Умереть на родине

Год с тремя нулями Левинские встретили с воодушевлением. Накануне Света, Виля, их сын Рома и дочь Маша вернулись из рождественского Лондона, и мама Светланы уже наготовила на полк изголодавшихся гренадеров. Кот Эммануил Виторганович, названный в честь знаменитого артиста, ходил кругами вокруг ёлки, явно прикидывая, как бы этот чужеродный элемент свалить.

 

— Эммик, только посмей! — сурово предупредил Виля. — Я не позволю привносить в нашу квартиру равовские нравы!

 

Осознав, что расправа с некошерным деревом может привести к малоприятным последствиям, Эммануил приуныл и, волоча за собой шикарный рыжий хвост, отправился на кухню, где хлопотали Света и Евгения Моисеевна. Представитель семейства кошачьих прекрасно знал, что ему обязательно перепадет что-нибудь вкусненькое — а это куда важнее ёлкоборчества.

 

Выпили шампанского по московскому времени, обсудили неожиданную отставку Ельцина и появление странного преемника, на которого раньше и внимание не обращали, повспоминали ночной поход по Трафальгар-сквер, а затем дружно уселись у телевизора. Спустя какое-то время Рома и Маша отправились к друзьям, Евгения Моисеевна ушла спать, а Виля и Света, переключая с канала на канал, ворчали по поводу измельчания новогодних телепрограмм.

 

Под утро, когда Света домывала посуду, а Виля клевал носом у телеэкрана, раздался звонок в дверь. Светлана была уверена, что это вернулись дети, и распахнула дверь. Но у порога, лучезарно улыбаясь и демонстрируя безукоризненную вставную челюсть, стояла совершенно незнакомая женщина. Впрочем, что-то в ее лице показалось неуловимо знакомым, но на размышления не оставалось времени, так как дама бросилась целоваться.

 

— Светланка, неужели ты не узнаешь тетю Бебу? — определив степень оторопелости хозяйки, спросила ночная гостья.

 

— Свою любимую тетю Бебу из Одессы?

 

Эммануил, прикорнувший на коленях Вили, важно прошествовал к двери. Увидев незваную гостью, выгнул спину и зашипел.

 

— Что за мерзость! — воскликнула дама. — Какая злобная тварь! Ненавижу кошек!

 

Эммануил явно тоже не проникся к ней симпатией, но как благовоспитанный кот, нападать не стал.

 

Очнувшийся Виля уже спешил к двери, чтобы разобраться в ситуации. Тетя Беба, отстранившись от Светы, показала пальцем на главу семейства и спросила:

 

— А это кто такой?

 

— Это Вильгельм... мой муж... — почему-то извиняющимся тоном ответила Света.

 

— Вильгельм... хм-м... — произнесла дама. — Ну и имечко... фашистское какое-то... Ну ладно, Вильгельм, дай я тебя обниму по-родственному!

 

Виля попытался увернуться от объятий, но не тут-то было. Тетя Беба явно умела добиваться своего.

 

— А где Женя? — поинтересовалась она. — Надеюсь, с ней все в порядке? Она не успела умереть за те несколько дней, что мы поговорили с ней по телефону?

 

— Мама спит, — развела руками Света.

 

— Спит она, — проворчала тётя Беба. — Я ехала из такой дали, а она, видите ли, спит. И что, её нельзя разбудить?

 

— Сейчас, сейчас, — засуетилась Света. — Мама, тётя Беба приехала!

 

На ходу накидывая халат, из своей спальни вышла Евгения Моисеевна.

 

— Беба? — удивилась она. — Какими судьбами? Почему ты не предупредила, что приедешь?

 

— Женя, я же сказала тебе, что готовлю новогодний сюрприз.

 

— Сюрпра-а-айз, — протянул Виля, но под уничтожающим взглядом гостьи осекся.

 

— Я должна была прилететь ещё до полуночи, — сказала тетя Беба. — Но самолёт задержался — вы же знаете, какая сейчас погода у нас в Торонто. Так что сюрприз получился несколько запоздалым. Но лучше поздно, чем никогда, правда, Уильям?

 

— Вильгельм, — поправила Света.

 

— Уильям лучше звучит, — заметила чужестранка. — И нет в этом имени противной неметчины.

 

Евгения Моисеевна извлекла из холодильника остатки ночного пиршества и усадила домочадцев за стол. Тётя Беба открыла свой чемодан, который Виля не без труда занёс с лестничной площадки, порылась там, и достала два шарфика и две шоколадки.

 

— Это тебе, Женя, и тебе, Света, а шоколад — это очень дорогой эксклюзивный шоколад “Кэдбери”, который любит королева Елизавета, — детям. Кстати, а где же дети?

 

— Дети у друзей, — ответила Света, и Вилю вновь покоробил её извиняющийся тон.

 

— У друзей? Хм-м... Вы хотя бы знаете этих друзей? Я уверена, что они вернутся пьяными и укуренными каннабисом...

 

— Бебочка, наши дети не такие, — перебила её Евгения Моисеевна. — И их друзей мы хорошо знаем, они часто бывают у нас.

 

— То есть приходят и шумят на всю квартиру? — возмутилась тётя Беба. — Кстати, сколько у вас комнат?

 

— Четыре с половиной, — ответила Света.

 

— Четыре бедрума плюс дайнингрум? — уточнила гостья.

 

— Нет, всего четыре — холл и три спальни. И полкомнаты для Ромы.

 

— Да, тесновато, — пробурчала тётя Беба. — Покажите, в какой комнате буду жить я?

 

Зависла пауза — ну словно в гоголевском “Ревизоре”. Первой опомнилась Евгения Моисеевна:

 

— Беба, я уступлю тебе свою комнату, а сама перейду на эти дни в гостиную.

 

— Нет, это непорядок, чтобы пожилая женщина жила в проходной комнате. А покажите-ка мне детские.

 

Света повела одесситку-торонтовку за собой.

 

— Вот в этой комнате живёт Машенька... А вот здесь мы поставили гипсовую перегородку и сделали комнату для Ромы.

 

— Безобразие, — проскрипела тётя Беба. — Так, ладно, сюда мы переведём Машу, а Рома будет жить в гостиной. Комната Маши, конечно, тесновата, но что с вами поделаешь. Хотя... А где живут молодые?

 

— Я не собираюсь уступать никому свою спальню! — резко сказал Вильгельм.

 

— Будто кого-то кто-то спрашивает, — поджала губы тётя Беба. — Так где эта комната?

 

Света послушно показала супружеское обиталище.

 

— Тэк-с... Два окна... Собственная душевая... Неплохо, неплохо... Кровать, конечно, надо будет переставить... Эта комната мне нравится, пожалуй, больше всего. Хотя... Это что у вас под окном?

 

— Автобусная остановка, а под вторым окном — школа, — пояснила Света.

 

— Шум, гам и гарь, — рассердилась гостья. — Нет, комната девочки... Маши мне подходит больше.

 

Виля, возмущённый поведением канадки, дрожащими руками схватился за сигарету. Но не успел поднести её ко рту, как тётя Беба вырвала сигарету из пальцев Вильгельма и смяла её.

 

— Отныне здесь никто не курит. Вы слышали: ник-то!

 

— А не кажется ли вам, уважаемая, что вы у нас несколько загостились? — не выдержал Виля, вконец утратив чувство юмора. Но тут на него зашикали жена и тёща.

 

— Мы ещё посмотрим, кто тут у нас загостился, — смерив Левинского взглядом, предупредила тётя Беба. — Я уже не жалею, что не привезла ничего тебе, Уильям. Ты явно недостоин внимания.

 

— Света, нам надо срочно поговорить, — схватив жену за руку, потащил её в спальню Виля.

 

— Отныне — никаких секретов! — прикрикнула канадка. — Понятно?

 

— А по какому такому праву вы здесь командуете? — взвился Виля.

 

— А по такому. Пошли за стол, объясню, после чего, надеюсь, отношение ко мне изменится. Да, и заприте где-нибудь эту мерзкую кошку, она всё время на меня шипит.

 

— Это кот, — обиделась Света. — И он не мерзкий, он здесь хозяин. Правда, Эммануил Виторганович?

 

Эммка сердито мявкнул и отошёл в сторону.

 

Сев во главе стола, тётя Беба достала из дорожной сумки гроссбух и, водя пальцем по его страницам, сообщила:

 

— Мой муж, светлой памяти Исаак Рабинович, был очень знаменитым зубным протезистом и в Одессе, и в Торонто. Мы всегда жили очень хорошо, у нас бывали знаменитые гости, нас все вокруг уважали. Знаете, кому Исаак делал зубы? Самому Рональду Рейгану! А видели челюсти Арнольда Шварценеггера? Такого мастера, как Исаак, не было до него и не будет после него! Но на этой работе Исаак подорвал здоровье. Пять лет назад он скончался, оставив солидное наследство, включая большой дом в Ричмонд-Хилле и квартиру на Янг-стрит. В завещании он указал, что желает быть перезахороненным на исторической родине, то есть в Израиле, но только тогда, когда умру я, чтобы лежать вместе. А умереть он мне велел не в Канаде, а у вас. И вот, понимая, что близок мой час, я приехала к вам.

 

— И как скоро вы собрались... — начал было Виля, но Света больно пнула его по колену.

 

— А теперь о том, что вас, несомненно, заинтересует. Мой Веня, оболтус, связался с негрой, женился на ней и уже нарожал троих негритят. Светлой памяти Исаак очень возмущался этим фактом и лишил Веню наследства. Он велел, чтобы я выплачивала нашему дурачку по тысяче долларов ежемесячно, но не более того. Так что перед вами богатая тётя с хорошим наследством. Вы наверняка мечтали о такой. Поэтому я советую потерпеть некоторые неудобства, на этом свете я явно не задержусь.

 

Никто не заметил, что домой вернулись Маша и Рома, которые внимательно слушали тётю Бебу.

 

— Круто, — воскликнула Маша. — Я даже не знала, что у нас есть богатая тётя.

 

— Бебочка — моя сестричка, дочь двоюродного брата моей покойной мамы, вашей прабабушки, — пояснила Евгения Моисеевна. — Мы в детстве были очень дружны. Потом долгие годы не виделись, пока Изя не попросил меня и вашего дедушку припрятать кое-что у нас дома. Потом они уехали в Израиль, а позднее в Канаду.

 

— Кстати, а где то, что Исаак спрятал у вас? — впившись глазами в родственницу, спросила тётя Беба. — Это же были золотые монеты царской чеканки?

 

Евгения Моисеевна покраснела:

 

— Понимаешь, Бебочка... Прошло столько лет, ты нам не писала, мы ничего о вас с Изей не знали... Когда собрались в Израиль, продали эти монеты и купили всем по золотой цепочке, а Свете перстень... Не сердись, мы всё тебе отдадим...

 

— Кто сказал, что я буду из-за такой мелочи сердиться? — разулыбалась тётя Беба. — Носите на здоровье моё золото, золотые мои. Вам же скоро достанется гораздо больше!

 

Спустя неделю взбунтовался Рома, которому отнюдь не нравилось жить в холле на виду у всей семьи:

 

— Если Машке так понравилась эта старая карга, пусть она и живет здесь, а мне отдаст мою комнатку!

 

— Ромчик, не стоит так говорить о тёте Бебе, — прижала палец к губам Света. — А Маше нельзя переселяться в холл, она же всё-таки девушка.

 

— Вы как хотите, а я собираюсь поставить вопрос ребром, — заявил Виля. — Или пусть она снимает себе квартиру, или, если уж всё равно собирается оставлять нам наследство, пусть вложит деньги в покупку коттеджа. Нельзя, чтобы у пацана не было своей комнаты. Да и вообще...

 

— Что вообще, Уильям? — раздался за спиной скрипучий голос. — Покупка коттеджа, конечно, хорошая идея, в вашей квартире очень тесно. Но в данный момент все НАШИ деньги не свободны, Исаак удачно разместил их на бирже, и глупо снимать их для каких-то трат. Каждый день приносит нам — мне и вам, моим наследникам, — тысячи долларов! Зачем же резать курицу, несущую золотые яйца? Вот когда я умру, — тётя Беба обвела печальным взглядом собравшихся, — вот когда я умру, вы решите, резать курицу или не резать. А пока я жива, буду исполнять завет светлой памяти Исаака и преумножать наше состояние. По той же причине я не намерена снимать отдельную квартиру, а собираюсь делить кров с моими наследниками.

 

— То есть, мы должны молиться не за ваше здоровье, а наоборот? — усмехнулся Виля.

 

— Уильям, меня не волнует, о чём ты там молишься. Я вообще не понимаю Светлану, как она столько лет выдерживает жизнь с таким отвратительным типом.

Виля, что-то пробурчав, ушёл в спальню, где в последние дни прописался и Эммануил, не желавший встречаться с кошконенавистницей. Вскоре туда же пришла и Света.

 

— Вилька, мне тоже всё это не нравится, но надо подумать о будущем... Помнишь, сколько мы говорили: вот был бы у нас богатый дядюшка в Америке... А получилась вполне реальная богатая тётушка в Канаде. Она сказала маме, что ей остались считанные месяцы, что у неё неоперабельная онкология...

 

— Светка, попомни мои слова — она ещё всех нас переживёт. Меня — точно. К тому же я хотел бы увидеть завещание с нашими именами и указанными суммами, недвижимостью и прочим.

 

— Неудобно как-то просить её... Маме она сказала, что завещание хранится у нотариуса в Торонто.

 

— Но она же не знала, как нас зовут!

 

— Ну... Хорошо, я попрошу маму уточнить.

 

— И вообще, не нравится мне эта твоя тётя Беба... из Аддис-Абебы. Что-то нечисто во всём этом. По-моему, она водит нас за нос.

 

— Виля, давай подумаем: а если она и в самом деле не написала завещание на нас, то что, мы должны выгнать её на улицу? Она приехала умирать, и наш долг окружить её заботой.

 

— Долг перед кем? Перед старухой, которую ты с детских лет не видела? Да ещё и седьмая вода на киселе... Лично у меня никаких сантиментов нет. Если бы не твоя мама, я уже бросил чемодан в машину и отвёз её в аэропорт. Даже билет в одну сторону сам бы оплатил.

— Виля, но всё же... Давай потерпим, это же смертельно больная женщина... Она нам только добра желает...

— Это невозможно! Вы с моей любимой тёщей совсем прогнулись под совершенно чужого человека из-за мифического наследства.

— Надо оставаться людьми, Виля...

 

Очередной тяжёлый конфликт возник спустя полгода в тот момент, когда Левинский потребовал, чтобы тётя Беба вносила в семейный бюджет хотя бы часть своего пособия по старости, которое она исправно получала как гражданка Израиля.

 

— Мы со Светкой колотимся на работе, дома не жизнь, а ад, и никакого просвета, — сказал он тёще и жене в тот редкий момент, когда гостья отправилась на прогулку. — Она суёт нос во все дела, а вы ей потакаете. Пусть вносит деньги, чёрт возьми!

 

— А она их может вносить только в долларах, — заметил Рома. — Думаете, куда она гулять ходит? За углом обменный пункт, она там свою пенсию на доллары меняет. А потом идёт в кафешку и ест чизкейк. А потом куда-то звонит по уличному телефону. Моя контрразведка работает исправно!

 

— В доллары? — задумался Виля. — Почему в доллары? И где она их хранит?

 

— А где обычно хранят деньги вредные бабульки? — Рома показал ладонью на бывшую комнату Маши. — В матрасе. Она думает, что никто не заметит её тайник. Но я же настоящий следопыт!

Когда тётя Беба вернулась, Виля поставил вопрос ребром:

 

— Раз уж вы у нас поселились — извольте оплачивать ваше проживание!

 

— Я своё проживание у вас оплачу посмертно, — взвизгнула канадская гостья. — Если ты думаешь, что я не знаю, как тебе не терпится получить мои деньги, то ошибаешься. Думаешь, Уильям, я не видела, как ты что-то подсыпаешь ко мне в сок?

 

— Я? Подсыпаю? В сок?

 

— Да-да-да, я сама видела!

 

— А ведь это идея...

 

— Не надейся, я теперь пью только тот сок, который только что открыла. И молись, чтобы я не сообщила в полицию о покушении на мою жизнь.

 

— Ну вы ва-а-ще, — у Вили не нашлось слов, чтобы высказать заокеанской тётушке всё, что он о ней думает.

 

Вечером, когда Света массировала ему левую руку — всё чаще та стала неметь, а сердце побаливать, — Виля сказал:

 

— Ну почему ты и твоя мамочка не видите, что это такое? А Машка вообще под её дудку танцует, выполняет все её поручения, меня ни во что не ставит... Только Ромка и Эммка на моей стороне... Эта ведьма меня со свету сживёт. Ты останешься молодой вдовой.

 

— Не говори глупости, Вилька. Ей осталось всего ничего, она недавно была у онколога и ей сказали, что нет смысла даже химию делать.

 

— Это она рассказала?

 

— Да, маме, а мама мне. Противная старуха, конечно, но надо её пожалеть, ей несладко...

 

— А кто пожалеет меня? — махнул рукой Виля. — Разве что на том свете... Переживёт она всех нас! Меня — точно переживёт...

 

Слова Левинского оказались пророческими. Именно он и был первым, кого пережила тётя Беба. После очередного выпада в его адрес, Виля ушёл в спальню и оттуда закричал:

 

— У меня больше нет дома! Это не дом... Это село Степанчиково и его обитатели! Фома Фомич Опискин!

 

— Кто такой этот Фома Фомич? — удивилась тётя Беба, дама начитанная, но отнюдь не русской классикой. — О чём он кричит таким страшным голосом?

 

— Это... такой литературный герой Достоевского, — пояснила Евгения Моисеевна. — Бебочка, всё-таки прошу тебя, не унижай человеческое достоинство Вили.

 

— Я не унижаю его так называемое “человеческое достоинство”, а ставлю на место, на котором он и должен находиться. Ему хочется моей скорой смерти и моего наследства, так мог бы мне не хамить. Между прочим, я могу внести в завещание поправку, что Светлана получит наследство только при условии развода с этим извергом. И не фиктивного развода, а настоящего.

 

— Бебочка, ты понимаешь, о чём говоришь? — всплеснула руками Евгения Моисеевна. — Ты хочешь лишить Светы мужа, а детей отца?

 

— Такого отца лишиться — это счастье, — нарочито громко произнесла канадка.

 

Услышав это, Виля выскочил из спальни, схватил бронзовую вазу с журнального столика, размахнулся и... рухнул как подкошенный.

 

Диагноз врачей был неутешительным: после такого инсульта если он и выживет, то останется инвалидом, которого придётся кормить с ложечки.

 

Виля не заставил домочадцев бегать вокруг него. Домой из больницы он уже не вернулся...

 

А Рома, поступив в Технион, уехал в Хайфу. На прощание он сказал матери:

 

— Ты простила ей даже убийство отца. И ты, и бабуля, и Машка ведёте себя как крысы, а эта тварь — как Гамельнский крысолов. Её наследство — как дудочка. Как вы этого не понимаете?

 

— Ромчик, папу не вернёшь, — сквозь слёзы ответила Света. — А для тебя и Машки эти деньги — залог вашего успешного будущего.

 

— Не нужны мне её вонючие деньги. Не возьму я их... хотя бы в память о папе.

 

— Не говори глупости. Нам сейчас очень тяжело, а наследство...

 

— Наследство! — разозлился Рома. — Не верю я в её наследство! Почему вы не поддержали папу, когда он потребовал показать завещание? Она простая приживалка, которая манипулирует всей нашей семьёй! Ещё вопрос, почему она уехала от своего сыночка!

 

Вскоре после отъезда Ромы покинул сей бренный мир Эммануил, не выдержавший разлуки и с Вилей, и с Ромой. Мужчин в доме не осталось. Некому было даже зашипеть на злобную родственницу. И тётя Беба почувствовала себя королевой.

 

Прошло около года после смерти Вили. Тётя Беба для своих семидесяти с небольшим плюсом чувствовала себя превосходно, а вот Евгения Моисеевна стала сдавать. Рома, приехав на несколько дней домой, не смог выдержать атмосферу нервной разрухи и предпочёл ночевать у друга.

 

— Мама, она высасывает у вас все соки! — сказал он Свете. — Она убивает вас, как убила папу!

 

— Ромчик, ты несправедлив к ней. И к тому же наследство...

 

— Наследство... Это отрава, а не наследство. Даже если оно существует.

 

Спустя неделю после отъезда Ромы раздался телефонный звонок. Приятный голос попросил Берту Соломоновну.

 

— Венечка, — непривычным для домочадцев нежным голосом произнесла дама. — Как ты меня нашёл, зайка?

 

После этого звонка тётя Беба стала прихорашиваться. Отправилась в парикмахерскую и к косметологу, купила новое платье. А потом стала известна причина этой метаморфозы: к Левинским прибыл импозантный мужчина лет пятидесяти, оказавшийся тем самым непутёвым сыном Веней.

 

— Мама, как тебе не стыдно! — обняв родительницу, патетически воскликнул “зайка”. — Я тебя столько времени разыскивал... Звонила раз в месяц, говорила, что жива, и на том спасибо. Хорошо, что подруга моей Наташки тебя узнала и выяснила, у кого ты живёшь.

 

— Венечка, я очень была на тебя обижена... За что ты меня сдал в эту богадельню.

 

— Мама, ты нуждаешься в уходе, а мы с Наташей тяжело работаем... Лучше, чтобы за тобой наблюдали профессионалы.

 

— Они меня обижали, пичкали лекарствами и я почувствовала, что перестаю соображать... Я даже книги и журналы читать больше не могла, а это было моё спасение! Меня спасла Женя, которая предоставила мне крышу над головой. Познакомься, это самые близкие мне люди.

 

— С удовольствием, — улыбнулся Веня. — Вениамин. Мама мне рассказывала про свою сестричку, но я даже не знал вашу фамилию, только слышал, что живёте в Тель-Авиве. Мама, ну как же ты могла? Наташа уже собиралась обращаться в Интерпол. Наташа — моя жена, — пояснил он. — Она очень помогла после смерти моего отца, когда с мамой приключился кризис. А тут ещё выяснилось, что папа оставил только огромные долги из-за неудачной игры на бирже. Нам пришлось продать дом и снять небольшую квартиру, поэтому я для мамы нашёл уютный уголок. А она оттуда сбежала!

 

— Венечка, не сердись! — всхлипнула тётя Беба. — Сейчас ты увидишь, что и от твоей старой матери есть польза!

 

Юркнув в комнату, на сей раз женщина не стала закрывать дверь за собой. Приподняла матрас, сунула руку под него и достала небольшую сумочку.

 

— Венечка, посмотри, сколько я для тебя накопила, — она протянула сумочку сыну. — Я каждый месяц покупала доллары и откладывала, как чувствовала, что настанет этот день. Не ругайся, пожалуйста, зайка!

 

— Мама, я не собираюсь ругаться. Ты уже собрала чемодан? Сегодня вечером мы улетаем домой.

 

— Венечка, я так хотела умереть на родине предков...

 

— Мама, не говори глупости. Ты проживёшь до ста двадцати.

 

— Дай Бог, дай Бог! Светочка, голубушка, Машенька, помогите мне, пожалуйста, собрать вещи. За мной приехал мой любимый сыночек!

 

Света, так и не понявшая, что на самом деле происходит, поспешила на помощь тёте Бебе, а вот Маша засыпала Веню вопросами:

 

— Ваша мама говорила, что у вас жена-негритянка и дети-мулаты...

 

— Наташа будет громко смеяться, — развеселился Вениамин. — Вот, посмотрите, какая она негритянка.

 

Открыв бумажник, он показал фотографию дебелой блондинки.

 

— А вот детей нам Бог не дал, не повезло нам, — тяжело вздохнул Веня. — Не повезло...

 

— Так ваша мама психически ненормальная?

 

— Да, у неё вялотекущая шизофрения и синдром Мюнхгаузена. Она иногда так нафантазирует и входит в роль, что даже мы с Наташей верим ей. А как она провернула операцию по отъезду к вам! Такое под силу только агентам ЦРУ и “Моссада”. И, как оказалось, моей маме. После смерти отца всё обострилось... Но человек она добрый и безвредный...

 

— Безвредный... — эхом отозвалась прозревшая Евгения Моисеевна. — А кто вернёт моей дочери мужа, а моим внукам — отца? Кто вернёт счастье в нашу семью?

 

В ответ на недоуменный взгляд Вениамина Евгения Моисеевна и Маша наперебой поведали ему, что случилось за полтора года, которые провела у них дома тётя Беба.

 

— Даже не знаю, что вам сказать... — растерялся Веня. — Как вас утешить, чем вам помочь... Разве что...

 

Он раскрыл сумочку, которую передала ему мать, достал толстую пачку перетянутых резинкой долларов, протянул Маше:

 

— Простите за всё, пожалуйста, простите...

 

— Венечка, что ты делаешь? — увидев эту сценку, закричала тётя Беба. — Я обещала папе привезти эти деньги, он будет ругаться!

 

— Мама, ты же знаешь, что папа умер. Собирайся быстрее, мы и так злоупотребили гостеприимством наших родственников...

 

Прошли годы. Ушла в мир иной Евгения Моисеевна, до последнего часа винившая себя в смерти любимого зятя. Света, пребывающая в беспросветной депрессии, потеряла свою неплохую работу и зарабатывает на жизнь уборками подъездов. Маша успела дважды выйти замуж — и оба раза неудачно. Теперь воспитывает двоих детей и еле сводит концы с концами. Рома, сделав неплохую карьеру, старается помогать деньгами и матери, и сестре, но коттедж в престижном районе, жена и три дочки требуют весьма солидных расходов. По вечерам при хорошей погоде он сидит в кресле-качалке в небольшом садике, который устроил себе на крыше, и туда к нему обязательно приходит его любимый кот — красавец мэйн-кун по имени Эммануил Эммануилович.

 

Вениамин, вернувшись домой, неожиданно узнал о романе его Наташи с каким-то пакистанцем. Последовали скандал, развод, знакомство с чернокожей матерью-одиночкой, работающей секретарём в суде, и теперь Веня и Рэйчел — счастливые родители как её сына от первого брака, так и двоих мальчиков-мулатов.

 

Что же касается тёти Бебы...

Она всеми силами старается выполнить задание сына дожить до ста двадцати лет. Несмотря на преклонный возраст, бодра и жизнерадостна. Иногда она рассказывает о своём горячем желании умереть на родине, но родины у неё всякий раз разные — то Израиль, то Россия, то Одесса, то Лондон, то Дерибасовская, то Янг-стрит... Персонал специализированного дома престарелых относится с симпатией к этой старушке, которая рассказывает удивительные истории из своей жизни.

 

И в самом деле, не каждый день можно пообщаться с родной сестрой королевы Елизаветы, которую злые агенты ЧК вывезли в Россию и выдали замуж за супершпиона Сиднея Рейли, всю жизнь притворявшегося зубным техником Исааком Рабиновичем...

Вот только коты и кошки обходят её за версту. А если случайно встречают на своем пути, шипят и выгибают спину.  

Isrageo