Брайтон-Бич Опера - 14

Тутанхамон из Бруклина

- Мы взяли вас из милости и сострадания, - говорит мне директор школы мистер Файнстайн. - Мы пожалели вас и вашу несчастную семью. Нам сказали, что вы приличный, интеллигентный человек, а вы оказались любителем рэпа. Мы хотели, чтобы вы прививали детям любовь к прекрасному, а вы что делаете... Я, правда, сомневался в том, что в русской литературе есть достойные образцы, изучая которые можно действительно развить у детей хороший вкус. Вся история России - это сплошная история преступлений против человечества, угнетения народов, деспотизма, кровавых погромов и антисемитизма, что в полной мере отражено в русской литературе.
- При чем тут рэп? - обреченным голосом говорю я.
- Здесь вопросы задаю я, - говорит мистер Файнстайн. - И я хочу знать, почему вы собираетесь преподавать произведения писателей, которые были идейными вдохновителями погромов?
- На территории самой России никогда не было ни одного погрома, - говорю я. - Это все только на Украине и в Белоруссии, а они сегодня независимые страны.
- Я не специалист по истории, - говорит мистер Файнстайн. - Но одно я точно знаю: ваша программа занятий абсолютно неприемлема. И если вы хотите работать в нашей школе, немедленно пересмотрите ее.
- Хорошо, - говорю я. - Я пересмотрю.
Мистер Файнстайн одаривает меня ослепительной улыбкой.
- Вот и замечательно, - говорит он. - Я знал, что мы с вами найдем общий язык. А что касается рэпа, то имейте в виду: прослушивание песен с нецензурной лексикой в стенах нашей школы категорически запрещено.
- Я это уже понял, - говорю я. - Я просто хотел как-то привязать творчество Пушкина к нашим дням.
- Вы выбрали плохой способ, - говорит мистер Фай нстайн. - И еще один момент: обратите, пожалуйста, внимание на ваш внешний вид.
- Что вы имеете в виду? - говорю я.
- Ну, вот наряд ваш клоунский. Или борода эта, например, - говорит он. - Какой пример вы подаете детям?
- Никакого, - говорю я. - У них борода еще не растет, так что мне подражать они при всем своем желании не смогут.
- Мое дело вас предупредить, - говорит мистер Файнстайн. - А выводы вы уже сами делайте.
На этом мой разговор с мистером Файнстайном заканчивается, но внутренний диалог с ним продолжается до самого вечера. Впрочем, это у меня всегда так. Когда же я возвращаюсь в класс, то застаю там бурную дискуссию, которая, судя по всему, действительно весьма далека от «Пиковой дамы».
- Эминем - типичный представитель «белого мусора», - кричит Дженнифер (по-английски это звучит как «white trash»). - Эти люди - позор для всей нашей расы. Они не работают и не учатся, живут на пособия, пьют, принимают наркотики и рано или поздно оказываются за решеткой.
- Эминем - омерзителен, - говорит лучшая подружка Дженнифер Глория. - Когда я слышу его песни, меня тошнит.
- Может, ты залетела - поэтому тебя и тошнит? - говорит Мэттью. - Кто отец-то - знаешь хоть?
- Эминем - самозванец. Он узурпировал чисто негритянскую музыку, - говорит сидящий рядом с Катей афроамериканец по имени Лерой, один вид которого вызывает у меня дрожь в коленках. В нем по меньшей мере два метра роста, а из-под обтягивающей майки без рукавов выглядывают бицепсы, которые гарантируют Лерою, что я никогда не вызову его к доске, если только он сам не поднимет руку и не пожелает высказаться. - Я легко могу назвать десять рэпперов, которые неизмеримо лучше, чем Эминем.
- Да? - все же вмешиваюсь в разговор я. - Интересно было бы послушать.
- Rakim, Scarface, Jay Z, - начинает Лерой таким агрессивным тоном, что с каждым его словом я все больше убеждаюсь в своем нежелании встретиться с ним после наступления темноты в каком-нибудь пустынном месте. - Nas, DMX, Common, Snoop Dogg, Method Man, Kool G Rap и, конечно же, Ghostface.
- Очень впечатляюще, - говорю я. - А почему же Эминем не входит в этот список?
- Рэп - чисто негритянская музыка, - говорит Лерой. - Она выражает африканские ритмы, африканскую энергетику плюс проблемы негритянских гетто в Америке. А Эминем поставил все на коммерческую основу. У него все только на скандале построено, только на том, чтобы шокировать публику. Ради этого он готов и мать свою заложить, и жену, и дочку, не говоря уже о тех друзьях, которые ему всю его карьеру сделали. И все они негры, кстати, но их пластинки никогда не будут пользоваться таким успехом, как то дерьмо, которое выпускает безуспешно пытающийся подражать им Эминем. Его только белые и покупают, потому что в нем они наконец-то нашли приемлемую для себя форму рэпа. То есть замаскированную под рэп попсу.
По правде сказать, я потрясен красноречивостью Лероя, внешность и манеры которого никак не предполагали наличия у него таких аналитических и ораторских способностей. Сидящая рядом с ним Катя смотрит на него с гордостью и восхищением.
- Ладно, давайте все-таки вернемся к «Пиковой даме», - говорю я, но в этот момент звенит звонок, и нам всем сразу становится не до истории Лизы, Германа, графини и трех карт.
* * *
С тех пор как Игорь начал работать всерьез, время полетело гораздо быстрее. С утра пришел на базу, проверил машину, убедился, что радио в порядке, и - вперед. В основном поездки все местные, по Бруклину. Чаще всего в треугольнике Брайтон-Бич - Бенсонхерст - Бэй-Ридж. Изучить эти районы большого труда не стоило, и буквально через пару недель Игорь стал ездить уже на чистом автоматизме. Это ему больше всего и нравится в его работе: рулишь себе по улицам, вроде деньги зарабатываешь, а на самом деле о своем думаешь. И никто тебе не мешает - ни другие водители, ни диспетчер, что все время по радио свистит, ни пассажиры, среди которых немало попадается желающих душу излить или просто потрепаться. А трепаться, не отвлекаясь от своих мыслей, Игорь давно научился. Посерьезней бывали обстоятельства в жизни.
- Тринадцатый, ответь базе, - говорит радио. - Ты с Восьмого Вэста поднял?
- Поднял, поднял, - говорит Игорь. - И на место положил.
- Пять долларов с него, - говорит диспетчер.
- У меня купон на доллар, - говорит сидящий на заднем сиденье пожилой мужчина.
- Он говорит: у него купон, - докладывает Игорь диспетчеру.
- Заранее надо было предупредить, - немедленно реагирует радио. - Пять долларов. Как освободишься - дай знать.
Игорь смотрит в зеркальце на своего пассажира. На вид ему уже под восемьдесят, если не больше. Волосы совсем седые, редкие. Лицо все в морщинах, но осанка не стариковская. Видно, что человек следит за собой. Вернее, старается следить, но в его возрасте это уже не очень хорошо получается.
- Воевал, отец? - говорит Игорь.
- В сорок втором призвали, - говорит пассажир. - Когда школу закончил. Как раз к Сталинграду поспел.
- Артиллерист, что ли? - говорит Игорь, сворачивая на Ошеан-Парквэй.
- Танкист. В сорок третьем зацепило меня здорово. Возле Курска. Прохоровка - слышали про такое место?
- Нет, - говорит Игорь.
- Жалко, - говорит пассажир. - Раньше все знали, где это и что там летом 43-го было. Теперь никто не знает.
- Здесь направо или налево? - спрашивает Игорь.
- Направо, - говорит пассажир. - Вон тот дом, где лев с отбитой мордой у двери сидит.
Игорь тормозит машину около обшарпанной фигуры, действительно отдаленно напоминающей очертаниями царя зверей, и оборачивается к пассажиру.
- Пять долларов, отец, - говорит он.
- У меня же купон, - говорит пассажир.
- Ну ладно, - говорит Игорь, - давай.
Пассажир протягивает ему четыре долларовые бумажки и помятый купон, вырезанный из листовки, которую нанятые «Boris Cars» школьники по домам разносят.
- Спасибо Вам, молодой человек, - говорит он.
- Не за что, - говорит Игорь. - Доллар всего. Что он меняет?
- Я теперь всегда просить буду, чтобы вас присылали. Вас как зовут?
- Игорь.
- А меня Нейман Матвей Борисович. Полковник в отставке. Но здесь это не имеет значения.
- Да уж, - говорит Игорь. - А что имеет?
Порывшись в кармане, пассажир достает оттуда еще одну помятую бумажку и что-то медленно на ней пишет.
- Вот мой телефон, - говорит он. - Звоните в любое время.
- Спасибо, отец, - говорит Игорь. - Всего тебе.
Когда дверь за пассажиром захлопывается, Игорь трогается с места, включает радио и говорит:
- База, тринадцатый свободен.
- Взял пять долларов с него? - говорит диспетчер.
- Четыре взял плюс купон, - говорит Игорь.
- На память его себе можешь оставить, - отзывается радио. - Подотрешься как-нибудь при случае. С тебя по-любому трояк за эту ездку.
- Договорились, - говорит Игорь.
- Возле госпиталя подними даму. Она в темно-красной кофте около остановки автобусной стоит. Семь долларов с нее. Потом можешь обедать ехать.
- Благодарствуйте, ваше высокородие, - говорит Игорь и опять разворачивается в сторону Ошеан-Парквэй.
Обедать Игорь, как всегда, едет с Артемом Малашенко, с которым он познакомился в первый же день своей работы. Артем - субтильного вида юноша из Бенсонхерста, на вид совсем еще ребенок, с бледным, прозрачным лицом и огромными темными глазами. Все его зовут не иначе как Тутанхамон. Во-первых, из-за того, что он действительно похож на этого полумифического фараона, убитого своими придворными в возрасте восемнадцати или девятнадцати лет, а во-вторых, потому что Артем помешан на всем древнеегипетском. Коллекцию какую-то собирает, книжки всякие, с Интернета материалы. Вроде даже на археолога учиться хочет, но у его родителей денег на приличный колледж нет, вот он и оказался за баранкой в «Boris Cars», где его непонятно почему держат. Водитель он, как говорят, никудышный, да еще и психованный какой-то. Особенно в последнее время.
Обед у Игоря с Тутанхамоном, как всегда, на втором этаже магазина «Интернэшнл фуд», где не так давно кафетерий открыли с самыми лучшими на Брайтоне чебуреками и холодным борщом. Когда Жириновский макароны нам на уши вешать приезжал, он тоже именно туда пошел - поесть и с народом пообщаться.
- Понимаешь, - говорит Артем, когда они садятся за столик под большим зонтом, который очень слабо защищает от по-прежнему жаркого, несмотря на уже начавшийся сентябрь, солнца. - Диспетчер этот, козел вонючий, уволить грозит, а сам специально мне таких ездаков подбрасывает, на которых ничего не заработаешь. Стариков или хасидов, которые чаевых вообще никогда не дают. А я их еще по старой моей работе помню. Когда мы с Додиком Рипштейном и другими пацанами их на работу в Манхэттен возили. Кстати, я чего тебе сказать хотел. Там непонятка одна есть. Ты Додика этого хорошо знаешь?
- Нет, - говорит Игорь. - Пару раз видел всего. Он типа приятель того мужика, который мне комнату сдает.
- Так ты не работал с ним? - говорит Артем.
- Нет, - говорит Игорь. - А что?
- Тогда ничего, - говорит Артем. - Раз не работал, то и ничего.
- Ну, ничего - так ничего, - говорит Игорь. - А что диспетчер этот?
- Да козел он, - говорит Артем. - Думает, что я для удовольствия собственного на тачке его катаюсь. Мне бабки нужны.
- Бабки всем нужны, - говорит Игорь. - Ты хоть одного человека знаешь, которому они не нужны? Я, например, не знаю. Но чего напрягаться-то так? Тебе что, на жизнь не хватает?
- Ты в себе вообще, Игорёк, а? - говорит Артем. - Ты думаешь, прежде чем сказать что-нибудь, или просто так языком чешешь, потому что тебе звук собственного голоса нравится? Я по двенадцать-четырнадцать часов за рулем, с одним выходным в неделю, а получаю столько, что, когда предкам мою долю за хату и жрачку отдаю, ничего и не остается почти. Я же говорил тебе, сколько тут учеба нормальная стоит.
- Ну и что? - говорит Игорь. - У тебя учеба, у других - еще что-то. Куда ни придешь, с кем ни заговоришь - только бабки, бабки, бабки, бабки одни. Все разговоры - кто сколько получает, что за сколько купили, за сколько продали, сколько сэкономили, кого на сколько кинули. Тебе не надоело еще, нет?
- Какая разница? - говорит Артем. - Кто нас вообще спрашивает, нравится нам или совсем даже наоборот? Ну, допустим, надоело, но разве от этого изменится что? Или меня в Колумбийский университет бесплатно учиться возьмут?
- Колумбийский университет - это круто, - говорит Игорь. - А я вон все залог, который за меня эти два ханурика внесли, никак отбить не могу.
- Какие ханурики?
- Ну, знаешь, ходит тут по Брайтону лысый дядька такой, в черном прикиде и с бородой лохматой чуть ли не до пупка, - говорит Игорь. - Он мужику, у которого я комнату снимаю, то ли брат троюродный, то ли сват какой-то. Хрен их там разберет. И друган у него еще есть - алкаш запойный, от которого баба к америкосу убежала. Короче, они скинулись тогда, внесли за меня полтонны баксов, потому что без этого мне тачку не давали. А я до сих пор им вернуть не могу.
- Чего так много они с тебя слупили? - говорит Артем. - Обычно 300-350 баксов залог.
- Ну, сказали, что я типа только приехал. Никто меня не знает.
- Тебя же Додик порекомендовал, - говорит Артем.
- Ну да, - говорит Игорь. - Только им ведь по тамтаму. Ладно. Поедем покатаемся еще. Я еще вообще сегодня ничего не накатал. Ну, разве на чебуреки, так я их уже съел.
- Не надо, Игорек, я понял.
- Ты о чем?
- Ну, понял я, что те три сотни, которые ты у меня еще неделю назад на два дня попросил, ты мне сегодня тоже не вернешь.
- Да я не к этому.
- А к чему? Просто так философствуешь, как тебе разговоры про бабки надоели? Дядек каких-то приплел. Меня колышет, сколько кому ты еще должен?
- Зря ты. Я правда не к этому.
- Ну, не к этому, тогда давай рассчитаемся сейчас и забудем, о'кей?
- Слушай, я же их у тебя не просто так просил. Мне действительно нужно было. Штучку одну прикупить. Оказия хорошая была. Не хотелось упускать.
- Прикупил?
- Прикупил.
- А я теперь что предкам моим скажу? Что они в этом месяце от уплаты рента освобождаются? А вдруг этот пидор правда меня выпрет?
- Я тебе до конца месяца отдам.
- Каким образом? Нарисуешь?
- Ну чего ты нервничаешь так? Я же сказал отдам - значит, отдам.
- Я не нервничаю. Мне нервничать нечего. Главное, чтобы ты не занервничал.
- Пугаешь? - говорит Игорь уже гораздо менее дружелюбным голосом. - Не люблю я, когда меня пугают. С детства не люблю.
- Нет, Игорек, - говорит Артем, поднимаясь из-за стола, чтобы таким образом оказаться выше по-прежнему сидящего Игоря. При этом он очень старается звучать решительно и угрожающе, но получается это у него неважно. - Что я мама твоя, тебя пугать? Просто для тебя же лучше будет, если ты мне эти три сотни как можно скорее вернешь.
- А то что? - говорит Игорь. - Что будет, если не верну? Покусаешь меня?
- Мальчики, - говорит проходящая мимо их столика уборщица, - на улицу идите отношения выяснять.
- А мы уже выяснили все, - огрызается Артем и опять поворачивается к Игорю. - Два дня тебе еще даю. Два дня, а потом продам твой долг пацанам, которые просить не будут.
- Упырям, что ли? - с усмешкой говорит Игорь.
- Увидишь, - говорит Артем. - Мало не покажется.
***
- Удивляешь ты меня, - говорит Татьяна, когда за ужином я рассказываю ей о том, что произошло со мной сегодня в школе. - Взрослый мальчик уже вроде бы, а слушаешь такую чушь. И других еще соблазняешь.
- Эминем - не чушь, - говорю я. - Он - несчастная душа, которая страдает от несправедливостей этого мира. К тому же он честно стремится к правде, а такая честность многого стоит. Помнишь, как он в одной песне говорит: «Everybody says I should be positive. How am I supposed to be positive If I don’t see shit positive?» Это же как будто про меня написано.
- Да, он сам, может, и стремится к правде, а подросток наслушается его песен и пристрелит подружку свою беременную, - говорит Татьяна. - Или с собой покончит. А самое главное - это то, что его дикие ритмы забивают мозг. Они потом целыми днями так в голове и крутятся. И создают у тебя такое впечатление, что ты супермен. Что ты все можешь и что тебе все позволено.
- У меня они ничего такого не создают, - говорю я.
- Обязательно создают, - говорит Татьяна. - Ты ведь сам не замечаешь, как у тебя и голос меняется, и вообще вся манера поведения. Наслушаешься этого Эминема - сам такой же агрессивный становишься. Противно смотреть.
- У меня очень низкий запас энергии, - говорю я. - На нуле почти. Я и так еле ноги таскаю. А Эминем помогает мне подзарядиться. «To get through the day», как американцы говорят. И потом, ты же знаешь, какой у меня эклектичный вкус. То, что мне Эминем нравится, вовсе не означает, что я разлюбил Чайковского или, например, Шуберта.
- Ну да, - говорит Татьяна. - Это мне напоминает мужа, который объясняет своей супруге, что он иногда ходит в публичный дом, но ничего страшного в этом нет, потому что общение с проститутками не означает, что у него больше нет никаких чувств к жене.
- Я взрослый человек, у меня сложившиеся вкусы, - говорю я. - И они не изменятся от того, что я на какие-нибудь песенки подсел. Сегодня одни, завтра - другие. Что в этом страшного? Уже сколько раз так было... Может, подросткам, у которых вкус еще не сформировался, действительно не стоит Эминемом увлекаться, но мне он никакого вреда причинить не может.
- А это все равно, как если бы тот же муж своей жене сказал: «Я уже взрослый. Мне можно по публичным домам ходить. Вот подростку, который еще не любил никого по-настоящему и не знает цену истинной любви, действительно в борделе делать нечего. А мне это не повредит. Даже, может, расширит мой эклектический вкус.» В общем, короче говоря, я категорически запрещаю тебе слушать эти песни.
- Ну знаешь, - говорю я, - это уже слишком. Как ты можешь разрешать мне что-то или запрещать? Мне что, два года?
- Не кричи на меня, - говорит Татьяна.
- А я и не кричу, - говорю я, как мне кажется, совершенно спокойно.
- Нет, кричишь, - говорит Татьяна. - Кричишь и сам не слышишь.
- Прекрасно я все слышу, - говорю я. - Но мне надоело, что ты меня постоянно критикуешь и контролируешь. Что бы я ни сделал - все не так. И музыка мне не та нравится, и книги я не те читаю, и дружу не с тем, с кем надо. Сколько это все будет продолжаться?
- Как тебе не стыдно? - говорит Татьяна. - Перестань на меня кричать.
- Я не кричу, - говорю я.
- Нет, кричишь. А я тебе ничего не сделала, чтобы ты на меня кричал, - говорит Татьяна. Голос у нее начинает дрожать, а по щекам уже катятся слезы.
***
Пассажиры на заднем сиденье сменяют друг друга нескончаемой чередой, но никто и ничто не может помешать думать о своем. О том, о чем всегда думать и приятно, и страшно одновременно. «Как ты могла так поступить? Как ты смогла? Как ты вообще можешь жить без меня? Это ведь не так все должно было быть. Мы же совсем не так с тобой договаривались. Это с другими такие вещи сплошь и рядом происходят - но не с нами же. Не с нами.»
Пожилая женщина, у которой сын с семьей переехал с Брайтона в Бэй-Ридж, но машины у них нет, вернее, есть, но в ремонте, а внуков повидать хочется.
Дама средних лет, но еще красивая. С покупками. Сумки еле в багажник уместились.
Две ездки в «Кеннеди». Одна в «Ла Гвардию». Еще одна в Ньюарк. Поначалу вроде выгодно кажется. Не пятерка какая-нибудь, не трюльник, а сразу долларов двадцать-тридцать. Но если на затраты времени пересчитать, то все наоборот получается. Обратно чаще всего пустой едешь, а в «пробку» попадешь - вообще забудь. На мелочевке вдвое больше за тот же срок заработать можно.
Мужики какие-то бухие. Из одного кабака в другой гудеть катят. Правда, эти хоть по пьяни хорошие чаевые дают. Хотя что значит - «хорошие»? Ну больше стало на десятку, и что с того?
Девушка симпатичная. Молодая. Сильно накрашенная. В короткой юбке. Из Бенсонхерста в Боро-Парк едет. Как прибыли на место, говорит:
- Через часок заберешь меня отсюда?
- Позвони диспетчеру - заберу.
- Ты что, болеешь? Зачем тебе диспетчер? Я тебе и так заплачу. Пятерку вместо семи долларов, но зато ни с кем делиться не надо будет.
- Нет, не надо. Я в такие игры не играю.
Видно, позвонила диспетчеру все-таки, потому что действительно через час забрал ее. Она у подъезда стоит. Уже без косметики. И сразу видно, что не такая уж и симпатичная. И не такая уж и молодая, кстати, тоже.
Два пацана обколотых. Вообще ничего не соображают вроде. Тормозят только. Но как довез их, они двери нараспашку - и бежать в разные стороны. Поймал одного. Тряханул как следует. А он говорит:
- Хочешь - убей, а бабок все равно нет. - Еще разок тряхнул его. - Ну, отсосать могу, а бабок нет. Честное пионерское.
Нормальные люди тоже попадаются, но редко. У нормальных, наверное, у всех свои машины. Им кар-сервис ни к чему.
Около одиннадцати часов, когда смена почти закончилась и Игорь уже направляется сдавать машину и выручку, включается радио связи с базой:
- Тринадцатый, тринадцатый, ты где?
- Туточки я, - говорит Игорь. - Кингс-Хайвэй и Авеню Экс.
- Немедленно возвращайся на базу. Немедленно!
- Я туда и направляюсь.
- Побыстрее давай.
- Чего за спешка-то? Пожар?
- Пожар. Ты Тутанхамона видел сегодня?
- Ну, - говорит Игорь. - Обедали вместе. А что?
- Убили его, вот что, - говорит радио.
- Как убили?
- Ну как-как? Ты что, блин, как убивают, не знаешь? Менты тут понаехали. Хренова туча. Говорят, нашли его в тачке нашей в Краун-Хайтс. В башке дыра с мандарин. В упор палили. Из убойного ствола какого-то. Типа того, который менты сами носят. Выручку забрали.
- А откуда заказ был?
- От верблюда. С улицы звонили. Угол Непчун и Кони-Айленд. Он как раз там крутился. Я ему и отдал.
- По-английски говорили?
- Нет, по-китайски. В общем, приезжай давай. Накатался на сегодня - хватит. И это... еще знаешь что... подумай, чего говорить будешь.
- Кому говорить?
- Ну кому? Ментам, не мне же. Им тут уже донес кто-то, что вы с Тутанхамоном типа кореша были. Так что давай, пока рулишь там, подумай хорошенько.
- Не о чем мне думать, - со злостью говорит Игорь и отключает радио.