Близнецы

Когда вошли в самолет, Иришка сказала: «Садимся, поболтаем ножками, теперь-то уж мы улетим. До свиданья, Москва!». Лена летела с дочерью в Нью-Йорк. Все то тяжелое и страшное, что было в Москве, договорились не вспоминать.
В Америке у Лены не было ни родных, ни знакомых. Казалось, что летят в никуда, но решение было принято. В аэропорту их встретил представитель ХИАСа. Ехали довольно долго, и Лене казалось, что едут по темному городу, только один раз попали на какое-то совершенно невероятное столпотворение сверкающей рекламы. Вот и гостиница. Ира незадолго до приезда в Америку, поработала два года в Африке переводчицей. Войдя в номер, она сказала: «И это Америка? Да я и в Африке такого не видела». Тем не менее, устали так, что просто свалились и уснули. А утром обнаружили, что гостиница находится в Манхэттене, среди красивых и знаменитых зданий.
Город сверкал. Заваленный снегом, он весь искрился, казалось, от земли до неба. Уже потом они узнали, что снег в Нью-Йорке большая редкость, . Но не это было главным. Лена была ошеломлена высотной архитектурой, сразу же оценила эти необыкновенные ансамбли и сложную кружевную кромку крыш на фоне голубого неба.
В Москву она написала: « С удивлением обнаружила, что сердце инженера во мне не умерло «. И еще: « Сказать про Нью-Йорк эклектика - это не сказать ничего «. И еще: « Можете ли вы себе представить, что я живу в 100 метрах от Бродвея?!»
Вблизи Бродвея прожили три недели, потом сняли небольшую квартиру в Бруклине, который показался непередаваемо глухой провинцией. Временами невозможно было поверить, что эти узенькие улицы с деревянными домами могут быть Америкой.
Ира сразу же стала жить по составленной в Москве программе - саму себя обеспечивать, ни от кого не зависеть. Она отказалась от всех пособий и сразу же нашла работу.
Постепенно Лена узнала, что остров Манхэттен - это узкая и длинная полоска земли. Но как гармонично эта полосочка была застроена. Небоскребы, небоскребы... Каждый - уникальное инженерно-архитектурное решение. И как построены! Идеальная поверхность стен, фантастически точная стыковка швов. Лена думала: «Что это? Дисциплина? Боязнь потерять работу? Или естественная тяга к эстетике?».
Архитектура Нью-Йорка предельно индивидуальна, двух одинаковых зданий в городе нет. Добралась она и до Эмпайр Стейт Билдинга. Какой изящный! Как гармонично в одном порыве устремился вверх! Лена поняла, что московские высотные дома изначально должны были походить на это здание, но были испорчены либо постройкой дополнительных, не слишком казистых зданий, либо навешиванием ненужных украшений. Полюбила Лена и Крайслер Билдинг. Не такой строгий, более легкомысленный. Зато какой нарядный у здания шатер. Хорош он и днем, освещенный солнцем, и ночью, подсвеченный изнутри. Лене шатер напоминал российские закомары, хотя архитектор изобразил там автомобильные ступицы. Перед Вулворт Билдингом остается только замереть. Вот где совершенство пропорций, красив, как танцовщица. И ведь много украшений, но все они на месте - как хороши, как романтичны! Недаром называли его «поэтом среди прозаиков, романтиком среди прагматиков. 17 лет он был самым высоким зданием мира, но никогда не казался нелепым великаном. Особенно хорош он, если смотреть из вагона метро, когда поезд вырывается из туннеля на мост- ничто не затемняет его силуэта, он один на фоне неба - стройный король пропорций.
И Лену захлестнула неожиданная весенняя красота большого города. Как огненные шары вспыхнули повсюду цветущие деревья - от светло-розовых до темно-лиловых. Эти фантастические купола встречают тебя повсюду и называются магнолиями. Только однажды видела Лена магнолии в Сочи, но они были белые и совсем другие. Цветы появились первыми, а вслед за ними легкий, как ветерок, зеленый туман на деревьях. Все эти огромные, сумрачные, ветвистые, черные деревья, всю зиму увешанные горящими лампочками, покрылись, как новорожденные цыплята, зеленым пушком. А под деревьями цветы - тюльпаны, нарциссы, гиацинты, резеда, азалии - так много всего.
В этом буйстве красок неповторимым оказался Центральный парк - вырванное у природы пространство, где суровые, почти отвесные гранитные скалы уходят в синь разлившихся озер. А рядом огромные лужайки со стелющейся под ветром травой. И в скалах же, в граните выбит античный театр. А в упорядоченной части парка - скульптура, эстрада, прогулочные дорожки. Долгие годы работники парка сохраняют его первозданную, именно первозданную, красоту.
Смешно, но Нью-Йорк казался Лене чем-то похожим на Москву. Наверное, сочетанием деловитости и бестолковости. Безукоризненно одетые молодые мальчики в Нижнем Манхэттене, строгие и вежливые лица - олицетворение порядка. И тут же толпы на перекрестках, в магазинах, на проезжей части. Беготня, крик, а то и потасовки. А темнокожие мальчики дают представление там, где найдут хоть кусочек тротуара. Танцуют, кувыркаются, проделывают акробатические трюки, да так замечательно, что дух захватывает. А как одеты! Вот уж где эклектика. Нет, в Москве такого не увидишь. Высокая, стройная черная молодая женщина в элегантных сапожках на высочайшем каблуке. На ней танцующая шубка из дорогого меха. А прическа? Такую и вообразить невозможно. Рядом толстая тетка в кроссовках, из которых торчат толстые белые носки, штаны - ну чисто украинские шаровары, куртка - гора неопределенного цвета.
Сходство двух городов Лена находила и в городских пейзажах. На Юнион Сквер есть точка, откуда площадь кажется похожей на Страстной бульвар в Москве, если смотреть на него от левого угла кинотеатра «Россия».
Гринвич-Вилледж - просто московские улицы. Вот она - Трубная, только переулки вверх не убегают.
Неповторимо прекрасными, несравненными Лена считала Близнецы - Всемирный торговый центр. Смешение стилей при невероятных размерах сооружения, но одновременно какая-то умиротворяющая, гармоничная законченность. Входишь в пространство Торгового центра: перед тобой Близнецы и гостиница «Веста», по бокам и сзади необыкновенно элегантные темно-коричневые здания таможни и других офисов. И оказываешься ты как бы в старинной усадьбе с внутренним двором, фонтаном и глобусом посередине. Поднимаешь глаза, а перед тобой готические окна, выше - уходящие в небо дома. Модерн, блестящий модерн. Ощущение тепла, мира, завораживающего пространства растекающейся воды в фонтане. Много раз показывала Лена Торговый центр гостям. Показ всегда начинался с определенной точки. Это может показаться смешным, но Лена считала, что иначе восприятие будет неточным.
В Нью-Йорке Лену поражали еще и закаты. Казалось бы, небоскребы, какая уж тут перспектива. Ан нет - верхняя кромка домов фантастически интересна. Узорчатая кровля, и в нее вдруг врезается сложная башня другого здания или острие готического собора. Пройдешь с полсотни шагов, оглянешься, а перед тобой совершенно другая картина - другие откосы, кровли, башни. Окна небоскребов на закате - червонное золото, небо над Гудзоном - розово-серо-фиолетовое, как абстрактная картина. Красно-золотое солнце медленно уходит за горизонт, как бы говоря: не грустите, до завтра.
Огромное количество гостей перебывало у Лены и из России, и из других штатов Америки. У нее даже появилась некая методика показа Манхэттена.
Первый день - гавань Нью-Йорка, начало Америки. Здесь все - история. Узкие и изломанные улицы есть только здесь. Неважно, что застроены небоскребами, улицы такие, какими они сами собой возникли еще при Стайвесанте. Здесь же строгая и загадочная Уолл-стрит со своей греческого рисунка биржей. Всемирный торговый центр и Сити-холл.
Второй день - 42-я стрит и Таймс-сквер. В кино любой страны, если режиссер отправляет героя в Америку, то он оказывается на Таймс-сквер. Нью-Йорк - столица мира? Тогда 42-я стрит - главная улица мира.
Третий день - Центральный парк, Линкольн-центр и театральный Бродвей. Деятели всего театрального мира стремятся сюда.
Мосты она показывала отдельно. Классический Бруклинский, ажурный с летящими косыми растяжками, поразивший когда-то Маяковского, не очень щедрого на похвалы. Мост Верразано - просто застывшая прозрачная стрекоза над водами Гудзона. Гости говорили: «Тебе, конечно, трудно остановиться, но наши-то ноги пожалей”.

Прошли годы, так много всего произошло. Иришка не сделала блестящей карьеры, но прочно остановилась на средней зарплате представителя среднего класса. Поклонников было множество, но друга жизни, мужа не нашла. Как-то никто не брал планку, а самой опустить ее не хотела ни за что.
А Лена, бывают же чудеса, встретила замечательного человека. Позже ругала себя, что ей понадобился почти год, чтобы его понять. А когда поняла, все стало хорошо. Вместе было замечательно, понимали друг друга с полуслова. Побывали в Париже и Лондоне, в Канаде и Мексике, в Вашингтоне и Филадельфии. Ходили в театры и музеи, на выставки, в гости. А уж скольких гостей у себя принимали - не перечесть. Пять лет пролетели как счастливый сон...

Отпраздновали Ленин день рождения, весело и трогательно. Он задарил ее подарками и признаниями в любви. А вечером лег спать и не проснулся. Это был обвал, это была катастрофа...
После смерти мужа Лена оказалась в Бруклине на 19-м этаже огромного дома. Весь Манхэттен был перед ней как на ладони. И Крайслер с его курчавой головой, и лаконично прекрасный Эмпайр Стейт Билдинг, и, главное, Близнецы, они ближе всех.
В сентябре Лене предложили поработать на выборах. Согласилась, почему нет? Маленький избирательный участок, тихий, почти домашний, был недалеко от Лениного дома. Кроме Лены, на участке работали две пожилые и очень симпатичные женщины. Одна из них, в домашних тапочках и большой, уютной кофте, сказала: «Я, вообще-то, Дороти, но ты зови меня Дебби, Дебби и все». И еще на участке был полицейский, Пол. Молоденький, совсем мальчик, с румянцем на пухлых щеках. Он все время улыбался и пытался подшучивать над старушками. Выборы были первичными. Демократы голосовали за демократов, и для них зажигали зеленую лампу, республиканцы - за республиканцев, и для них была красная лампа.
Около десяти Пол сказал: « Пойду выпью кофе». Вернулся очень быстро:
«Самолет врезался в крышу Торгового центра, башня рухнула».
Лена: «Пол, я все-таки инженер, разрушишь крышу здания - здание не упадет».
Пол: «Ты не понимаешь, это же угонщики, когда самолет врезался в крышу, произошел взрыв и сразу же начался пожар».
В этот момент вошел избиратель: «Вторая башня упала тоже...»
Все замолчали. Дебби, и так малоподвижная, застыла и только повторяла: «Я не понимаю, я не понимаю». У Пола зазвонил телефон. Послушав, он сказал: «Все по домам. Я еду в Манхэттен».
Лена вышла из оцепенения. Поверить в сказанное не могла. Долго шла пешком, шаг все замедляла. Что-то случилось с пространством. Воздуха так много и такой плотный, идет на тебя сплошной горькой стеной, как будто сметает, обтекает и где-то за спиной взрывается. Огненно-оранжевое солнце ослепляет, прижимает к земле.
И вдруг, как лавина, как обвал на нее обрушились воспоминания - все катастрофы, случившиеся в Москве, о которых договорились с Ирой не вспоминать. Любимого младшего брата убили, проломили голову, когда выходил из своего подъезда. Талантливый, обаятельный, добрейший человек. Но, главное, необычайно доверчивый. Всей душой поверил в демократию и кинулся служить ей, хотя делал успехи на научном поприще. Ни за что не хотел допустить до выборов бандитов и спекулянтов, подавал протесты в прокуратуру, большинство из них было отвергнуто. Не выиграл. Его уже 10 лет нет на этой земле, а бандиты спокойно сидят в мэрии. Мама умерла через две недели. Она, правда, была очень больна. Лена не сказала ей про смерть сына. Она не могла взвалить на нее еще и это. Лена просто остолбенела при мысли, что матери надо перенести еще и такое. Мама не знала, но, наверное, почувствовала. Милиция не давала разрешения хоронить брата 8 дней. На следующий день после его похорон маме стало резко хуже, и она умерла. А еще через некоторое время Лену сбила машина. Но выжила, врачи говорили - родилась в рубашке. Пришлось, правда, почти год ходить на костылях и еще год с палкой. Поэтому и лечилась, приехав в Америку. Благородная Америка пригласила в ответ на письмо с изложенной ситуацией, несмотря на то, что родственников в Америке у Лены с Иришкой не было. Долгие сборы, бесконечные оформления, все пришлось делать Иришке - Лена прыгала на костылях. И вот, наконец-то, самолет: «Садимся, поболтаем ножками, теперь-то уж мы улетим. До свиданья, Москва!»
Не вспоминала почти 10 лет, и вот обрушилось, оглушило. До дома Лена дошла с трудом. Глянула в сторону Манхэттена - огромная, черная, плотная туча стояла там, где были Близнецы. Все было кончено...
Через неделю Лена встретила Пола. «Ну что, был ты там?» - «Да». - «Расскажи, что?». - «Не могу... Мне этого не описать, нет у меня таких слов...».