ФЕЙГЕЛЕ ФЕНИКС. История длиною в жизнь

Литературная гостиная

Файка любила ходить в гости к тете Циле, особенно в день ее рождения, когда собиралась вся родня. Из большой комнаты выносили часть мебели. Оставался диван, к которому придвигали раздвинутый стол, и старинный высокий деревянный буфет с зеркальной дверкой, потому что если его сдвинуть с места, развалится. Вместо стульев из сарая приносили широкую доску, ставили ее на три табурета и покрывали старым “солдатским” одеялом. Тетя Циля, как главнокомандующий, отдавала приказы дочке и мужу:

- Этти, слева в шкафу стоят праздничные сервизы, бери тарелки, что с голубыми цветами, их больше и они красивее. Ты посчитала сколько нас? Хорошо. Расставьте посуду, аккуратней, не побейте. Вилки, ножи в верхнем ящике. Хаим, достань с верхней полки блюда. Да, и для рыбы тоже. Нет, нести на стол не надо - когда я их заполню, отнесешь.
- Мама, можно компоту?
- Конечно Катенька, майне арцеле (сердце моё), пей на здоровье, - Циля ловко зачерпнула из большой кастрюли компот, налила в чашку и протянула пятилетней дочке. - Бокалы, бокалы не забудьте...
- Циля, Зяма приехал, - крикнул кто-то.
У Файки дрогнуло сердце. “Зяма приехал”, - музыкой отозвалось в голове. Она улыбнулась и выскочила из кухни. Зяма, единственный сын тети Цили, учился в другом городе и приезжал домой на день рождения, да на каникулы. Ах, какой парень, все девчонки на него заглядываются. Файка давно в него влюблена, но он в упор ее не видит - мала еще, да и некрасива. Поэтому девочка тайно страдала.
На этот раз Зяма приехал не один. Девушку, которую он все время держал за руку, звали Рива. Тоненькая, с короткой стрижкой черных волос, она скорее была похожа на мальчика-подростка, чем на девушку.
- Тощая какая, - шепнула Этти Файке на ухо, - ни рожи, ни кожи.
“Как у меня, - подумала Файя, - нет, наверное, я хуже, раз он выбрал ее”.
Тогда, в те давние годы, ей было всего четырнадцать лет, и училась она в седьмом классе.
- Поступай в медучилище, - сказала мама, - будешь в больнице работать. Правда, зарплата маленькая, но на уколах можно будет подработать.
Файка подумала, что мама плохого не посоветует и поступила в училище. Уже на третьем курсе она бегала делать уколы соседям, и все знали, что у Файки легкая рука.
Однажды поздно вечером кто-то постучал.
- Кто там? - спросила с опаской.
- Простите, что напугал вас, я Иосиф, сын тети Мани из соседнего дома.
Файка открыла дверь.
- У мамы воспаление легких. Врач велел на ночь сделать компресс, а как, я не знаю. Не могли бы вы..., - он вопросительно посмотрел на девушку.
- Конечно, конечно, сейчас оденусь и пойдем.
С утра шел снег, потом выглянуло солнце. Подтаяло, а к вечеру подморозило. Стало скользко.
- Можно вас под руку взять? Поддержать, чтобы вы не упали, - предложил он.
- Можно, - подумав, ответила Файка и доверчиво оперлась на его руку.
Так они и дошли до их дома.
Тетя Маня сидела в постели, опираясь на высокие подушки. При тусклом свете лампочки лицо казалось бело-серым, щеки впалыми. В комнате пахло камфарой.
Файка открыла форточку.
- Так, - деловито сказала она, снимая пальто, - мне нужна горячая вода, большой таз, старые простыни, камфара, вата и компрессная бумага.
Иосиф засуетился. Через полчаса тетя Маня, вымытая, переодетая и закутанная в компресс, лежала, тяжело дыша парами масла.
- Не знаю, что бы я без вас делал?
Он смущенно улыбнулся.

Это было лучшее время в ее жизни... Почти сразу Иосиф стал называть Файку - Фейгеле (птичка), а вскоре позвал замуж.
Свадьбу решили не делать, так и сказали маме.
- Денег нет, денег нет, а у кого они есть? - ворчала Роза. - Чтобы моя дочь выходила замуж, а я даже родную сестру не пригласила? Нет, дорогие, вы как хотите, а я стол накрою, пусть не шикарный и флудн испеку. Какая же свадьба без флудн...
И стол накрыла и флудн испекла. Всю ночь напролет старый Абрам играл на скрипке, а молодожены, почти не садясь за стол, кружились в танце.

Мишенька родился зимой. B вот он  уже сказал первое слово, вот он сделал первый шаг. А вот он, как говорила баба Маня, “танцевал на музыку”.
Надежды на Мишаню возлагались большие, ведь он такой умница. Мама мечтала, чтобы он стал врачом, папа соглашался с мамой, а бабушка думала только о том, чтобы внук был здоров, а кем станет, это его дело.
Учился мальчик неплохо, с годами становился серьезней и после седьмого класса решил заканчивать десятилетку.
- Йоси, какой у нас разумный мальчик, - умилялась Файя.
- Не сглазьте, тьфу-тьфу-тьфу, - сплевывала через левое плечо баба Маня. - Пусть он будет здоров.
Летом Миша устроился на работу к Фае в больницу. Мальчик он был рослый и сильный, поэтому главврач Соломон Давыдович разрешил оформить его санитаром. Файя была довольна, пусть привыкает. В сентябре Миша пошел в восьмой класс.
В газетах писали, что Гитлер ввел войска в Польшу.
- Господи, - молилась Фая, - убереги нас от войны, ведь Польша совсем рядом. Прошу тебя, Господи, спаси и помилуй...
- Фейгеле, перестань нервничать. Война далеко. Гитлер до нас не дойдет, его утихомирят через неделю, - успокаивал ее Иосиф.
Миша стал заниматься парашютным спортом.
- Тетя Циля, - жаловалась Файя, - когда он уходит прыгать, я умираю. Даже думать боюсь, что может что-нибудь случиться.
- Правильно, думать нужно о хорошем. Мой Зяма в его годы гонял на мотоцикле. Ты же помнишь эти соревнования. Одни синяки да шишки. Слава Богу, вырос.
Последний год учебы давался сыну тяжело - хотел, чтобы в аттестате были высокие оценки.
- Почти серебряный призер, - хохотнул Иосиф читая оценки на выпускном вечере. - Нет, ты только посмотри, Фейгеле, какой у нас парень, - у него на глаза навернулись слезы.
После торжественной части родители ушли домой, а Миша остался. Вечер только начинался.

Их разбудил сильный стук в дверь. Миша не вошел, а влетел в комнату:
- Мама, папа, война. Мне в военкомат надо. Папа, а ты будешь ждать повестку?
- Война...- эхом отозвалась Файя и вдруг кинулась на кухню, - я сейчас, сейчас завтрак соберу...
- Мама, мама, какой завтрак, меня товарищи ждут.
Она быстро завернула бутерброды в газету и сунула Мише.
- Сам поешь и ребят покормишь, - сказала она строго, и сын не осмелился перечить.
Вечером Миша пришел попрощаться. Его направляли на курсы радистов. Иосифа призвали через неделю.
Файя осталась одна в сразу опустевшей квартире. Больницу, где она работала, срочно готовили к эвакуации.
Старики колебались, стоит ли срываться с насиженных мест. Ходили слухи, что война скоро кончится, а значит ее можно переждать, и все образуется.
- Надо уезжать, уговори своих. Они тебя послушают, - сказал перед отъездом Иосиф, - немцы сильны, добром все это не кончится.
И она послушалась.
- Нет, нет и еще раз нет, кричала тетя Циля, - я никуда не поеду, никуда. Зяму забрали, если я уеду, он же не узнает, где его семья. A у Ривы грудной ребенок. Файя, перестань агитировать за отъезд, я не партийный работник, меня никто не тронет.
- Все, не хочешь ехать, не надо, но ответь мне на один вопрос: если тебя убьют, кому нужны будут твои “хоромы”? - Файя стукнула рукой по стене. - Все вместе мы не пропадем, и вернемся, Б-г даст, в свой дом.

Б-ск - небольшой городок, расположенный на реке, в юго-восточной части Алтайского края, был очень зеленым. Дети быстро нашли друзей, Фая устроилась на работу в столовой.
Розе казалось, что живет она какой-то не своей жизнью. Она никогда не была сильной, а здесь совершенно растерялась. Первые две дочки Розы умерли в младенчестве. Сколько слез она пролила. Потом родился сын Сруэл, которого потом все звали Сашей. Она не возражала, лишь бы жил. Мальчик успешно учился в архитектурном институте, потом увлекся строительством мостов. Они с мужем очень гордились им. Файка родилась через семь лет. Девочка была полной противоположностью брату, непоседа и хохотушка. Замуж Файка выскочила  раньше красавицы Этти. Иосиф до сих пор души в ней не чает. Несколько лет назад у Саши умерла жена и внучка Лиза захотела жить с бабушкой. В эвакуацию уехала с ними, хотя в Москве жила сестра ее матери.

Фая тихо постучала в дверь:
- Мама, открой. Лиза, ты дома? - Фая постучала сильней.
Тишина испугала ее.
- Не стучи, я внизу, сейчас поднимусь, - Роза, тяжело ступая оттекшими ногами, медленно поднималась на третий этаж.
Фая сбежала вниз и подхватила мать под руку.
- Я вам кое-что принесла.
Мать открыла дверь и села на приготовленный заранее стул.
- Сердце шалит, - Роза еле отдышалась. - Доча, папу в больницу положили, подозревают цирроз печени. Сходи, поговори с врачами.
- Мама, я схожу, поговорю. Только не плачь. - Фая поцеловала мать. - Мама, - она положила на стол кулечек, - здесь косточки и сухарики. Сварите суп, с сухариками будет сытно. Да, в кулечке немного капусты и морковки. Все, мой перерыв кончается, побежала на работу, - Фая поцеловала мать и сбежала по лестнице.
После работы Файя забежала к тете Циле. Вынула сверток и положила на стол:
- Тетя Циля, здесь немного картошки и сухарики. Завтра попробую перловки принести. Сегодня мешки разгрузили. То, что рассыпалось, я в угол замела. Если удастся вынести, занесу. Как вы здесь?
- От Зямы давно писем нет, а у тебя?
- То же самое. Господи, когда эту немчуру побьют? Гореть им в аду.
Убегая на работу, Фая заметила торчащий из ящика угол письма. Бешено заколотилось сердце. Уж очень аккуратным показался конверт. Она с опаской вынула письмо и, не глядя, сунула в сумку: “Дома почитаю, страшно что-то”. Весь день она заставляла себя не смотреть в сторону сумки. Вот и поздний вечер. Она зашла в комнату, поправила одеяло на спящей свекрови. Зажгла свечу и взяла конверт. Вскрыла. Запрыгали буквы.
“Ваш муж...”, - читать дальше не смогла.
“Иоси, любимый, как же так? Как теперь жить без тебя, - запричитала она, закрывая рот рукой. Как матери сказать?
- Ты что не спишь?
Файя вздрогнула и попыталась спрятать конверт. Не вышло.
- Кто? - тихо спросила мать.
Файя не смогла поднять глаза.
- Иоселе.
Свекровь пошатнулась, схватилась за сердце и упала на руки Фаи.
- Мама, мама, что с вами? Я сейчас, сейчас.
Файя схватила валерьянку и принялась капать в стакан.
- Мама, попейте, легче станет. Ну же, мама. Господи, почему она не пьет? Мама!
Файя приподняла мать и, прислонив к стене, побежала через дорогу в женское общежитие, где был телефон.
“Скорая” приехала быстро.
- Зачем вам врач? - спросил усатый мужчина.
- Маме плохо стало...
- Ей сейчас хорошо, лучше, чем нам.
- Что с ней?
- Она умерла. Завтра придете за справкой.
Врач помог переложить женщину в комнату на простыню, расстеленную на полу. Сам сложил руки.
- Поставьте у изголовья свечи. - Взгляд упал на конверт на столе, - кто?
- Мой муж и ее сын. Я письмо утром получила, весь день открывать не хотела, чувствовала, что похоронка. Решила прочитать на ночь глядя, чтобы свекровь не видела. Бедная мама, она внезапно проснулась, как будто что-то почувствовала, конверт увидала и все поняла.
Файя заплакала.
- Материнское сердце не обманешь, - сокрушенно сказал врач и протянул Файе стаканчик с валерьянкой:
- Выпейте, выпейте. Простите, мне ехать надо. Держитесь.
Свекровь похоронили без раввина, где его сыщешь. Циля прочитала кадиш, который помнила с детства. У изголовья сосед вбил в землю доску, где Файя написала имена свекрови и Иосифа.
- Дорогие мои, - сказала она, - надеюсь, что эти страшные времена пройдут, и я сумею поставить вам хороший памятник.
Со дня смерти свекрови и Иосифа Файя редко стала бывать дома. Иногда она ночевала у мамы на маленьком старом диванчике, подставив под ноги стул, иногда у Цили, где и без нее было тесно, но если Файя задерживалась, Катя приносила раскладушку и ставила ее у окна, где было свободное место. Рядом садилась Рива и, гладя ее по голове, тоскливо смотрела в окно.
- Потерпеть надо немного. Не может быть, чтобы эта проклятая война была долгой. Потерпеть надо, потерпеть надо...
Как ни странно, Файя успокаивалась и мгновенно засыпала.
В сорок четвертом стало полегче с продуктами. На заводе, где работала Рива, стали выдавать пайки - яичный порошок и какую-то крупу, из которой получалась прекрасная сладкая каша коричневатого цвета.
Папа стал совсем плох, уже ничего не понимал и все вспоминал свою давно покойную сестру Марию. Однажды, он внимательно посмотрел на Файю, вздохнул и радостно сказал:
- Машенька, спасибо за вишни, я так давно их не ел. Ты сделаешь мне вареники?
- Конечно, сделаю, - ответила Файя.
Он радостно улыбнулся, закрыл глаза и отвернулся к стене.
- Папа, папа...
Роза поднесла к его губам зеркало. Оно было чистое.
- Отмучился, мой дорогой.
И снова все стояли у маленького холмика и Циля читала кадишь. Положенных одиннадцати мужчин не было, но Б-г простит одиноких женщин.
Изредка заглядывал почтальон и закидывал в ящик маленький треугольник от Мишеньки. Файя читала его сама, потом маме, потом тете Циле. Раскрытым треугольник становился обычным тетрадным листом, исписанным мелким почерком повзрослевшего сына. На ночь Файя клала его около себя. Утром перечитывала и, радостная, убегала на работу. Надежда на скорую победу и возвращение сына придавали ей силы.
Январь сорок пятого был очень снежным и холодным. В доме десять градусов, кипяток не согревал. Ночью Файя накрывалась двумя одеялами, своим и Мишенькиным, и ей казалось, что сын согревает ее своим теплом. Потеплело только к концу марта. С крыш свисали большие сосульки, и люди с опаской ходили подальше от стен. У хлебного магазина старушка продавала маленькие букетики каких-то цветов. Файя остановилась, вдохнула весеннего воздуха, улыбнулась и побежала на работу.
День прошел, как обычно. Вымыв последнюю кастрюлю, Фая сняла фартук, оделась и вышла на улицу. Из почтового ящика выглядывал уголок конверта.
“От Мишеньки”, - подумала она и вошла в дом.
Только сейчас заметила, что держит в руках не треугольный конверт.
- Нет, нет, этого не может быть, - прошептала она, - нет, мой сын жив, они ошиблись, они не разглядели...”.
Конверт открылся легко. Она достала письмо, напечатанное на машинке.
“Ваш сын...”
- Нет, это не мой сын, это ошибка. Мой сын жив, жив и точка, - закричала она в пустоту комнаты и кинула письмо на стол.
“А вдруг, почтальон ошибся адресом, бывает же такое”.
Фая взяла конверт и внимательно прочитала адрес и фамилию. Ошибки не было. “Почему конверт не пустой, я же вынула извещение”? - Файя заглянула вовнутрь и вынула исписанный, сложенный вчетверо лист, испачканный чем-то коричневым.
“Что это? - она вдруг узнала свой почерк.
Выпала записка. “Мама Миши, это ваше письмо сыну. Он носил его в нагрудном кармане гимнастерки. Пуля попала в грудь, поэтому письмо в крови. Наверное, он умер сразу. Я не смог выбросить письмо, поэтому вложил его в конверт. С уважением Владимир”.
Надежда умерла.
Как всегда после восьми потух свет. Файя вздрогнула, и вдруг ощутила себя в сыром склепе. Из углов смотрели на нее безвременно ушедшие, любимые ею люди. Она вздрогнула и выбежала из комнаты. В лицо ударил холодный ветер. Не разбирая дороги, по лужам, она бежала к дому матери, сжимая в руке конверт.
- Что с тобой? Почему без пальто? - Роза испуганно смотрела на дочь.
Фая не смогла ответить, только потрясла рукой.
- Дай конверт, я сама прочту. Сядь. Лиза, налей кипятка. Выпей, согрейся.
- Мама, можно, я с вами поживу?
- Не задавай глупых вопросов. Пей осторожно, в чашке кипяток.

В мае объявили долгожданный мир.
- Они не могли сделать это на месяц раньше? Может быть, Мишенька был бы жив, - зло бросила Файя.
В конце сорок пятого Циля получила письмо от соседки. Дом, в котором они жили, цел. В квартире жили какие-то люди, но ей сказали, что их переселят и квартиру отдадут.
- Девочки, может быть и нам пора возвращаться?
- Мама, ты же знаешь, что меня здесь ничего не держит, - сказала Файя, - поехали домой.
Дома, где жили Роза и Фая, были разрушены. В квартире у Цили поселились такие же возвращенцы. Переселять их было некуда. Теперь в двух комнатках ютились три семьи. В конце сорок шестого года вернулись Зяма и муж Этти. Фая снова работала в больнице. Она не просто работала - она там жила.
Постепенно город восстанавливался.  На окраине, на месте сгоревших домов, вырастали избушки с огородами, молодыми фруктовыми деревьями, обещавшими превратиться в сад. Впервые за много лет Роза посолила капусту и положила в нее зеленые яблочки. Запах маринада заполнил кухню, отдался в сердцах щемящей тоской по довоенной жизни, когда все еще были живы. Зяма устроился на завод, и ему дали комнату в семейном общежитии. Рива слегка поправилась и похорошела. Их повзрослевшие дети - Славик и Аркаша - очень походили на мать. Вскоре мужа Этти послали на работу в другой город. Сестра ждала ребенка. Файя провожала их на вокзале. Поезд дал короткий гудок, Фая крепко обняла сестру и шепнула:
- Если родишь мальчика, назови его Мишей.
К концу сорок седьмого года Фая получила комнату в коммуналке. Она подошла к окну, выходящему во двор, где мальчишки, играя в футбол, гоняли вместо мяча какую-то железную банку. Тяжело вздохнула, вытерла набежавшие слезы и стала распаковывать узлы. Мебели, кроме единственной кровати, одолженной сердобольным завхозом больницы, не было. Лиза облюбовала себе угол у окна и аккуратно разложила на полу стопку учебников.
- Уроки буду делать на подоконнике, благо он широкий.
В этом году Лиза заканчивала десятый и хотела ехать к отцу в Москву учиться дальше.
Последнее время Роза болела. Совсем перестала выходить на улицу, целыми днями сидела у стола и читала одну и ту же книгу “Мадам Бавари”, которая чудом сохранилась в Цилиной квартире. Понимала ли она содержание, было неясно, потому что каждый раз, перевернув последнюю страницу, она снимала очки, прикрывала глаза и произносила:
- Ничего хорошего. Совсем писать разучились.
Закрыв книгу, она переворачивала ее, внимательно читала название и автора:
- А вот и новая книга. Циля, где Циля? - беспокойна глядя на Цилю, звала она.
- Это я. Роза-а, это я. Я здесь.
- Кто это я?
- Циля. Ты меня не разглядела в темноте.
- Ты думаешь? А разве здесь темно?
Она надевала очки, и просила:
- Включите свет. Спасибо. Ну что ж, почитаем, - она подносила книгу к глазами и углублялась в чтение.
Умерла Роза летом. И снова Фая стояла у земляного холмика. Теплый ветерок шевелил седую прядь волос. И снова Циля читала кадиш, и снова не собралось положенных одиннадцати мужчин, и снова все просили прощения у Всевышнего, который должен понимать, что взять этих мужчин неоткуда. На этот раз Файя забрала тетю Цилю к себе.

Свое пятидесятилетие Файя отмечала скромно, правда на работе, на торжественном собрании, её отметили премией, подарками, цветами. Дома тетя Циля испекла торт. Вечером семья Зямы в полном составе зашла поздравить Файю. Зяма торжественно поставил на стол испеченный собственноручно пирог “Черный лекех”.
- Давно ли ты стал кулинаром? - улыбаясь, спросила Файя, - как прекрасно пахнет медом лекех.
- С тех пор, как стала болеть его жена, - тихо сказала Рива.
- Болеть? О чем это ты?
- О грустном поговорим после чая, можно? - Зяма поцеловал жену.
Засиделись допоздна, тетя Циля давно ушла спать, а они вспоминали и вспоминали приятные и тяжелые дни недавнего прошлого.
- Зяма, что с Ривой? - внезапно спросила Фая.
- Рак, - ответила Рива, - рак. Меня направляют на операцию. Файка, я боюсь. Хочу, чтобы оперировал Александр Степанович, говорят он хирург от Б-га.
На другой день Фая поговорила с хирургом, и он назначил встречу.
Они сидели у дверей кабинета в ожидании приговора. Зяма нервничал. Незажженная сигарета перекатывалась из угла в угол рта. Фая, как могла, успокаивала его. Наконец вышла заплаканная Рива. Врач позвал Зяму.
- Операция через две недели. Вопросы есть?
- Спасите мою жену, доктор...
- Сделаю все возможное, держитесь.

Через двери с длинным окном был виден коридор и дверь, ведущая в операционную. Курить здесь было нельзя, и Зяма вернул сигарету в пачку. Подошедшая Фая тронула его за плечо:
- Давно? - она подбородком указала в сторону операционной.
- Около двух часов. Ты не знаешь, почему так долго?
Еще через час, держа на весу капельницу, Риву повезли в реанимацию. Зяма шел рядом.
Фая издали видела, как он, оставшись за дверью палаты, прислонился лбом к стене. Плечи его вздрагивали.
Риву выхаживали все вместе. Фая работала во вторую смену, а Зяма с утра. В середине дня, когда дети приходили из школы, Файя убегала к себе, чтобы проведать тетю Цилю. В этом круговороте, когда надо везде и всюду успеть, Файя чувствовала себя сильной и энергичной, а, самое главное, кому-то нужной. В такие дни исчезало чувство одиночества, приглушалась непроходящая боль от утрат и появлялось желание жить.
Рива медленно поправлялась. Она прибавила в весе, выросли утерянные при химиотерапии, волосы. Теперь она сама могла управляться на кухне, и Файя, приходя, чувствовала себя гостей.
Но через восемь лет все повторилось. Александр Степанович, сожалея, развел руками и покачал головой...
На похороны приехала Этти. И опять вся семья стояла у свежего холмика. Раввин читал кадиш и хор одиннадцати мужчин вторил ему. Совсем взрослые внуки поддерживали под руки Цилю, которая, глядя на плывущие облака, выкрикивала:
- Это несправедливо, когда старики живут, а молодые умирают. Разве Ты не понимаешь, что это несправедливо?

Летом Малой, как называл Зяма младшего сына, собрался в Киев сдавать вступительные экзамены в институт, где уже учился Славик, да так там и остался. Оставшись один, Зяма часто навещал мать, которая после смерти Ривы сильно изменилась. От матери он неохотно возвращался в пустой дом, где от его семьи остались лишь фотографии на стене.
Цилино восьмидесятипятилетие отметили тортом “Сказка”.
- Действительно сказка, что я прожила такую длинную жизнь. Гневить Б-га не буду, я не одна, со мной мой сын и любимая племянница. Спасибо. Файя, сходи на кухню, подогрей чайник.
Дождавшись, когда она выйдет, Циля тихо сказала сыну:
- Мне осталось недолго. Когда умру, женись на Фейгеле, лучшую жену тебе не найти.
- Мама, она же дочка тети Розы.
- Знаю. Я стара, но из ума не выжила, у евреев можно.
Зяма поцеловал мать и ничего не ответил.
Циля умерла во сне, спокойно, без стонов, как будто боялась побеспокоить спящую Фаю. Крупные хлопья снега ложились на выросший холмик и красные цветы. Файя держала Зяму под руку, так было легче устоять под усиливающимся ветром.
Дома, сидя за скромным поминальным столом, они решили сделать на могиле большую плиту с фотографиями, чтобы дети, навещая, могли помнить лица близких, ушедших в мир иной.
Еще несколько лет назад будущее казалось Файе беспросветным и одиноким. Сейчас, когда рядом был Зяма, все виделось в другом свете. Ожила надежда. На глаза навернулись слезы.
- Фейгеле... - она вздрогнула. Как давно никто так ее не называл, - Фейгеле, мама прожила большую, тяжелую жизнь, но никогда не была одинока. Давай и мы вместе будем доживать нашу старость. - Он обнял ее за плечи.
Снег перестал. Сквозь тучи пробивались лучи солнца.

Амалия ФЛЁРИК-МЕЙФ