“Если бы я рекомендовал туристам достопримечательности Нью-Йорка, я бы поставил Беверли в партии Манон на самом первом месте, значительно выше статуи Свободы и “Эмпайр стейт билдинг”. Так обозреватель по вопросам культуры журнала “Нью-Йоркер” с необычайным воодушевлением писал о Беверли Силлс (Сильверман), одной из крупнейших певиц двадцатого столетия. 2 июля исполнится десять лет со дня ее кончины...
Фрэдди ЗОРИН
Родилась будущая знаменитость 25 мая 1929 года в Нью-Йорке, в семье эмигрантов. Отец ее был родом из Румынии, мать – одесситкой. Глава семейства являлся страховым брокером, а мама девочки, которой дали нестандартное имя – Белль Мириам, а по-простому Белла — занималась музыкой. Она и оказала на дочь большое влияние.
“У мамы была коллекция грампластинок с записями Амелиты Галли-Курчи, знаменитой певицы сопрано 1920-х годов, — вспоминала Силлс. — Двадцать две арии. Каждое утро мать – Энн Бод (она же Анна Марковна) заводила граммофон, ставила пластинку и потом уже шла готовить завтрак. И к семи годам я знала наизусть все двадцать две арии, я выросла на них примерно так же, как теперь дети вырастают на телевизионных рекламах”.
День у девчушки, таким образом, начинался по известному принципу “Проснись и пой!” С маминой подачи даровитая Силлс стала регулярно участвовать в детских радиопрограммах. Она проявила, к тому же, и незаурядные лингвистические способности, на зависть многим, легко освоив на разговорном уровне пять языков.
В 1936 году мать привезла дочку в студию Эстелл Либлинг, концертмейстера Галли-Курчи.
С тех пор в течение тридцати пяти лет Либлинг и Силлс не расставались.
Правда, поначалу Либлинг не особенно хотела заниматься вокалом с семилетней девочкой, полагая, что пока не время, но лирико-колоратурное сопрано подростка пленило ее, и Беверли приступила к занятиям. За пять лет талантливая ученица, схватывавшая все, что называется, на лету, подготовила 50 (!) оперных партий.
Юная исполнительница готова была петь, где угодно и сколько угодно. Беверли выступала в радиопрограмме “Поиски талантов”, музицировала в дамском обществе в фешенебельной гостинице “Уолдорф-Астория”, в ночном клубе, участвовала в мюзиклах и опереттах на разных сценах. Словом, жила припеваючи в прямом смысле этого слова.
В восьмилетнем возрасте она впервые снялась в короткометражном музыкальном фильме, и тогда же был придуман ее псевдоним, который сохранился на всю дальнейшую жизнь.
Едва Беверли успела отгулять на школьном выпускном балу, как ей был предложен ангажемент в передвижном театре. А ведь о серьезном контракте в таком возрасте можно только мечтать.
Сначала она пела в опереттах, а в 1947 году дебютировала в Филадельфии в опере — с партией Фраскиты в “Кармен” Жоржа Бизе. В соответствии с контрактом Силлс кочевала по городам и весям Америки, ну прямо, как в известной песенке:
Мы бродячие артисты,
Мы в дороге день за днем.
И фургончик в поле чистом,
Это наш привычный дом.
Но даже при таком образе жизни, Беверли каким-то чудом, иначе об этом и не скажешь, успевала пополнять свой репертуар. “Мне хотелось спеть все партии, написанные для сопрано”, — заявляла певица, “норма” которой составила около 60 спектаклей в год – степень загруженности просто фантастическая! И так продолжалось, ни много, ни мало, десять лет, после чего в 1955 году Силлс решила попробовать себя в “Нью-Йорк Сити-Опера”.
Здесь Беверли не сразу стала примой. Долгое время ее знали лишь по участию в опере американского композитора Дугласа Мора “Баллада о Бэби Доу”. И только в 1963 году ей доверили партию донны Анны в моцартовском “Дон Жуане”.
Но до триумфа прошли еще три года: его принесла Беверли партия Клеопатры в “Юлии Цезаре” Георга Фридриха Генделя. Именно тогда всем открылся подлинный масштаб таланта певицы.
“Беверли Силлс, — отмечал музыкальный критик, — исполняла сложные фиоритуры Генделя с такой техничностью, с таким безупречным мастерством, с такой теплотой, которые редко встречаются у певиц ее типа. Помимо этого, ее пение отличалось такой гибкостью и выразительностью, что аудитория моментально улавливала любую перемену в настроении героини. Спектакль имел ошеломляющий успех, и главная заслуга принадлежала Силлс: заливаясь соловьем, она соблазняла римского диктатора и держала весь зрительный зал в напряжении от начала спектакля и до самого его конца”.
В том же году Беверли блистала в опере Жюля Массне “Манон”. Публика была в диком восторге, а критика называла исполнительницу лучшей Манон со времен известной американской певицы Джеральдины Фаррар, которая, впрочем, прославилась во многом благодаря нашумевшим романам со знаменитостями своего времени – кронпринцем Германии Вильгельмом, дирижером с мировым именем Артуро Тосканини и (правда, предположительно) с Энрико Карузо.
Итак, американцы рукоплескали Беверли Силлс, но Соединенные Штаты – это не весь мир. В 1969 году прошло дебютное выступление Силлс за границей. Легендарный миланский театр “Ла Скала” специально для американской гостьи возобновил постановку оперы Джоаккино Россини “Осада Коринфа”. В этом спектакле Беверли пела партию Памиры. Затем Силлс под непременно сопровождавшие ее выступления овации выступала на сценах театров Неаполя, Лондона, Западного Берлина, Буэнос-Айреса.
Успех, однако, не вскружил певице голову. Она продолжала работать над собой и расширять свой сопрановый репертуар, доведя исполняемые партии до восьмидесяти.
Силлс, в частности, радовала зрителей и слушателей, перевоплощаясь в Лючию в опере Гаэтано Доницетти “Лючия ди Ламмермур”, в Эльвиру в “Пуританах” Винченцо Беллини, в Розину в “Севильском цирюльнике” Джоаккино Россини, в Шемаханскую царицу в “Золотом петушке” Николая Римского-Корсакова, в Виолетту в “Травиате” Джузеппе Верди, в Дафну в опере Рихарда Штрауса.
Принципов своего творчества Беверли в секрете не держала, поясняя:
“Вначале я изучаю либретто, работаю над ним со всех сторон. Если, например, мне попадается итальянское слово с несколько иным, чем в словаре, значением, я начинаю докапываться до его подлинного смысла, а в либретто часто встречаешься с такими вещами. Щеголять своей вокальной техникой никогда не было для меня самоцелью. В первую очередь, меня интересовал образ моей героини. Я прибегала к украшениям лишь после того, как получала полное представление о роли. Я никогда не использовала орнаментики, которая не соответствует сути персонажа”.
В то же время, Силлс считала себя эмоциональной, а не интеллектуальной певицей:
“Я старалась руководствоваться желанием публики, которое научилась четко улавливать. Я изо всех сил стремилась угождать моим слушателям и зрителям, но только так, чтобы возвысить их, а не наоборот. Поэтому каждый спектакль с моим участием становился для меня критическим самоанализом. Если я обрела себя в искусстве, то только потому, что научилась управлять своими чувствами”.
Голос Беверли отличала необыкновенная легкость и вместе с тем — покоряющее сердца обаяние, усиливавшееся несомненным сценическим талантом. По описанию ее внешности можно нарисовать впечатляющий женский портрет: “Огненно рыжие волосы, карие глаза, славянский овал лица, вздернутый нос, полные губы, прекрасный цвет кожи и очаровательная улыбка”.
Добавим сюда тонкую талию, что является большим преимуществом для актрисы. Короче говоря, Силлс была настоящей красавицей по оперным стандартам. В любом образе она преодолевала принятые рамки оперного жанра. От нее исходила особая энергетика, вызывавшая магическое, а у мужской части залов – почти сексуальное притяжение.
Подруга Беверли, известная американская актриса Кэрол Бернетт, так оценивала вклад Силлс в искусство, которому та служила верой и правдой: “Она сделала оперу популярной, окрасила ее характерными чертами драмы, привнесла в нее элементы юмора. Она привлекла к старинному жанру множество новых поклонников, которые полюбили ее талант и мастерство, и, вместе с нею – и саму оперу, к которой ранее относились равнодушно”.
В 1980 году Беверли Силлс покинула сцену, но не рассталась с ней в более широком смысле слова. Она стала генеральным менеджером Нью-Йоркской Оперы, затем, в 1994 году возглавила Линкольн-Центр, в 2002-м – Метрополитен-Опера.
На этом поприще проявилась еще одна грань дарования Беверли – незаурядные организаторские способности, которых лишены многие творческие люди. Силлс действовала по принципу, как нельзя лучше сформулированному Питером Друкером, американским ученым, экономистом, публицистом, педагогом, одним из самых влиятельных теоретиков менеджмента двадцатого века:
“Решение проблем не приносит результатов, а лишь позволяет предотвратить ущерб. Результаты приносит использование возможностей”.
Беверли смогла добиться притока в оперный театр крупных пожертвований. Значительная часть этих средств направлялась на новые постановки и на возрождение незаслуженно забытых произведений классики. Силлс поощряла творческие эксперименты, открывая дорогу в большое искусство молодым, подающим надежды режиссерам и артистам.
Но жизнь — не сплошной праздник. В 1956 году Беверли вышла замуж за журналиста Питера Гриноу, и их двое детей появились на свет с врожденными дефектами: дочь Мередит была глухой от рождения и страдала рассеянным склерозом, а у сына Питера врачи диагностировали глубокую умственную отсталость. Силлс делала все возможное, чтобы облегчить их положение. Вместе с мужем она вступила в ряды благотворительной организации “March of Dimes”, помогающей инвалидам детства.
Вот что говорила о деятельности в этой общественной структуре сама певица:
“Мы с Питером поняли, что сделаем большое дело, если сможем помочь хотя бы одной родительской паре в ситуации, схожей с нашей. Ведь это так важно, чтобы люди чувствовали, что они не одиноки”.
Беверли Силлс была удостоена многочисленных престижных наград, включая президентскую медаль Свободы. В 1985 году она стала лауреатом премии Центра исполнительских искусств имени Кеннеди.
В 2005-м Силлс вышла на пенсию, а через два года ушла из жизни вследствие выявившегося онкологического заболевания. Вечер памяти Силлс состоялся в зале ее родного Линкольн-Центра в Нью-Йорке. На огромном экране воспроизводились записи выступлений певицы, в ее честь пели ПласидоДоминго, Анна Нетребко, Джон Рели, Натали Дессей. Яркими воспоминаниями о Беверли поделились ее брат Стэнли Силлс, актриса Кэрол Барнетт, не нуждающийся в представлении Генри Киссинджер, президент Линкольн-Центра Фрэнк Банек.
“Беверли Силлс осветила наш город, нашу оперу, и она никогда не уйдет от нас” — заявил тогдашний мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг.
А еще Беверли навсегда осталась в памяти как истинная бруклинка, патриот района, где прошло ее детство – она горячо болела за местный бейсбольный клуб “Доджерс” и однажды спела на стадионе, где выступала эта команда, вызвав взрывную волну оваций тысяч болельщиков.
Сегодня, десять лет спустя после ее смерти, продолжает жить, уже собственной жизнью, чарующий голос Беверли Силлс. И остается только по-доброму завидовать тем, кому посчастливилось жить с ней в одно время и слушать первую леди американской оперы со сцены.
“Силуэт” (приложение к “Новостям недели”)