Нина Аловерт. Фотоувеличение

Культура

Фотография может обрести вечность через запечатлённый миг
Анри Картье-Брессон

Для того, чтобы сразу, аккордно, единственным, ёмким по смысловой своей наполненнсти словом дать определение высокому искусству балетного критика и балетного (с мировым, заметьте, именем) фотографа Нины Аловерт, слово это пришлось позаимствовать у Феллини.

«Фотоувеличение». Нет, в данном случае не метафора, а с творчеством Аловерт согласующаяся,  прицельно точная оценка её очерков и эссе, всегда захватывающе интересных, информативных, аналитических,  вдобавок, человеком, не только балет во всех его ипостасях знающим досконально, но и балетом увлечённым. И, конечно же, это ничуть не завышенная оценка блистательных творений Аловерт как фотохудожника, проникшего в волшебный мир балета и, кажется, – в саму душу танца. А каждое событие в мире балета и его корифеев показывающего как бы через увеличительное стекло.

Кому, как не вам, дорогие наши читатели, знать и любить новеллы Нины, где при всём сюжетном разнообразии всегда один герой – балет. И написаны они так, что дарят нам иллюзию сопричастности тому, о чём так живо, так образно, так доходчиво и интересно рассказывает автор. И, думается, не был бы столь полным и столь явным эффект присутствия, если бы не подавался филигранно отточенный текст в тесном единении с тоже аловертовскими, талантом, собственным видением танца и высочайшим профессионализмом рождёнными фотографиями именно того балетного действа, о котором Нина повествует.

И согласитесь, ведь просто замечательно, что вот уже много-много лет, почти столько же, сколько самой газете «Русский Базар», и для её читателей, и для нас, её авторов, ставшей другом и очень нужной частицей нашей жизни, замечательно и важно, что очерки Нины Аловерт, сопровождаемые уникальными фотоснимками, увидеть можно только на страницах нашего еженедельника. Единственного, кстати, теперь (в прошлом был ещё доброй памяти «Новый американец») русскоязычного в Америке издания, кому Аловерт доверяет свои материалы.

И вот о чём, разумеется, нельзя не сказать, – об ещё одной стороне многомерного  таланта Аловерт: она не только журналист, владеющий словом и темой, никогда не одалживающий ни чужих впечатлений, ни чужих оценок. Не только ниспосланный балету Богом фотограф-виртуоз. Но и писатель. Хороший, востребованный, читаемый. С огромным читаемый интересом. Книги её – и в Нью-Йорке, и в Москве, и в Лондоне – нарасхват. Какова тематика этих книг? Да балет, конечно же! Потому что вся жизнь Нины – это служение балету. С юных лет.

– Почему? Почему именно балет? Только балет? – спросила я у Нины.
Ответ был по-римски лаконичен и исчерпывающе ясен: «Потому, что я люблю балет».
У меня на полке пять книг Аловерт, в которых вдохновенный, невероятно эмоциональный рассказ о великих танцовщиках подтверждён столь же вдохновенными и эмоциональными, с какими-то запредельными кинезисом и энергетикой снимками. Да. Выхватившими у вечности мгновение, сохранившие энергию момента. Это книги о Михаиле Барышникове, Юлии Махалиной, Владимире Малахове. Сейчас к ним добавилась и последняя книга о любимом моём Николае Цискаридзе. Ниной написана вступительная статья и рецензия на исполнение танцовщиком “Падшего ангела”, которую вы читали в “Русском базаре”.
Как подзаголовок дана в книге пастернаковская строка: «Полёта вольное упорство...» И сразу подумалось: это ведь и о Нине, о её упорном, не терпящем малейших даже уступок служении (ещё раз, тоже упорно, повторю это слово) да, служении балету. Не танцуя. Но с полной отдачей, с абсолютным балетознанием (простите мне этот неологизм) и с немеренной для искусства танца пользой.

Не пропускаю ни одной почти её публикации, в «Русском Базаре», разумеется, но и в российской и в англоязычной печати  (а статьи и фотографии Аловерт можно найти в американских Dance Magazine, Ballet Review, Point, в журналах других стран, в том числе и в очень интересном московском журнале «Балет»), стараюсь не упустить возможность побывать на каждой, нью-йоркской, во всяком случае, выставке Аловерт. Так что давным-давно сложившееся и годами подтверждённое мнение о многоликом её творчестве, высказанное под знаком восклицательным, – совсем не преувеличение. Совсем.

Тем более, что совпадает оно с авторитетнейшей оценкой нининых фотошедевров тоже жизнь свою посвятившим балету Александром Барабановым, виднейшим коллекционером балетных фото, основателом лондонского Музея фотографии танца ( в котором представлено множество работ Аловерт), признанным знатоком и балета, и фотоискусства, автора только что  изданной, но уже нашумевшей книги-фотоальбома «Танец».

Рецензии о барабановской новинке восторженные. По мнению лондонского издательства «Рэндом Хаус», во всём мире считающегося ведущим в издательском деле, «Танец» Барабанова является событием мирового звучания. Впрочем, иначе издательство такого ранга за публикацию книги и не взялось бы. На вопрос журналистки, как возникла идея создания такой книги, автор ответил, что произросла она из его же объёмнейшего 4-томника по многосложной истории танца, но решил он всё же выпустить уникальный альбом, выбрав лучшие из лучших фотографии и познакомив балетных фанатов с их авторами, фотографами неординарными и самобытными. Среди них, чаще других, – имя Нины Аловерт.

- В какой-то степени Александр Барабанов едва ли не приравнивает сотворение танца и сотворение зримого изображения танца к сотворению мира. «На мой взгляд, живое искусство вышло из танца», – утверждает он. Вы согласны с такой концепцией?
- Не задумывалась даже. Но, возможно, он и прав.

 - Ещё один постулат Барабанова: «Прежде всего, фотография должна нести энергетический заряд». Как вам удаётся насытить свои фотокартины такой мощной энергетикой?
- Не мне судить, какая энергия заключена в моих работах. Моя задача, когда я снимаю, постараться передать самый эмоциональный момент в выступлении артиста, или красоту его танца. Если те, кто смотрят мои фотографии, чувствуют то же, что и я, - я рада.

- «Фотографировать движение архисложно. Здесь нет возможности выстраивания кадра или отбора, как в постановочной фотографии». Трудно ли снимать балет во время действия?
- Всё основано на знании балета и на знании особенностей и техники танца данного исполнителя. Немалую роль здесь играет и многолетняя практика.

- Отдельную главу посвятил Барабанов фотографии прыжка. «Для этого, – считает он, – от фотографа требуется не только знание своего ремесла, но и понимание искусства танца, знание балета... В мире немного мастеров, которые досконально знают технику прыжка и способны запечатлеть его в совершенстве. Я знаю четверых, на первом месте Нина Аловерт. Найти хорошую фотографию прыжка – большая редкость. У интенсивно работающего фотографа за жизнь скапливается до полумиллиона негативов. При таком астрономическом количестве просмотренных негативов у Нины Аловерт удалось найти 5(!) идеальных прыжков, у Алана Бергмана (когда-то  танцевавшего у Баланчина, но ставшего балетным фотографом) – 2».  5 идеальных прыжков! Нина, как удалось вам достичь такого феноменального результата?
- Могу лишь повторить ответ на предыдущий вопрос, добавив: «идеальность» фотографии прыжка зависит, в общем-то, не только от фотографа, но и от танцовщика.

Но, наверно, должно быть, всё-таки, духовное слияние того, кто по невероятному какому-то наитию, по магической, даже может быть, подсказке, по неслышно прозвучавшему в этот миг сигналу свыше нажал на затвор фотоаппарата, и того, кто поразительный этот прыжок совершает. Должно быть. Иначе, как можно объяснить явление этого вот снимка Михаила Барышникова в главной роли в балете «Дафнис и Хлоя» в подобном полёту птицы прыжке? Как можно было схватить неправдоподобную эту динамику взлёта и это запредельное вдохновение, неповторимый, увы, миг обессмертив? Или ещё один фантастический прыжок уравненного с великим Нижинским Барышникова – отчаянный бросок Адама в неизвестность, в пропасть, зовущуюся человеческой жизнью? Не волшебство ли? Или, может быть, просто большой талант?

Снова «Сотворение мира», снова Барышников, его сжавшийся в комок Адам. Поражающая, сражающая пластика. Но лицо, взгляд!..
И вот тут следует сказать о том, что Нина Аловерт ещё и одарённейший мастер фотопортрета. В ряду безусловных шедевров стоят её портреты Сергея Юрского, Бориса Эйфмана, Сергея Довлатова... Даже многие её снимки балетных артистов в танце становятся и глубоко психологизированными портретами не только персонажа, но и самого актёра. Как тоже попавшая в барабановский альбом изумляющая своим совершенством фотография Юлии Махалиной.

На одной из недавних фотовыставок, в которой участвовала Аловерт, увидела я её фотографию, которую правомерно, не погрещив против истины, можно назвать гениальной. Это  крупный план Барышникова в «Блудном сыне». Он, вероятно, долго вглядывался в картину Рембрандта – и не только в знаменитый окончательный её вариант, но и в бесчисленные эскизы. Эти руки... Руки и глаза. Мольба о спасении, горькое осознание своей вины, невыносимость отверженности, просьба к Всевышнему позволить вернуться в отчий дом и быть прощённым... Да, не только великий танцовщик, но и большой драматический артист. И это смог понять и доказательно показать художник. Портретист. Фотограф. Такой, как Нина Аловерт.

Знаю, что награждалась она престижными, международного класса премиями, такими, как «Эми», которую получила как фотограф съёмочной группы фильма «Волф Трап представляет Кировский театр. «Лебединое озеро». А в 2003-ем –  дипломом «За вклад в дело сближения двух великих культур» на Международном конкурсе Benois de la Dance. Знаю, что редкостная фамилия Аловерт значится в справочниках «Кто есть кто в современном мире». Что имя её знает большинство тех, кто к балету причастен, – и те, кто его творит, и те, кто его почитает. «И творчество, и чудотворство», – сказал Пастернак о деяниях подобных ей людей.