"Остарбайтер"

Мог ли еврей выжить в оккупации? Как правило - нет, в редчайших случаях - да, когда жизнь его зависела от тех, кого сегодня называют “праведниками мира”. Больше надежд на выживание было у тех, кого угнали на немецкую каторгу и которых называли “остарбайтеры”. Но среди “остарбайтеров” евреев не было, так как все евреи подлежали уничтожению.
Но вот после публикации одной из моих статей откликнулась женщина, еврейка, которая прошла все круги ада - от гетто до “остарбайтера”, затем - до подозреваемой после возвращения на Родину в сотрудничестве с немцами.[!] Подобное обвинение по тогдашним меркам основывалось на вполне реальной посылке: еврей в Германии выжить не мог! А коль она выжила, то, следовательно, только в результате сотрудничества с нацистами.
Но Мария Алузман с нацистами не сотрудничала. Благодаря целому ряду обстоятельств сумела выжить и вернуться на Родину. Она рассказала мне массу интересных вещей, показала ценнейшие документы...
скитаниЯ
Семья Марии Алузман переехала в Крым в 1937 году. До этого они жили в Белоруссии. Но отец Марии был родом из Литвы. В годы большого террора стали арестовывать тех, кто родился в других странах. Над отцом Марии нависла угроза ареста. И он вместе с женой и четырьмя детьми переехал в Крым и вступил в еврейский колхоз. Старший брат в 1940 году поступил в военное училище.
Там и застала их война. Отец был мобилизован и отправлен на фронт, мать осталась с тремя детьми: Мария была старшей, брату Иосифу исполнилось 12 лет, Сема был еще совсем маленьким.
Немцы приближались, оставаться было никак нельзя - колхоз-то был еврейским. И потянулись телеги со скарбом и домашней скотиной в Керчь. Оттуда надеялись перебраться дальше. Но куда там! На Керченской переправе в первую очередь переправляли военных. Пришлось всем остаться в Керчи, благо там жила двоюродная сестра матери с тремя маленькими детьми. Она и приютила беженцев.
А 14 ноября город заняли немцы. Уже на следующий день в Керчи началась регистрация евреев. Повсюду висели объявления: “Всем евреям, невзирая на возраст, явиться на Сенную площадь. Взять с собой продукты на три дня”.
Наступил страшный день - 29 ноября 1941 года. Площадь оцепили немецкие солдаты. С разных концов города потянулись люди с узелками - женщины, старики, дети. Шли и Шимашевичи. Всем стало понятно, что их ждет. Немного не доходя до площади, мама Марии остановилась: “Не поведу своих детей туда. Пусть убивают на улице!”. И они повернули назад. Ну а 3 декабря с Сенной площади на крытых грузовиках евреев стали увозить за город, до станции Богарево, что в 12 км от Керчи. Там уже были вырыты противотанковые рвы. Вот в этих рвах и расстреливали ни в чем не повинных людей. В Богарево были убиты 7 тысяч женщин, детей и стариков. После этой акции вновь появились объявления, в которых жителей города предупреждали, что за укрытие евреев будут расстреливать.
Начались скитания по Крымской зимней степи. Одежда прохудилась, есть было нечего, но они шли от деревни к деревне. В одной из них оставили Иосифа - работать пастухом с именем Иван и фамилией Коваленко. А приютил его добрый татарин Умер-ахай. В другой деревне мать решила на время оставить и Марию. А сама с четырехлетним Сенечкой пошла дальше. Больше их Мария никогда не видела и лишь потом узнала, что маму с братом задержали и расстреляли.
Не дождавшись матери, Мария решила уйти, так как в деревне больше там оставаться было нельзя. Но ее задержали. Полицай-татарин был неграмотным, да и по-русски понимал плохо. Посмотрев свидетельство о рождении, отправил ее в отделение полиции на станции Сейтлер. В набитой до отказа камере женщин держали без пищи и воды несколько суток. Но как только заключенных вывели на прогулку, Мария попросила отдать ей отобранные при аресте деньги, якобы вырученные за продажу коровы, чтобы купить что-нибудь поесть. Полицай отвел ее в кабинет начальника полиции, тот уже открыл было ящик, но в другой комнате зазвонил телефон, и он выскочил из-за стола. Мария увидела в открытом ящике свое метрическое свидетельство и поняла, что это ее погибель - ведь там записано, что родители - евреи. Не задумываясь, она схватила бумажку и спрятала в карман. Полицейский отдал ей деньги, не заметив при этом пропажу.
Два месяца ее допрашивали. Мария категорически отрицала, что она еврейка, говорила, что ее фамилия Шимашева.
После расстрела евреев начали отправлять молодежь на работы в Германию. Марию внесли в список для отправки.

“ОСТАРБАЙТЕРЫ”
Мария попала на химический завод во Франкфурте-на-Майне. Высокий забор, колючая проволока, сторожевые вышки, по 20-30 человек в комнате, отопления никакого. Держали всех впроголодь, кормили два раза в день супом из сухих овощей, изредка давали по 200 граммов хлеба. Работали по 12-14 часов в сутки. Подъем - в пять утра. Перекличка, а затем под конвоем на работу. На груди у каждого знак “ОSТ”. Работать приходилось в цеху, где производили ядовитые вещества. Слезились глаза, жгло руки, трудно было дышать, спецовки не спасали от ожогов, деревянные ботинки - будто кандалы - сковывали ноги. Платили 2-3 марки в месяц, и этого хватало только на пайку хлеба.
Жила в постоянном страхе. Время от времени привозили новые партии рабов. Мария всматривалась в незнакомые лица и думала лишь об одном: “Господи, хоть бы никто меня не узнал!” Не раз сама была свидетельницей, когда вызывали людей, скрывших свою национальную принадлежность. Расправа следовала немедленно.
Однако жизнь и молодость брали свое. Даже в этом аду пришла к ней первая любовь: встретилась она с лагерником Иваном Сапаром. В беседе со мной Мария просила вспомнить о нем - может, объявятся близкие или родные, считающие его пропавшим без вести. Иван родился в Крыму, в селе Царицыно Сетлейрского района, в 1923 году.
Недолго длилось их счастье. В феврале 1945 года отправили Ивана в Бухенвальд, где он и сгинул. А было ему в ту пору 22 года!
Американцы часто бомбили завод. Из строя выходил цех за цехом. “Остарбайтеров” использовали на разборке завалов, восстановлении железнодорожных линий, аэродромов. Часто и они попадали под бомбы. Советские и американские войска подходили все ближе и ближе. В конце марта подняли по тревоге и приказали строиться в колонны. Тревожное предчувствие охватило всех - куда поведут? И Мария решила бежать, а вместе с ней решили уйти еще несколько девушек.
Выбрав удобный момент, они спрятались в разрушенном бараке. Забросав вход камнями, досками, сами ушли в подвал, бывший хорошим укрытием от бомб и снарядов. Просидели там несколько дней, а когда наступило затишье, вышли наружу. Увидели военных, танки, машины. Это были американцы.
После всего пережитого жизнь в лагере казалась раем. Но Марию тянуло на родину - хотела узнать о судьбе самых дорогих на свете людей. Да и агитаторы часто наезжали и говорили, что Родина-мать ожидает своих дочерей. Измученные сердца угнанных на чужбину людей переполнялись гордостью, радостью и благодарностью. Но получилось все совсем не так...
РОДИНА
Стали переправлять в советскую зону оккупации Германии. На мосту через Эльбу их встречали музыкой, но затем отношение резко менялось - они опять попали в лагерь, теперь уже советский, под открытым небом. А затем их погнали пешком. Голодные, уставшие, они шли под палящим солнцем без воды и пищи. Многие падали от изнеможения, но протестовать было бессмысленно. Конвоиры считали, что охраняют изменников родины. До места назначения добирались четыре месяца. Перекочевывали из лагеря в лагерь, ночевали в бараках, сараях, а то и под открытым небом. Относились к ним как к людям, провинившимся перед страной.
Но Марии опять повезло. Ей разрешили вернуться туда, откуда ее угнали в Германию. И вот в конце сентября она снова в Крыму. В том же самом Сейтлере, где ее содержали под арестом и где были убиты мать и брат. В том же здании, где была полиция, располагалась теперь милиция. Туда Марии и следовало явиться. Ох, как ей хотелось все рассказать, вернуть свою настоящую фамилию. Начальнику милиции она заявила, что ее фамилия не Шимашева, а Шимашевич, и что по национальности она еврейка. И рассказала историю своего пребывания в этом здании при немцах, да и о судьбе матери с братом.
“Весьма странно, что ты уцелела. Неужто в самом деле немцы не узнали в тебе еврейку? У них ведь на евреев особый нюх. А может тебя специально не трогали, может, ты специально нужна была им...”, - сказал он Марии. Что она могла ответить ему?
Отправилась в деревню, в свой колхоз. Колхоз был. А вот колхозников-евреев почти не осталось. Мария узнала, что ее брат Иосиф жив, что есть письма от старшего брата и от отца. Это было настоящее счастье!
И вот в декабре ночью раздался стук в окошко и... родной голос. С криком “Папа, папочка” выскочила на улицу и оказалась в объятиях отца. Отец увез ее с собой в небольшой городок близ Куйбышева. Казалось, что теперь все устроится, но не тут-то было. В городе была нужна прописка, в которой ей отказали. И тогда Мария поняла, что справка о том, что она приехала из Германии, равносильна волчьему билету. Пришлось ехать в областной центр за разрешением, где ее обязали каждую неделю отмечаться в милиции. На одном из очередных допросов она не выдержала и в сердцах бросила: “Сколько можно спрашивать одно и то же! Я хочу забыть свое прошлое. Мне больно вспоминать о том времени”.
В последующем она перестала писать в анкетах о том, что была в оккупации и в Германии. “Моя горькая история стала моей тайной. И тайну эту я пронесла через много десятилетий. Душу раздирало постоянное опасение, как бы кто не узнал о германском периоде моей жизни. Об этом я могла говорить только с родными, да и то шепотом. Ведь те, кто попал в годы войны в немецкие лагеря, оказались без вины виноватыми. И это обидное чувство вины, непонятной и несправедливой, я пронесла через десятилетия...”, - писала мне Мария.
Жить стала во Львове. Там в 1950 году она вышла замуж за инвалида войны, потерявшего жену и детей в период оккупации. С ним она прожила долгую и счастливую жизнь.

* * *
В 70-х годах семья Алюзман-Шимашевич выехала в США. Казалось, с родными вновь расставалась навеки. Однако ситуация изменилась и Мария сумела “вытащить”, как она выразилась, всю свою семью - около 50 человек. В США все сложилось более чем удачно. “Я горжусь своей семьей. У нас программисты, преподаватели университетов, химики, инженеры, музыканты, медики. А какое прекрасное молодое поколение - наши внуки? Трое из них уже с высшим образованием, остальные - студенты и школьники... Я бесконечно благодарна этой стране”.

Мария Алюзман-Шимашевич надеется, что найдутся люди, которые были вместе с ней в оккупации, на немецкой каторге... Она хотела бы с ними встретиться, поэтому и оставила в редакции свой номер телефона. Отзовитесь!.