Негодяй Бэд, которого не было

Литературная гостиная

На конференции Ассоциации американских переводчиков с докладом о переводах лимериков с английского на русский и с русского на английский выступил Владимир Ковнер с содокладчицей - американской переводчицей Лидией Разран Стоун.
Только что в Бостонском издательстве M•Graphics Publishing (www.mgraphics-publishing.com) вышла книга русских переводов Владимира Ковнера “Приласкайте льва. Американские и английские стихи для детей”. С великолепными рисунками Феликса Браславского. Там “Матушка Гусыня”, Роберт Стивенсон, Огден Нэш, Джон Чьярди и Элеонора Фарджон. И наши современники - Джек Прилацкий и Брус Ланский.
И, конечно, Эдвард Лир.
Сейчас Владимир Ковнер готовит к печати “Книгу абсурда” Эдварда Лира – более 250 лимериков. Это будет самое полное собрание лимериков Лира на русском языке.
Мы с Ковнером давние друзья, и потому наша беседа началась с личных воспоминаний.
- Представь, Володя, начало семидесятых годов, мой Петропавловск Северо-Казахстанской области, редакцию областной партийной газеты “Ленинское знамя”. Я приехал из командировки и пишу материал в номер. О том, что комиссия одного совхоза проверяла в соседнем совхозе, как там отремонтировали технику к весеннему севу. А потом комиссия из этого совхоза приедет в тот совхоз...
- Соседям ремонт техники у соседей нужней, чем хозяевам, так это выглядело? Помню: мы, студенты, каждый год отправляемые “на картошку”, принимали на ферме роды у коровы. Где в это время были и чем занимались хозяева - неизвестно.
- Все это идеально укладывалось в общую атмосферу советского абсурда. На страницах газет ученые (!) рекомендовали, как лучше и чем запаривать солому, чтобы коровы ее, солому(!), могли есть. Значит, коровам есть нечего; а рядом - репортажи о перевыполнении планов, и на каждой странице - решающий год пятилетки, определяющий год пятилетки...
- Я жил в Ленинграде, но атмосфера была та же. В народе уже новый календарь недели составили: понедельник - начинальник, вторник - определяльник, среда - решальник...
- В нашей редакции работал выпускник вашего Ленинградского университета - Боря Тимохин. Переводил непереведенные в СССР рассказы официально признанных у нас англо-американских писателей и печатал их в нашей провинциальной партийной газете.
- Замечательно!
- В тот вечер, когда я строчил в номер репортаж о взаимопроверке, а народ вокруг уже употреблял вечерний портвейн, Боря Тимохин принес в нашу компанию маленькую зеленую книжку на английском. Лимерики Эдварда Лира. Читал их на английском, потом в своем переводе, а затем уже кем-то переведенные на русский:
Негодяй по фамилии Бэд
В старых дев разряжал пистолет.
Горожане узнали - пулемет ему дали.
Старых дев больше в городе нет.

Это было ошеломительно. Эдвард Лир пришел в редакцию областной партийной газеты “Ленинское знамя” как наш друг и товарищ по миру абсурда, смеющийся над ним. Мы-то смеялись не часто, мы жили в нем и свыклись с ним.
- У меня есть маленький секрет про этот лимерик, но я оставлю его на потом. А пока вернемся к Лиру, который пришел к вам через 100 лет после смерти. Английский поэт, художник и композитор XIX века Эдвард Лир(1812 - 1888) был одним из основоположников так называемой поэзии нонсенса, абсурда. С его именем прежде всего связывают лимерики - пятистишия, которые Оксфордский словарь 1898 года определил как “непристойную поэтическую бессмыслицу”. В лучшем случае лимерики до Лира были, мягко говоря, нескромными. Но Лир совершенно изменил их направление.
Сам он писал: ‘’’Чтобы не было возможности ошибочно истолковывать то, что я сочиняю, повторяю: ‘’Абсурд, чистый и абсолютный, - моя единственная цель, всегда!’’
После выхода первой “Книги Абсурда” в 1846 году Англию, а вскоре и Америку охватила Лиромания. Только до конца его жизни вышло 25 изданий. 
- По тем временам - что-то непредставимое. В чем секрет?
- Свои “бессмыслицы” Лир писал для детей...
- Как впоследствии Льюис Кэролл “Алису в стране чудес”...  
- То было викторианское время. Дети росли в атмосфере строжайших правил. И вдруг Лир своими стишками открыл для них совершенно другой, безумно смешной мир, где ужасно строгие взрослые превращаются в толстых капризных шарообразных стариков или, наоборот, становятся такими тонкими, что их незаметно запекают в пирог; эти строгие взрослые падают в горячий бульон и летают на мухах, носят парики в рост человека, имеют носы до пола и вообще постоянно оказываются в дурацких ситуациях.
Я бы назвал абсурд Лира ОСВОБОЖДАЮЩИМ. Именно поэтому неожиданно для самого Лира его лимерики подхватили взрослые.
- Вчерашние дети, выросшие в жестких правилах...
- Вот именно. Вполне респектабельный английский критик Джеки Вуллшлейгер писала: “Тот, кто мечтает удрать из однообразной серой реальности, будет чувствовать себя как дома в абсурдном мире Лира”.
Англичане уходили от рутины, от напряжения, от бесцветной жизни в мир абсурда лимериков, чтобы снять это напряжение, расслабиться.
- Володя, ты мне все объяснил! Теперь я понимаю, почему Эдвард Лир занимает, на мой взгляд, особое место в русском сознании. Ведь советский человек жил в таких рамках, по сравнению с которыми викторианские правила - разгул свободы. И в то же время - в мире официального, утверждаемого пропагандой абсурда.
Нашими лимериками ОСВОБОЖДЕНИЯ сознания были частушки-нескладушки. Советская народная частушка все больше тяготела к пародии, высмеивала официальные и свои же, народные, массовые идеологемы:
С неба звездочка упала
Прямо милому в штаны.
Ничего, что все пропало -
Лишь бы не было в войны.

А в семидесятые годы пришел черный юмор:

Я спросил электрика Петрова:
“Отчего у вас на шее провод?”
Ничего Петров не отвечает -
Лишь висит и ботами качает.

И еще двустишие, может быть,
самое знаменитое из той серии:

Мальчик в деревне нашел пулемет -
Больше в деревне никто не живет.

- Это двустишие примечательно еще и другим - на его основе у нас в Америке возник классический по форме лимерик:
 
Мальчик в деревне нашел пулемет -
Больше в деревне никто не живет.
Город тоже сражен
Пулеметным огнем...
Где ж он, падла, патроны берет?
(Andy aka Colorado)

- То есть произошло формальное и неформальное соединение английской поэзии абсурда с русской. На основе русского фольклора и английского лимерика. 
- Кстати о слиянии, открою тебе мой секрет: лимерика, который ты прислал мне, про негодяя Бэда, - у Эдварда Лира нет.
- Как так? 
- Дело не в том, что во времена Лира и Пушкина пулемет еще не изобрели - тут можно сослаться на вольное изложение. Вообще никакого Бэда у Лира нет! Я нашел похожий лимерик неизвестного автора:

There was a young fellow named Sistall,
Who shot three old maids with a pistol.
When ‘twas known what he’d done,
He was given a gun
By the unmarried curates of Bristol.

Автор, повторю, неизвестен. Дословный перевод:

Жил-был парень по имени Систол,
Который застрелил трех старых дев из пистолета.
Когда стало известно, что он сделал,
Ему дали пушку
Холостые кураторы Бристоля.

Возможно, под “кураторами” неизвестный автор имел в виду попечителей старинного Бристольского университета. Видимо, переводчица Ольга Астафьева сделала вольное переложение народного лимерика, а уже молва приписала его Эдварду Лиру.
- Кому ж еще! И этот случай как нельзя лучше укладывается в легенду о жизни и стихах Эдварда Лира.
- Совершенно верно.
- А теперь, Володя, позволь представить читателям лимерики из “Книги Абсурда” в твоих переводах.

Эдвард ЛИР
ИЗ “КНИГИ АБСУРДА”
Перевод Владимира Ковнера

Дед на флейте играл кое-как.
Заползла ему кобра в башмак;
Он играл день и ночь,
Уползла она прочь,
Больше слушать невмочь – ну, никак!

Одной девушке в городе Ницца
Сели прямо на шляпу три птицы.
Ну а ей хоть бы что:
‘’Пусть садятся хоть сто,
Хватит места всем птицам из Ниццы’’.

Была дама одна из Прованса
Пребольшим знатоком реверанса;
Но она так крутилась,
Что в землю ввинтилась,
Тем расстроив всех дам из Прованса.

Жил старик со своею старухой,
Был он славен присутствием духа;
Он купил скакуна
И умчал, вот те на!
Бросив всех и родную старуху.

На горе умный дед из Кромера
Всё читал, поджав ногу, Гомера;
Затекли его ноги,
Чтоб размяться, о, Боги!
Прыгнул в пропасть любитель Гомера.

Романтический старец из Трои
Тёплый бренди пил, смешанный с соей;
Пил он маленькой ложкой
В свете лунной дорожки
Под старинными стенами Трои.

Ночью милая квакерша Айки
Вышла замуж за деда с Ямайки;
Утром – вопли: ‘’О, Боже!
Муж-то мой – чернокожий!’’.
Огорчен ловелас из Ямайки.

Худосочный старик из Берлина
Был тонюсенький, как паутина;
Он прилёг не на место,
И замешен был в тесто
Испечён – без корицы и тмина.

Один старец хотел научить
Разных рыбок по суше ходить;
Рыбки все до одной
Отошли в мир иной,
И умчался старик во всю прыть.

Жил старик в королевстве Непал,
Он с коня неудачно упал;
На две части распался,
Но клей отыскался –
Чинят всех в королевстве Непал.

Старичок жил на барже когда-то,
Его нос был большой, как лопата;
Для рыбалки в ночи
Ставил он две свечи
Прямо на нос, большой, как лопата.

Старикан из посёлка Сумы
Чуть не умер зимой от чумы;
Он лишь маслом питался
И, как грузчик, ругался,
И избавился так от чумы.

- Володя, последний лимерик, написанный 150 лет назад, вроде бы имеет сегодня научное продолжение. Слышал, журнал Time писал, будто люди, часто употребляющие ненормативную лексику, проще говоря - мат, живут дольше. Мол, бранные слова, произнесенные даже мысленно, являются своеобразным способом нервной разрядки. У ругающихся испытуемых в крови отмечены низкие уровни гормона стресса - кортизола, и высокие показатели гормонов радости - эндорфинов.
- Были такие материалы. В номере от 16 июля 2009 года - статья об экспериментах английского психолога профессора Ричарда Стивенса. Стивенс, в свою очередь, ссылается на профессора Пинкера из Гарварда. Они утверждают, что, в частности, сквернословие повышает болевой порог. Объясняют это тем, что у наших предков, живших в боях и походах, привычка к крепким выражениям способствовала увеличению агрессии и снижению чувствительности к боли.
- Если так, если это не розыгрыш, то можно сказать, что Эдвард Лир не только живее всех живых, но и впереди науки всей.

Москва - Детройт
Рисунки Эдварда Лира