РАССКАЗЫ ИЗ ПРОШЛОГО

Месть Ленина
Полвека с лишним назад многие умы в стране всколыхнуло вышедшее из небытия, из-под запрета, “Письмо к съезду”, написанное Лениным в декабре 1922 года. И все годы советской власти после XX съезда оно так или иначе, чаще всего в кухонных дискуссиях, занимало досужих людей: ведь сам Ленин был против Сталина! Как же так случилось, что не послушались самого Ленина?!
Но однажды я задал себе странный вопрос: а почему и зачем Ленин написал это письмо?
Привычный школьный ответ: потому что обеспокоен был целостностью партийных рядов, “устойчивостью” ЦК. Мол, две такие крупные фигуры, как Сталин и Троцкий, могут расколоть партию. И потому, мол, надо ввести в ЦК 50 - 100 рабочих, чтобы они амортизировали.
Все так, все так...
Но который уже год мне мерещится, что СОЗНАТЕЛЬНО или ПОДСОЗНАТЕЛЬНО этим письмом Ленин ПРОВОЦИРОВАЛ раскол.
Всего два года назад закончилась Гражданская война. А уже - новый поворот и новая смута, потому что он сам же, практически единоличной волей настоял на введении нэпа.
Что должен сделать вождь перед смертью, чтобы сохранилось то, чему он отдал жизнь? Тем более в такое критическое время, каким безусловно был 1922 год. Правильно – назначить преемника. Ибо раскол и борьба за власть чреваты гибелью его революционного дела. А что Ленин делает вместо этого? Вчитаемся. Вот он дает характеристики четырем основным партийным деятелям того времени. Своим преемникам.
Троцкий – “чрезмерно хвастающий самоуверенностью”. Соратники прекрасно поняли, что так Ленин намекает на вождизм Троцкого, на то, что он открыто и откровенно ставил всех ниже себя. Не считая только Ленина. Но сейчас Ленин неизлечимо болен. Так что вождь – один.
Сталин – “слишком груб... сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью”.
Бухарин – его “теоретические воззрения очень с большими сомнениями могут быть отнесены к вполне марксистским”.
Ничего себе обвиненьице – не марксист!
Пятаков – “слишком увлекающийся администрированием... чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе”.
Мало того, Ленин предложил сместить Сталина с поста генсека и “назначить на это место другого человека”. Можно представить, какая бы началась свара, какая борьба. Естественно, на пост генсека претендовали бы только оставшиеся трое. Но ведь Ленин каждому из них дал такую характеристику, что любо-дорого! Никакого компромата не надо, современным языком говоря.
Если ЭТО называется “предотвращением раскола”, то я тогда не знаю, что назвать провокацией раскола.
Но почему? Брался ли он диктовать письмо, действительно озабоченный угрозой раскола? Действительно хотел предупредить? А вышло то, что вышло... Почему?
Очевидно, Ленин чувствовал себя оскорбленным. Он привел этих людей к власти в самой большой стране мира, а они его отстранили, заперли в Горках. Да, болезнь, да, тяжелое состояние. Но ведь все дело – в отношении. А отношение такое, как будто он для них уже не существует! Они не считаются с ним. Сталин хамит его жене! Куда дальше, куда гнуснее?
И невольно, из подсознания, выходит письмо, способное только разжечь страсти и стравить вчерашних соратников друг с другом.
А может, не из подсознания, а вполне осознанно, рассчитанно? Сознательная месть соратникам?
Но свары не получилось. Соратники к тому времени сильно изменились. Вокруг Сталина сплотилась серая партийная масса, которая с тяжкой ненавистью смотрела на умствования Троцкого и Бухарина. Зиновьев и Каменев всегда были готовы отдать Троцкого на съедение, они были одним озабочены: сохранить нынешние барские условия своей жизни.
Также вполне возможно, что соратники прочитали и просчитали подсознательную или сознательную провокационную суть письма, с которым обратился к ним смертельно больной вожак. И решили это письмо на съезде не оглашать. И вообще спрятали его от народа почти на тридцать пять лет. Вышло оно из небытия только после XX cъезда КПСС, в 1956 году.
В общем месть Ленина не состоялась. Но для нас, для миллионов советских людей, это уже не имело никакого значения.
Пахан на зоне
В шестидесятые-семидесятые годы прошлого века мне часто встречались такие люди среди уголовников. Люди, не обремененные образованием, но желающие выглядеть выше своей среды, выше среднего уровня. (Впрочем, сей сюжет относится ко всем временам, классам и сословиям.) В чем-то они действительно были выше, отличались от своих подельников живостью ума, восприимчивостью, тягой к книжному знанию и т. д. И дабы показать себя, свой уровень, любили порассуждать о чем-то особенном, умственном, что не для всех. То вдруг в их среде вспыхивал интерес к “Капиталу” Маркса, считалось необыкновенно шикарным сослаться в разговоре на “Капитал” (да кто ж его осиливал-то?!). Или, к примеру, докатывалась до них, как эхо с воли, мода на Ремарка и на само имя Ремарка. В общем, как все люди, не имеющие широкого образования, они выбирали что-то одно из многого, из общего потока знания и считали это одно некой отметиной своей избранности. Учтите, что по обстоятельствам тех времен и по личным обстоятельствам их школьное образование ограничивалось семью классами, в лучшем случае.
Вспоминая их, этих уголовников, я почему-то всегда представляю себе Сталина. Ведь типичный пахан, получивший неограниченную власть на зоне Советской империи. Типичный зек, любящий порассуждать о чем-то этаком, умственном, не для всех. 
Образованный человек никогда не скажет, как однажды Сталин: “Эта штучка посильнее “Фауста” Гете”. В крайнем случае сказал бы: “Эта штучка посильнее “Фауста”. Имя автора в таком контексте пристегивают люди, только что узнавшие. Неофиты. При этом учтем, что Сталин был неофитом, уникально много прочитавшим, он проглатывал книги, как машина, обладал знаниями по широчайшему кругу вопросов.
Однако родовые признаки одни. Посмотрите внимательней на Сталина. Игра, режиссура, поза, ухмылка-улыбка про себя, выжидательное, томительное издевательство над всеми – это ж типичные уголовно-зековские повадки. Снимите скрытой камерой несколько эпизодов из жизни пахана на зоне, особенно когда он вершит суд (разводку-разборку) среди “фраеров” или “мужиков”, смонтируйте полученные кадры встык с кадрами из фильмов о Сталине – и вы онемеете. Тягучая манера, долгие-долгие паузы, интонация, движения – всё одинаково!
Но люди слепы. Потому что власть гипнотизирует. Абсолютная власть гипнотизирует и ослепляет абсолютно. Даже Пастернак и Чуковский благоговели от лицезрения Сталина! Только маленький человек Мандельштам посмотрел и сказал: “малина”, “сброд”...
Мы живем, под собою не чуя страны.
Наши речи за десять шагов не слышны.
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца...
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей...
Что ни казнь у него, то малина
И широкая грудь осетина.
Мандельштам - как тот маленький мальчик из сказки о голом короле. Он всегда отличался редким даром детскости. Не случайно же в 17 лет, когда все стремятся выглядеть старше, взрослее, Мандельштам, вопреки всем законам, писал:
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять...
Такие поэты-дети часто видят суть людей и событий насквозь. В то время как все вокруг загипнотизированы. Иные – до сих пор. Хотя и знают, что у нас не сказка и не Дания, у нас наивно-откровенных мальчиков тотчас уничтожали в лагерях. Как уничтожили Мандельштама. И миллионы других, которые таких стихов не писали, а просто попались под сапог.