В поисках справедливости...

Америка

На днях в Los Angeles Times появилась большая статья, проиллюстрированная черно-белыми фотографиями – об изъятии с тихоокеанского побережья американских японцев во времена Второй мировой войны. Об этой акции, давно уже успевшей быльем порасти, осведомлен весь мир. Тогда зачем же ее снова вытащили на поверхность? Может, потому, что в 2011-м ей исполняется 70 лет? Нет, конечно, такой юбилей – из щепетильности или из чувства вины – в Америке отмечать не станут.
В данном материале рассказывается об американской японке Айко Йошинаге (Yoshinaga), начинавшей свою взрослую жизнь в лагере для интернированных и посвятившей всю последующую жизнь поискам справедливости. Очерк так и называется: “Поиски истины приводят к справедливости”.

 Любопытно, что в далеком 1941-м та же Los Angeles Times демонстрировала совсем иную позицию. “Гадюка она и есть гадюка, независимо от того, где вылупилась, – писала газета. – Точно так же американец японского происхождения, рождённый от японских родителей, вырастает японцем, а не американцем.”
Чистейшей воды расизм, не так ли.

Тут стоит вспомнить, что на Западном побережье, особенно в Калифорнии (где сосредоточилось до 90% всех иммигрировавших в страну японцев), процветали антияпонские настроения, носившие ярко выраженный расистский характер. В калифорнийский закон начала ХХ века о запрете смешанных браков была внесена поправка, запрещавшая браки между белыми и “монголами”, как презрительно окрестили японцев. А в школах Сан-Франциско существовала сегрегация по расовому признаку – японским детям предписывалось учиться в школах Чайнатауна. Позднее был принят “Закон об исключении азиатов”, резко ограничивающий для японцев возможность получения гражданства, если они не были рождены в Америке.

А потом случилось 7 декабря 1941 года, когда Япония внезапно напала на Перл-Харбор, центральную базу тихоокеанского флота ВМС США, нанеся ей колоссальный ущерб и втянув Америку во Вторую мировую войну, что рикошетом ударило по ее же заокеанским соотечественникам. Лояльность японцев, живущих в США, особенно на тихоокеанском побережье, мгновенно была взята под сомнение.

Политики Калифорнии требовали: “Все японцы, граждане или нет, должны быть помещены в концентрационные лагеря”. “Сгоните их, выпроводите и отведите им место на бесплодной земле. Лично я ненавижу японцев. Всех до единого!” – писал обозреватель местной газеты Генри МакЛемор.

Конечно, всю эту истерию можно списать на реакцию напуганных и внушаемых американцев, потрясенных событиями на Гавайях и смотревших на всех “монголов”, как на исчадие ада, как на потенциальную угрозу. Однако попутно жители Западного побережья, в первую очередь фермеры, недовольные наплывом эмиграции из Японии, пытались решить и собственные меркантильные проблемы.

Глава Ассоциации производителей-поставщиков овощей Салинас, Остин Энсон, заявил тогда местной “Вечёрке” (Saturday Evening Post): “Нас обвиняют в том, что мы хотим избавиться от япошек из эгоистических соображений. Так оно и есть. Суть вопроса в том, кому жить на Тихоокеанском побережье – белому человеку или желтому. И мы не хотим, чтобы их возвращали и после войны.”
Японцы Америки – законопослушные и безобидные люди. Покорно собрав пожитки, они шли в отведенные им лагеря и, ни на что не жалуясь, оставались там практически до окончания войны. Айко Йошинага была исключением – смутьянкой по духу. Она родилась в Америке, в японской семье, и имела американское гражданство. Ей было 17, она только что окончила среднюю школу в Лос-Анджелесе и готовилась к выпускному балу, когда события в Перл-Харборе обрушились на Штаты как гром среди ясного неба.
Президент Франклин Рузвельт подписал Чрезвычайный указ № 9066, дающий право военным властям самостоятельно определять “военные зоны” и оперативно осуществлять депортацию неблагонадежных лиц, политкорректно названную “интернированием”.

Появился и закон, объявивший всех итальянцев, немцев и японцев enemy aliens – “враждебными чужаками”. Но тотальной изоляции от общества подверглись только последние. Места их принудительного поселения назвали “военными центрами размещения”. В общей сложности “зоной выселения” (exclusion zones) была объявлена добрая треть страны.

Около 120 тысяч японцев были арестованы на Западном побережье – в основном в СА, а также в Орегоне и Вашингтоне (из которых 62% имели американское гражданство). Около 10 тыс смогли переехать во внутренние штаты страны, остальные 110 тыс были заключены в лагеря, официально названные “военными центрами перемещения”. Правительство объяснило всем остальным – лояльным гражданам Америки, что мера эта как военная необходимость, вынужденная (military necessity).

Отец и мать Айко, ее братья и сестры, в числе прочих, были временно помещены на конюшне ипподрома Санта-Анита, а оттуда уже переведены в лагерь. У Айко был жених, и из страха, что их разлучат, отправив в разные лагеря, пара сбежала и пробовала скрываться. Но их поймали и доставили в Manzanar War Relocation Center, в 250 милях от Лос-Анджелеса. “Мы были ошеломлены происходящим, – вспоминает она. – Абсолютно ошеломлены.”

Бараки, в спешке построенные частными подрядчиками по образцу солдатских казарм, не имевшие ни канализации, ни кухонь, были малопригодны для скученного проживания. А японцев селили в них семьями, со стариками и малыми детьми. Причем многие из них на воле были преуспевающими гражданами, имевшими свои бизнесы и соответственно все жизненные блага. Достаточно посмотреть на фотографии тех лет – длинная вереница задержанных: интеллигентные лица, модные шляпки, дорогие, прекрасно сшитые костюмы...

Под лагеря выбирали практически непригодные для жилья территории – голая, безжизненная земля без единой травинки, лишь ветер, гоняющий клубами пыль, да нещадно палящее солнце. Лагерь имел вооруженную охрану и был окружен колючей проволокой. По тем, кто попытается выйти за пределы отведенной территории, разрешалось открывать огонь. Бюджет лагеря составлялся из расчета 45 центов на человека в день.

Но справедливости ради надо сказать, что хоть эти лагеря и называют концен-трационными, людям жилось в них не так уж и плохо. Фотохроники запечатлели птице- и свинофермы на территории лагерей, возделанные самими интернированными плантации овощей, магазины, школьные классы для детей, больницы с чистенькими медсестрами и люльками для новорожденных, площадки для спортивных игр (просто голое, пыльное поле, на котором можно погонять мяч). Так или иначе, каждый находил себе занятие, и вынужденная изоляция постепенно самоорганизовывалась в сплоченное проживание единой коммуной.

За колючей проволокой Айко выросла из девушки в молодую женщину. За колючей проволокой родила своего первого ребенка и похоронила отца. Ее муж добровольно ушел воевать на фронт за Америку, а она с новорожденной дочерью продолжала жить изгоем – ситуация в те времена весьма распространенная в среде изолированных слоев общества.

 В 1944 Верховный суд США подтвердил конституционность интернирования, как акции ограничения гражданских прав расовой группы в случае “общественной необходимости”. Но уже в январе 1945 мера эта была отменена, и тысячи японцев, получив на руки $25 и билет на поезд до дома, покинули ненавистные лагеря. А три года спустя незаслуженно обиженным начали выплачивать компенсации за потерю собственности, никак не покрывающие нанесенный им материальный и уж тем более моральный ущерб.

Американские японцы возвращались к нормальной жизни практически с нуля, но не роптали, утешаясь уже тем, что их оставили в покое. Во многих городах есть места их компактного проживания. В центре Лос-Анджелеса такое место носит название Little Tokyo. А в нем есть Национальный музей японских американцев, который посещают в основном лишь обитатели и гости “Маленького Токио”. Один из разделов музея посвящен периоду интернирования. И всё.

Айко Йошинагу такая покорность соотечественников не устраивала. Поняв с годами, как мало американцы знают о том, что сделало их правительство со своими гражданами японского происхождения в 1940-х, она решила, что должна восполнить этот пробел и рассказать всю правду об интернировании. Айко принялась собирать документы и материалы о Второй мировой войне, начав с Национального архива. Проявив завидную настойчивость, она копала все глубже и глубже. А потом вместе с мужем отправилась изучать архивы тех лет в других штатах. Она собрала такое количество материала, что по их квартире стало трудно передвигаться.

Айко вступала в различные организации, присоединившись, в частности, к Движению американских активистов азиатского происхождения. На одной из сходок речь зашла о “конституированном расизме”, и она поняла, что это именно то, что она всегда на себе ощущала, но чему не находила определения. Ей было уже за 50, когда она стала заядлой активисткой и борцом за права человека, выступая на митингах и в прессе. Следя за новостями о войне во Вьетнаме, и особенно узнав об убийстве 500 сельских жителей американскими солдатами в Май Лай, Айко задалась вопросом, а в чем собственно заключается противоречие между политикой США и американскими ценностями.

Целый ряд судебных процессов был выигран истцами благодаря документам, предоставленным Йошинагой. Разумеется, она была не единственной, кто годы спустя продолжал искать правду и справедливость. Так или иначе, а правительство США создало специальную Комиссию для изучения самого факта целесообразности интернирования японцев.

В своих поисках, помимо приведенных выше, Йошинага наткнулась на отчет, наглядно иллюстрирующий, что данная акция базировалась больше на соображениях расизма, чем на военной необходимости. В документе был зафиксирован рапорт генерала Джона Л. де Витта начальству своей армии, в котором говорилось, что японцы для них все на одно лицо и военные затруднялись определить, кто из них лоялен, а кто нет: “невозможно было отделить овец от коз” (“it was impossible to separate the sheep from the goats.”).

Находки Йошинаги и широкая огласка, которую она им сумела придать, сыграли немаловажную роль в заключении, сделанном Комиссией после проведенного расследования, а затем и в формулировке документа, подписанного в 1988 г Рональдом Рейганом, в котором президент приносил извинения перед японским населением Америки от имени Правительства США за интернирование, вызванное “расовыми предрассудками, военной истерией и ошибками политического руководства”. За официальными извинениями последовали репарации в размере $20 тысяч каждому, оставшемуся на тот период в живых...
Сейчас Айко Йошинаге 86 лет, но она и не думает уходить на покой – продолжает собирать материалы и готовит к публикации объемистую книгу – труд всей ее жизни: “Speaking Out for Personal Justice”. На вопрос журналиста из Los Angeles Times, когда должна быть готова книга, женщина с коротким мрачным смешком отвечает: “Еще вчера”.

В ее публикациях и в “Словаре терминологии интернирования”, выпущенном ею в прошлом году, термин “лагеря для интернированных” заменен на “ГУЛАГ” и “концлагерь”. Айко хочет во что бы то ни стало, пока жива, показать всему миру, как несправедливо обошлось американское правительство со своими гражданами в те далекие годы ее юности – “один из самых мрачных периодов американской истории и ее собственной жизни”.

На стене рядом с ее рабочим столом черно-белая фотография как напоминание тех лет – гонимая ветром пыль, голая безжизненная пустыня и бесконечные ряды похожих на пеналы деревянных бараков. Один из них был ее домом на протяжении трех лет.
На днях на торжественной церемонии в Городском совете Лос-Анджелеса Айко Йошинаге была вручена награда Spirit of Los Angeles, что, наверное, надо переводить, как “Гордость Лос-Анджелеса”.

- История этой женщины – история самоотверженности и мужества, – сказал мэр Антонио Вилларайгоса, вручая награду.