Небо в алмазах

Культура

«Открылась бездна звёзд полна...»  Это действительно бездна – роскоши, изящества, сверхэлегантности и неимоверной какой-то, неправдоподобной красоты. Бездна звёзд бриллиантовых, изумрудных, рубиновых... Соединившихся, совокупившихся неразделимо, оборотившихся, как в космосе, маленькими созвездиями великолепных, божественно прекрасных колец, браслетов, брошей, серёжек, диадем... Невольно задаёшься вопросом – неужто руки человеческие могли изготовить эти феноменальные по изобретательности и оригинальности, тончайшим изощрённым вкусом отмеченные изделия? Словно жертвоприношения на сказочный алтарь ещё в глубокой древности заявившего о себе труднейшего ювелирного искусства. И жертвоприношения любви. Потому что большинство из этих поражающих воображение шедевров не были женщинами для себя куплены, а подарены им теми, кто их любил. И, наверно, экспозицию этих фантастически красивых (и фантастически дорогих), из частных, главным образом, коллекций собранных украшений можно и нужно было бы назвать так: «Подарки любимым женщинам».

Симптоматично, выставку эту (художественную, безусловно художественную, потому что каждый из экспонатов – это произведение искусства) представляет нам Институт, хотя чаще его называют музеем, дизайна. И располагается единственный в мире многопрофильный Музей дизайна в знаменитом, славном красотой своих интерьеров особняке Карнеги, подаренном этим суперпредпринимателем музею. А примечательно в связи с нынешней выставкой вот что: любил Эндрю Карнеги жену свою Луизу безумно, добивался её долго и упорно и никогда (никогда!), став её мужем, ей не изменял. Конечно же дарил единственной своей возлюбленной множество драгоценностей, и кое-что из фешенебельных этих вещиц, что хранятся в фондах Музея дизайна, сейчас сверкает под сверхпрочным (и пуленепробиваемым, кстати) стеклом выставочных витрин. Это только те причудливого  дизайна украшения, что заказывал Карнеги у прославленных по обе стороны океана ювелиров Ван Клифа и Арпелса.

Почему же дано нам сейчас любоваться и восхищаться лишь теми сверхдрагоценностями, что помечены клеймом Van Cleef & Arpels? Да оттого, что экспонируется в Музее дизайна бесценное собрание уникальных изделий именно этой знаменитой фирмы, основанной в Париже ещё в 1896 году и по сию пору популярной невероятно. Оба её основателя – Альфред ван Клиф и Саломон Арпелс, выходцы из родственных голландских семей, из поколения в поколение занимавшихся обработкой алмазов и самоцветов, – были искусными ювелирами, наделёнными буйной фантазией и непогрешимым вкусом. Когда же выполнять всё множащиеся заказы собственными силами стало невозможно, они привлекли в свою мастерскую умелых профессионалов, оставив за собой руководство растущим предприятием и ещё одну очень важную сторону дела – разработку дизайна каждого отдельного изделия или, что было многократно сложнее, ансамбля нескольких неповторимых украшений.

Собственно, само слово «дизайн» толкуется вот уже едва ли не столетие как  проектирование, нацеленное не только на функциональные, но и на эстетические свойства объекта, а ещё как художественное конструирование. И мы подчас забываем, что изначально воспринималось значение этого слова двояко: во-первых, как чертёж, рисунок, а во-вторых (и это главное), как замысел, т.е. исходная мысль, идея, фантазия творца.

А потому совершенно закономерно, что именно креативный, непременно использующий элементы новых течений модерна, высокохудожественный дизайн всего, что делали идееспособные, творчески мыслящие молодые голландцы, позволил им в считанные годы завоевать почитавшийся тогда, в начале ХХ века, столицей мира Париж, а потом стать известными и Европе, и Америке. И как следствие обрасти огромным числом заказов, удивляя не столько высочайшим профессионализмом, сколько фантазийным авангардным, порой экзотическим дизайном и невиданным в ювелирном деле психологизмом в выборе рисунка и сочетания цветов. Т.е., разрабатывая модель, художники (а они были подлинными художниками и знатоками женской души) учитывали тип внешности, вкусы, стиль туалетов, а главное – личностные качества той, кому украшение предназначалось.
Вот этот, в стилистике Арт Деко, источающий магнетическую силу гигантских сапфиров и бриллиантов (но и немеренного приданого) платиновый браслет Консуэло Вандербильт. В кого влюбился герцог Мальборо с его тысячелетней родословной, в скандально известную американку или в её деньги -  сказать трудно, но дивный браслет для неё заказал. Или эта, будто из золотых кружев, сказочной красоты брошь-бант, гимн золоту: «Золото, золото, золото! Яркое и жёлтое, тяжёлое и холодное. Коварное и яростное. Золото!» Вот как писал о нём ещё в ХVI веке великий англичанин Том Худ, и вот как, творя тоже яростно, превратили его в невиданный шедевр, эротический посыл, символ теснейшей связи возлюбленных художники-ювелиры, для которых золото (только 999 пробы, т.е. 24-каратное) было основой каждого почти изделия.

Эротика поёт в каждом творении прославленных ювелиров. «Видел я тот венец златокованный»... Эту диадему, эти серьги, эти броши, эту пектораль дарил герцог Виндзорский, отрекшийся от английской короны король Эдуард VII, своей жене – дважды разведенной и трижды некрасивой, длинноносой, плоскогрудой, зато обладавшей необъяснимой сексуальной притягательностью американке. Ради неё и трон покинул. А эти сапфировые запонки она, уже будучи герцогиней Виндзорской, подарила ему.
Когда Наташа Гельман позировала в конце 30-х прошлого века Диего Ривере, её запястье украшал роскошнейший, усыпанный бриллиантами гектагоновый браслет, которому завидовал «весь Париж». Мы видели завещанную Гельманами Метрополитен-музею собранную ими великолепную коллекцию картин и скульптуры и вкусу Наташи можем доверять. Кстати, портрет Риверы на выставке тоже был, так что со знаменитым браслетом, правда, в его живописном отражении, мы познакомились за несколько лет до сегодняшней выставки в Музее дизайна.

Маркиз де Куэвас, знатный и несметно богатый чилиец, женился на  унаследовавшей от деда энное количество миллионов внучке Рокфеллера не из-за денег. Полюбил просто-таки исступлённо. И – дарил, дарил, дарил. В несчитанном числе подарков и эта напоминающая запутанный узел брошь. А вот к ногам Барбары Хьютон украшения бросал каждый из 7 её мужей, в числе которых были принц, граф и даже голливудский король Кэри Грант. Умела выбирать. Потому и собрала одну из ценнейших в мире коллекций драгоценностей.

Впрочем, коллекции Дэйзи Фэллоуз, внучки Исаака Зингера, весь мир снабдившего швейными машинками; Флоренс Гулд, любившей в украшениях геометрические формы и вставки эмали, щедрой покровительницы Кокто, Жида и Дали; единственной наследницы империи сериалов Марджори Мэривезер Пост и т.д. и т.д. наверняка скромнее не были. Какие перстни и броши! Какие колье! Ух! Что уж говорить о грудах дорогих украшений среди которых конечно же были всегда согласующиеся с модой своего времени, по индивидуальным заказам выполненные работы Ван Клифа и Арпелса (носить драгоценности этой фирмы было очень и очень престижно) жены аргентинского диктатора Эвиты Перон, египетской принцессы Туссон, Полетт Годар, побывавшей в жёнах у Чарли Чаплина! Как в сказке: «Не можно глаз отвесть».

Это кольцо с огромным солитером в филигранной оправе принадлежало Грэте Гарбо, а вот этот какого-то изощрённого дизайна браслет – Марлен Дитрих, имевшей милое обыкновение не надевать драгоценности дважды. Кстати, Луи Арпелс, сын основателя, талант его унаследовавший, был личным другом Марлен.

Легендарная Мария Каллас подарки принимала от единственного своего рокового возлюбленного Аристотеля Онассиса. Преподнесенная им певице усыпанная алмазами и рубинами, брошь, будто «росою багровою сбрызнутый» цветок, в царственной своей алости по роскоши и элегантности не уступает лучшим экспонатам выставки.

Может, кто-то из вас, дорогие ровесники, помнит шум вокруг приезда в СССР шаха Ирана и его красавицы-жены, а потом, пару лет спустя, будоражили всех слухи о том, что сбежала шахиня от венценосного мужа с американским полковником (хотя официально её отъезд был представлен иначе: дескать, изгнал шах прекрасную Сорейю из-за её бездетности. Драгоценности шахской сокровищницы ей не достались, но заказанные в Париже пара изящнейших (и неимоверно дорогих) цветущих сейчас в музейной витрине веточек мимозы и фантастической красоты серьги она носила долгие годы. Американская жизнь Сорейи не сложилась: роман с Голливудом так же, как и с полковником, оказался неудачным, и лишь в Италии, влюбившись в режиссёра Франко Индовина и начав сниматься в маленьких ролях, она обрела счастье.

И, наконец, царство изумрудов. Невиданный этот сияющий ансамбль – ожерелье и серьги – подарил оглушившей его своей красотой и гибкостью танцовщице Зите Дэви магараджа индийской Бароды, сделав её своей женой и царицей. «Я вошла вчера в зелёный рай загадочной любви».

Жаклин Кеннеди-Онассис любила «благородные» камни самые разные, всегда умело сочетала их с назначением, кроем и цветовой гаммой одежды. Убранство Первой леди, считавшейся образцом стиля, поражало тем, что всегда это был продуманный, безупречного вкуса ансамбль, а драгоценности являлись органичной его составляющей. И ничего лишнего. Что было отмечено придирчивыми французами во время визита президента Кеннеди в Париж: президент де Голль и его супруга были поражены не только умом и грацией Жаклин, но и стильностью её светло-серого платья из струящегося  шёлка и тем минимумом драгоценностей, что не убавлял, а подчёркивал элегантность туалета. Волосы миссис Кеннеди были украшены парой заколок (разумеется, работы ювелиров от Ван Клифа и Арпелса), гармонирующих с платьем. Они здесь.

Тут же в витринах серьги, броши, широкие «этрусские» браслеты – бриллианты, рубины, кораллы... То, что дарили Жаклин Джон Кеннеди, а потом Онассис. Когда она, идол Америки, вышла за него замуж, «Нью-Йорк таймс» возопила: «Джекки! Как вы могли?!» Огромными буквами на титульной странице.

Элизабет Тэйлор уникальную коллекцию драгоценностей стала собирать после триумфа своей Клеопатры, родившей взаимную бешеную страсть – её и Ричарда Бартона. 7 звёзд своей сокровищницы прислала Лиз на нью-йоркскую выставку. Они перед нами: подаренный Бартоном  вслед за серьгами браслет, ещё браслеты и серьги и, словно экзотический цветок, брошь с множеством сверкающих бриллиантов и любимых актрисой сапфиров.

Красота такая, что начинаешь понимать эллинов, которых при виде прекрасного охватывал восторг и тиноэстезис – замирание сердца, отождествлявшегося с душой. Что случится и с вами, когда войдёте вы в Музей дизайна (Манхэттен, угол 91-й улицы и 5-й авеню. Поезда метро 4, 5, 6 до 86 Street).