, грузчиках, потом о тёмной ночи. Эта песня очень соответствовала тому, что переживали мы сами. Песни о Косте-одессите и тёмной ночи, спетые Марком Бернесом так душевно, так проникновенно, стали неотъемлемой частью жизни фронтовиков, частицей души каждого. Их пели во всех землянках, во всех госпиталях, пела вся армия, воевавшая с очень злым и сильным врагом. Судьба этих двух произведений Н.Богословского оказалась редкостно счастливой.

В те дни, когда я пел “Шаланды” - на Сиваше или где-нибудь на заснеженных и разбитых снарядами донских дорогах, сидя в кузове расшатанного грузовика, я вовсе не мог подумать, что мне предстоит встреча с Марком Бернесом, что артист, широко известный, славный и знаменитый, одарит меня своей дружбой и станет петь песни на мои скромные стихи. В те суровые дни войны я, как и миллионы воевавших людей, просто не знал, вернусь ли к матери домой. Тогда так легко было умереть.

 Константин Ваншенкин
Что же такое Марк Бернес - на эстраде, на радио, на телевидении, на грампластинке Бернес не знал нот. Нотные знаки он называл чаинками. Ничего страшного, многие эстрадные певцы не знали нот. Он не имел певческого голоса. Ну и что, ничего особенного, он же не пел, а, как сам утверждал, рассказывал песню. Но он не имел музыкального слуха!.. Но почему же, без преувеличения, миллионы слушали его, боясь проронить слово, буквально затаив дыхание? Почему он так задевал за душу?
Он обладал не только удивительным обаянием, у него был неповторимый бернесовский тембр, сугубо своя интонация. Ему было свойственно поразительное чувство отбора, прогноза, предвидения. Он резко выделялся.

У него неважно обстояло дело со слухом, но зато замечательно со вкусом. А это куда важнее!
Его цепляли, шпыняли, называли безголосым, микрофонным, шептуном, а народ его обожал. Мои (и его) друзья Ян Френкель и Эдик Колмановский иногда морщились после записи: нечисто поёт... Но когда его не стало, вздыхали всё чаще: ах, был бы Марк! Вот он бы это спел!..

Однако куда более искушённые В.Соловьёв-Седой, Б.Мокроусов, Н.Богословский всегда с радостью отдавали ему свои песни. Его достоинства были для них слишком очевидны. А не так давно мы ехали в одной машине с А.Эшпаем после большого вечера, посвящённого Бернесу, и я заговорил об этой давней проблеме. Эшпай очень удивился и воскликнул: “У него был абсолютный вкус!”. Даже у такого профессионала Бернес остался в памяти как безукоризненный музыкант. Вот что такое истинное искусство.

 Эдуард Колмановский
Бернес расстраивался, когда замечал, что песни, исполненные им по радио, через некоторое время начинают петь другие артисты. Полушутя он говорил, что рассматривает это как посягательство на свой репертуар. И Бернеса можно понять, если учесть тот творческий вклад, который он вносил в каждую свою песню. Он даже иногда подозревал нас, композиторов, считая, что мы передаём его песни другим исполнителям. В действительности же “виновницей” распространения песен Бернеса была их популярность. Популярную песню удержать невозможно. Исполненная по радио, появившаяся затем в нотной библиотеке Радиокомитета, записанная по трансляции на домашние магнитофоны, изданная массовым тиражом, она вскоре становится всеобщим достоянием. С присущим ему юмором Бернес иногда говорил: “Пора написать нам новую песню, а то Отсу нечего петь...”. Или: “Давай сочиним песню для Капитолины Лазаренко...”.

В жизни он походил на героев своих песен и кинофильмов. Он говорил: ‘’Я люблю тебя, жизнь’’ - это песня возмужавшего и даже уже постаревшего Кости Жигулева.
Многие песни, исполненные Бернесом, навсегда слились с его образом. Без него нет ни “Тёмной ночи”, ни песен “Я люблю тебя, жизнь”, “С чего начинается Родина”, “Мне тебя сравнить бы надо...”, “Я работаю волшебником”, “Москвичи”, “Любимый город”, ни многих других, хотя их пели и другие прекрасные артисты. То, что открывал в песне Марк Бернес - неповторимо.

 Наталья Крымова
В конце 1945 года М.Исаковский написал стихотворение “Враги сожгли родную хату...”. По просьбе А.Твардовского М.Блантер положил эти стихи на музыку. Но всего лишь один раз эту песню кто-то исполнил по радио. В начале 46-го она была изничтожена в центральной партийной прессе - за пессимизм и, конечно же, за пошлость напева. За стилизацию “инвалидного” фольклора. Песню запретили и забыли.
В 1960 году Марк Бернес был приглашён участвовать в программе мюзик-холла. И тогда произошло нечто, пожалуй, самое выразительное в его судьбе певца и актёра...

 Лев Рыбак
Читатель без труда вообразит огромный зал Дворца спорта. На пустой сцене стоял артист - маленькая фигурка певца перед непременным микрофоном... Он сказал - напевно и негромко: “Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью”. Спросил - потерянно и тревожно: “Куда ж теперь идти солдату, кому нести печаль свою?..”.
Он увидел, как в зале стали подниматься люди в военной форме. Как встали мужчины в штатском..., как замелькали белые платочки в женских руках... В огромном зале стояли все. Склонив головы. Утирая безудержные слёзы. Он пел: “Пошёл солдат в глубоком горе...”. Это было всенародное горе. И его личное.

 Андрей Эшпай
Я любил Марка Бернеса за его чуткость, за его талант, тонкую музыкальность, подлинный артистизм, за его непримиримость к фальши, за природный юмор...
Только большой мастер, настоящий художник может в пике своего творчества прийти к простоте. Простота - это высшая печать умения и таланта. Самое трудное - достичь этих вершин, достичь такой простоты. Чем художник ближе к истине, к правде, тем крупнее его талант. Таким и был Бернес.
Я считаю его очень крупным актёром, подлинным во всём. Взыскательным и глубоким.
Ему было в высшей степени присуще чувство меры... Когда вы слушаете, как Бернес поёт “Тёмную ночь”, понимаете, что там важен каждый оттенок. На мой взгляд, “Тёмная ночь” - это лучшая военная песня.

Марк Бернес потому был так горячо любим в народе, что мог выразить живущий от рождения в каждом человеке его “гений”: то, к чему этот человек стремится, о чём мечтает... Бернес был таким же явлением русской культуры, как художник Левитан, пианист Рихтер. Все они вместе - это великая русская культура, которая впитала в себя многие другие культуры...
Главных ролей у него было немного. В этом отношении его можно сравнить с Ф.Г.Раневской, у которой об этом обстоятельстве замечательно написано в её дневниках. Я считаю, что он и она - это один масштаб артистической высоты, артистического дара.

Его судьба всё-таки была счастливой, потому что он мог спеть - без малейшей тени пошлости, добравшись до самой сути, и в этом исполнении его и была высшая простота. И он в роли человека, выполняющего поручение автора - его “музыкальное поручение”, всегда был очень точен...
Марк Бернес - певец своего времени, выразивший эпоху яростно и страстно, он - талантливый, глубоко современный и поныне художник.

 Эдуард Колмановский
Может показаться, что наши отношения с Бернесом были совершенно безмятежными. Это неверно. Иногда они омрачались жёсткими спорами, ссорами. Но он был моим любимым артистом, любимым исполнителем моих песен, интереснейшим человеком. И он был настоящим другом, который всегда приходил в трудную минуту на помощь, на которого всегда можно было положиться. К нему обращались с любой просьбой даже малознакомые люди, и всё, что он мог для них сделать, он делал. Просто, без позы, без нотки покровительства.
Бернес страстно, одержимо любил музыку. Каждая новая удачная песня приводила его в восторг, превращалась в настоящий праздник, становилась смыслом жизни. Он мог напевать эту песню часами. Всем друзьям и знакомым, не считаясь ни со временем, ни с расстоянием. Пел по телефону. Днём и ночью. Если бы меня спросили, какие же главные черты характера этого удивительно одарённого человека, я бы ответил - одержимость, страстность. Бернес ничего не делал наполовину, вполнакала. В любое дело он вкладывал душу. Уже безнадёжно больной, за несколько дней до смерти, испытывая жестокие страдания, он интересовался новыми стихами для будущих песен...

 Марк Галлай
Почти все запомнившиеся нам персонажи Бернеса принадлежали к категории железно-волевых. Реже - иронично-волевых. Ко всякого рода опасностям и жизненным невзгодам они относились с великолепным пренебрежением, а из столкновений с неблагоприятными обстоятельствами неизменно выходили победителями... Так что, в общем, и его можно было отнести к той же категории “железных” людей.

Ближе узнав Марка Наумовича, я увидел, насколько диаметрально противоположен по характеру этим персонажам был он сам. Насколько эмоционален, переменчив в настроениях, легко раним, внутренне не защищён от всякой бестактности, грубости, несправедливости... Особенно от несправедливости. Её он воспринимал каждый раз (а таких “разов” было, к сожалению, не один и не два) по-новому остро, болезненно, с немалой потерей тех самых нервных клеток, которые, как утверждает наука, не восстанавливаются.
Единственное, что в известной мере компенсировало душевную незащищённость Бернеса, было в высокой степени присущее ему чувство юмора. И, в частности, чувство юмора, обращённое на самого себя.

Каждый видел в этом незаурядном человеке своё. Но об одной стороне его облика, бросавшейся в глаза каждому, кто хоть раз в жизни видел Бернеса, я всё-таки скажу. Речь идёт о редком артистизме, присущем Марку Наумовичу.

Артистизм проявлялся не только перед кинокамерой, у концертного микрофона, на звукозаписи - словом, в работе. Он ощущался и в том, как Бернес разговаривал с людьми, как реагировал на шутку, на неожиданную реплику собеседника, на что-то, с чем бывал внутренне согласен или, напротив, решительно не согласен; в том, как чутко ощущал он эстетическую сторону не только внешности или манеры поведения, но и нравственной основы, убеждений, всего внутреннего мира окружавших его людей; в том, как умел предельно экономичными средствами, без особой игры мимики и актёрской жестикуляции, но в то же время вполне недвусмысленно дать понять своё отношение ко всему, что видел и слышал...

 Людмила Гурченко
Никто почему-то до конца не верит в дружбу между мужчиной и женщиной. За этим всегда кроется какая-то двусмысленность. Наша дружба была самая мужская и верная. Она длилась долго. До самой его смерти - господи, как же он её боялся. “Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно”, - пел он, искренне веря, что будет жить, жить, жить...
Любил жизнь, а со страхом прислушивался к каждому удару сердца. Если у него в первом отделении перед выходом на сцену пульс был ненормальный, он выходил во втором. В конце жизни выходил на сцену с трудом, постоянно прислушиваясь к себе. Жаловался на сердце, а умер от неизлечимой болезни лёгких. Загадочной болезни, которая косит людей в наш век.
Такое заглядывание внутрь себя, постоянный страх перед смертью, мне знакомы с детства. В этом Бернес сильно напоминал мне моего папу...

Кто ещё так чувствовал свой репертуар? Кто ещё так мог найти свою песню? Он носился с темой песни, мучился ею, мучил композитора, поэта, себя....
И песня обязательно становилась популярной. Это был могучий певец с тихим голосом. Певец с умом, вкусом и чутьём, своей личной, властной атмосферой, которую публика горячо принимала. Было у него ещё одно, довольно редкое на сегодняшний день качество - мужское обаяние. Под его обаяние попадали не только женщины, но и мужчины. Ни у одного из певцов на концерте не было столько мужчин с цветами!
Когда он шёл навстречу, все невольно расступались. Какое-то величие было в этом человеке...

 Оскар Фельцман
Сейчас, вспоминая Бернеса, яснее понимаешь, кем он был, какую жизнь прожил и какую ценность представлял для нашей страны. Я думаю, что он был самым популярным артистом и исполнителем наших песен. С другой стороны, он был артистом, которого ругали, по-моему, больше всех на свете. О нём всё время говорили, что он безголосый. Все статьи от начала до конца были о безголосом товарище, который не имеет никакого права быть на эстраде, на сцене. Он это страшно переживал. Не меньше него переживали и композиторы, которые с ним работали.

В частности, он пел несколько моих песен, и я тоже эту критику жутко переживал, потому что добиться, чтобы по радио в его исполнении звучали песни, было очень сложно. Начальство всё время запрещало, говорило, что не надо его передавать. Лучше запишите эту песню с солистом Большого театра, у которого хороший голос, а у этого вообще же ничего нет.
Тем не менее, каждый из нас, композиторов, работавших с Бернесом, понимал, что Бернеса заменить не может никто.

 Ян Френкель
Всех исполнителей, по моим наблюдениям, можно разделить на две разновидности. Одни - это те, кто делают песню. Вторые наоборот: песня делает их.
Для меня уникальным образцом первого типа исполнителей навсегда останется Марк Бернес. В нём не было ничего эталонного, он даже не был вокалистом, в точном смысле слова, но благодаря ему сложился золотой фонд нашей песенной классики, который перейдёт детям нашим, и внукам.

Песню Бернес чувствовал, как никто. Знал, какая песня нужна. Мог распознать “зародыш” будущей песни в наброске, в черновом варианте и знал, как помочь авторам осуществить этот замысел. По его просьбе переделывались стихи, переписывались музыкальные фразы. Сотрудничать с Бернесом было нелегко, он был адски требователен к себе и другим, но он умел убеждать.

Никогда Бернес не ставил себя в зависимость от публики, не старался предугадать, чего слушатель хочет, на что скорее согласится “клюнуть”. Совсем наоборот! Он предлагал слушателю то, что считал нужным сам, и - удивительное дело - у всех в зале тут же возникало ощущение, что именно это они и мечтали услышать. С его уходом ушёл целый жанр: второго Бернеса не будет.

 Евгений Евтушенко
Доверие к образу Бернеса складывалось из-за того, что он не был всеяден, он тщательно отбирал только те песни, которые были важны для него самого как для личности. Именно поэтому его песни становились важными и для других людей. Конечно, и у него бывали неудачи в выборе песен, но чаще всего не по собственной вине, а из-за скудости выбора. Он мучился, метался, прямо-таки изнывал в поисках песен.

Так, он буквально “организовал” песню “Хотят ли русские войны”, написанную композитором Э.Колмановским на мои слова. Сейчас уже просто невозможно восстановить, что там написал я сам, а что подсказал мне Бернес.

Он уговорил Е.Винокурова переделать заключительную строфу стихотворения “Серёжка с Малой Бронной”, чтобы она звучала обобщённо.
Поэты - люди упрямые, и им не особенно нравится, когда кто-нибудь посягает на суверенность их строк.
Но Бернес был хотя и трудным редактором, но зато самым приятным - влюблённым редактором.

Порою мы делали по нескольку вариантов какой-либо песни, но Бернес оставался недовольным, и недовольным справедливо.
Когда же верное решение бывало найдено, он звонил и говорил тихо: “Это то... Это то самое”...

За несколько дней до его кончины мы с женой были у него в больнице. Он попросил меня почитать стихи. Я сказал, что обязательно напишу для него новую песню к тому времени, когда он поправится. Теперь уж поздно писать для него.

 Владимир Высоцкий
Редко “полюбляются” песни, которые много и часто исполняются даже по телевидению. В передаче “Алло, мы ищем таланты” - все ищут и находят их - каждый талант выходит и шпарит под кого-то, кого он себе выбрал в образец. Это тоже отрицательная сторона эстрадной песни, потому что всегда хочется видеть на сцене личность, индивидуального человека, имеющего о чём-то своё мнение.

Конечно, и на эстраде бывают хорошие тексты. Вот, Бернес, например, он никогда не позволял себе петь плохую поэзию. Ведь сколько лет он уже не живёт, а услышите его голос по радио - и вам захочется прильнуть, услышать про что он поёт. Он был удивительным человеком, и то, что он делал на сцене, приближается к идеалу, о котором я мечтаю, как об идеале исполнительском. Такому человеку я мог бы отдать всё, что он захотел бы спеть из моего. Кстати, он пел мою песню “Братские могилы” в фильме “Я родом из детства”, я начал с ним работать, но, к сожалению, поздно...

Исполнение Бернеса производило удивительный эффект. Мы, например, получили письмо от одной женщины. Она потеряла память, когда на её глазах повесили двух её сыновей. Она смотрела это кино в больнице и вспомнила, где всё это случилось с её детьми.
“Вы мне вернули память”, - написала она.

 Марк Бернес (из записей на листках настольного календаря):
Песня - мой самый близкий старый друг. С ней я делю свои радости и беды. В песне храню память о лучших и тяжелых годах. Что желают близким и дорогим вам людям? Здоровья. Счастья. Благополучия. Здорова ли она, моя родная? По-моему - да.

Моей песне не надо орать, будто она глуховата. Не надо биться в конвульсиях. Она тихо и спокойно говорит о том, что её волнует, от каких печалей у неё наворачиваются слезы, от каких радостей эти слезы высыхают. Какое зло она ненавидит, какое благо хочет принести людям...
Счастлива ли она? А что надо песне для счастья? Чтобы её слушали, чтобы в неё верили, чтобы волновались ею. Будет это - будет и счастье.
Благополучие? Я не люблю сытых, благополучных песен. Если самый несчастный человек станет чуть счастливей, если самый одинокий вдруг услышит, что кто-то разделил его одиночество, - тогда, значит, с моей песней всё обстоит благополучно

ОБ АВТОРЕ-СОСТАВИТЕЛЕ
Константин Владимирович Шилов родился в 1945 году в Одессе, в старинном роддоме в начале знаменитой Молдаванки. С детства был увлечен поэзией, археологией, краеведением. Служил в армии. Закончил филологический факультет Саратовского университета. Ещё студентом занимался архивными поисками. Константину Шилову посчастливилось попасть в число тех немногих в наше время, кто сумел отыскать неизвестный автограф Пушкина. За что молодой исследователь получил благословение ученого с мировым именем, выдающегося литературоведа-пушкиниста Юлиана Григорьевича Оксмана, а также не менее знаменитого писателя, мастера художественного рассказа Ираклия Луарсабовича Андроникова.
Его одарили дружбой ученый-пушкинист Т.Г.Зенгер-Цявловская и писатель-историк Натан Эйдельман. О них К.Шилов рассказал в книге “Восстановление родства” (Очерки. Портреты. Воспоминания.), изданной недавно в Москве.

За первую книгу “Мои краски - напевы...” (1979) Шилов был принят в Союз Писателей СССР. Позже в серии “ЖЗЛ” двумя изданиями вышла его повесть о художнике, родоначальнике живописного символизма В.Э.Борисове-Мусатове. Благодаря стараниям автора книги и по его инициативе удалось спасти дом-мастерскую художника и создать в нём мемориальный музей
К.В.Шилов - член Международной ассоциации искусствоведов. Состоит в Союзе писателей Москвы.

Восстановление распавшейся связи времён, единого пространства Культуры, дань памяти ушедшим замечательным людям - это то, ради чего работает Константин Шилов. Отсюда и его “возвращение к Одессе”, к истокам судьбы и, конечно же, - с особым, “сыновним” чувством - его поклон Марку Наумовичу Бернесу, выразившийся в подготовке сборника воспоминаний о выдающемся артисте.