Александр Прошкин: Я всю жизнь снимаю одну ленту

15 ноября Израиле стартует фестиваль российского кино. На протяжении 10 дней израильский зритель увидит лучшие фильмы последних лет, ставшие лауреатами престижных национальных и международных премий. После просмотра состоятся встречи с режиссерами и актерами - создателями картин, участвующих в фестивале. Среди новых лент - картина “Искупление”, которая завоевала на только что прошедшем кинофестивале в Монреале приз “За выдающийся художественный вклад”.

 

Режиссер этого фильма Александр Прошкин хорошо известен по таким киноработам как “Холодное лето пятьдесят третьего”, “Русский бунт” (по повести Пушкина “Капитанская дочка”), “Николай Вавилов”, а также по сериалам “Доктор Живаго” и “Ольга Сергеевна” (с актрисой Татьяной Дорониной в главной роли).

 

Накануне открытия фестиваля Яков Зубарев побеседовал с режиссером.

 

 

- Александр Анатольевич, вы начинали как актер в Ленинградском театре комедии у знаменитого режиссера Николая Павловича Акимова. Вы что-то взяли от него в своей дальнейшей работе?

 

- В театр меня пригласил сам Акимов, но не могу сказать, что я пристрастился к этой профессии. Я все время рвался в кино, и спустя пять лет, несмотря на то, что у меня с Николаем Павловичем были очень нежные дружеские отношения, все-таки вырвался из театра.

 

На меня Акимов производил колоссальное впечатление больше как человек, чем режиссер, и то, что я делаю в кино, серьезно отличается от акимовской концепции. Но попытку парадоксального мышления я почерпнул у него и пытаюсь, как он, всегда находить оборотную сторону медали. Однажды мы вместе даже ставили спектакль, но я потом ушел от этого союза. Понял, что не в состоянии работать ни с каким мэтром, только сам по себе.

 

Большинство моих коллег так или иначе проходили эту стезю работы с маститыми режиссерами в качестве ассистентов или вторых режиссеров, а я не терплю никакого давления, поэтому после театра уехал в Москву и стал ставить спектакли на телевидении, снимать телевизионные фильмы.

 

- Самый первый и громкий успех вам принесла лента “Холодное лето пятьдесят третьего”. Мне пришлось видеть, как в кинотеатры буквально ломились люди. Сейчас такого зрителя, наверное, не встретишь?

 

- За один год “Холодное лето...” посмотрели тогда 64 миллиона зрителей. Было изготовлено 4500 копий ленты. А сейчас для моего “Искупления” заказано 80 копий, и по нынешним временам это считается неплохо.

 

Однако я никогда не задумываюсь на эту тему. Я делаю прежде всего то, к чему меня влечет. Всегда найдется десять, пятнадцать, двадцать тысяч человек, которые поймут меня, которым я нужен. Меня не волнует приход десяти миллионов зрителей, которые погогочут на том или ином фильме, а через пятнадцать минут забудут о том, над чем гоготали...

 

Я встретил в Америке англоязычную аспирантку, которая пишет диссертацию на основе моих фильмов. Мне бы в голову такое не пришло, но, значит, мои ленты все-таки что-то стоят.

 

Все они связаны единой цепочкой. “Холодное лето...”, “Николай Вавилов”, “Доктор Живаго”, “Увидеть Париж и умереть”, “Чудо”, “Живи и помни”, нынешнее “Искупление” - это всё попытки разобраться в том, что с нами произошло в этот, по определению Мандельштама, “век-волкодав”, какая произошла деформация нации, ее ментальности.

 

Я считаю, что пока мы в этом не разберемся и у нас не возникнет устоявшийся, общепринятый взгляд на свое прошлое, мы с ним и не расстанемся. Оно будет все время в нас прорастать, и мы будем по кругу повторять свои ошибки.

 

Собственно, это мы сейчас и наблюдаем. Неумение договариваться друг с другом, неспособность самоопределиться, почти что враждебное отношение к соседу, к незнакомому человеку - это все оттуда, из того века. Мы постоянно находимся в состоянии гражданской войны, неосознанного напряжения, которое абсолютно непродуктивно и нездорово. Родилась удивительная культура - точнее, бескультурье - человеческого общения. Если в советские времена дубинка культурного воспитания как-то сдерживала людей - у нас постоянно экранизировались классики русской и мировой литературы, миллионами тиражами издавались их книги, - то новое время принесло свободу прежде всего от культуры. К началу ХХ века Россия пришла к довольно высокой бытовой культуре, причем во всех слоях населения, но затем этот век ее беспрестанно разрушал. Разрыв пуповины произошел с нашествием поп-культуры самого низкопробного пошиба. Если на Западе эта культура ориентирована на определенную группу населения и там есть выбор, то у нас она заполонила буквально все сцены, кинотеатры, газеты, телевидение. На Западе поп-культура - вид развлечения, у нас же она стала образом жизни, идеологией.

 

- Так в чем же вы видите искупление?

 

- Мое “Искупление” снято по роману Фридриха Горенштейна и рассказывает о первом послевоенном годе. У главной героини Саши отец погиб на фронте, а мать закрутила роман с работником местного Дома культуры. Ненавидя мать, Саша доносит на нее за то, что та ворует продукты в офицерской столовой. Кажется, у юной комсомолки нет ни сострадания, ни совести, ни сожаления о том, что она “сдала” собственную мать. Однако все меняется, когда Саша встречает молодого человека, который приехал в их городок, чтобы похоронить своих родителей, убитых во время войны соседом. Ее любовь - как искупление, как избавление. Если бы девочка не встретила этого юношу с таким трагическим шлейфом, она превратилась бы в настоящую сволочь, так как начала жизнь с того что посадила собственную мать. А любовь все изменила в ее жизни - пришло понимание и прощение. Любовь - единственное оздоравливающее явление в жизни, и когда мы ее проживаем, ничего, кроме этой любви, не остается.

 

В этой картине нет положительных героев, но нет и отрицательных, потому что все несчастны по-своему, все мучаются. Все хорошие люди создают невыносимую жизнь друг для друга. Может быть, даже из лучших побуждений. Но жизнь все равно побеждает. Я снял картину для того чтобы молодые люди поняли: все то, что с ними происходит, уже было, и историю, схожую с историей Саши, можно встретить сегодня. Ведь многие нынешние девушки ненавидят своих родителей за то, что те не могут обеспечить им желаемый уровень жизни в это время, время гламура и всеобщего хапанья. Мы очень медленно выздоравливаем, очень медленно. И в этом колоссальная вина интеллигенции. Потому что, скажем, немецкая интеллигенция - литераторы, журналисты, не в последнюю очередь кинематографисты - переродили нацию, которая была повинна в колоссальном преступлении перед человечеством. Немцы все за это ответственны, но им удалось пройти через общенациональное покаяние, и сейчас это другая нация, одна из самых совестливых. Поэтому Германия сегодня - локомотив Европы, самая мощная экономика, самое стабильное и законопослушное общество. В Италии, которая была после войны в полном упадке и депрессии, родился неореализм, который во многом заставил итальянцев поверить в то, что они гениальная нация, заставил их сочувствовать, сострадать.

 

Сегодняшний зритель России не хочет сочувствовать, он хочет только развлекаться. А интеллигенция, которая призвана защищать культуру, просто не выдержала испытание рублем. Кто впал в нищету, кто уехал за рубеж, включая образованную молодежь, кто сложил руки… Вот только что прилетел из Лондона, где увидел совершенно замечательную картину… У Вестминстерского аббатства собрались тысячные толпы, среди них много ветеранов, в петлицах красные маки - в память о жертвах Первой мировой войны. На газонах аббатства все участники шествия ставили маленькие крестики с именами родственников, друзей, знакомых - тех, кто погиб в ту войну. Заметьте: в Первую мировую! Какая долгая память у нации! А средства, вырученные от продажи этих крестиков и цветов, идут, кстати, на помощь нынешним ветеранам. Вот где связь времен!

 

 “Новости недели”