Гранд-Опера: Орфеи и Эвридика

В нашей газете в разделе «Календарь событий» было объявлено о гастролях Парижской оперы. Пропустить гастроли Гранд-Опера было бы большой ошибкой, и я надеюсь, что любители балета посмотрели хотя бы одну из этих программ.

 

После длительного перерыва французский театр привез в Нью-Йорк балет «Жизель» (созданный в 18 веке в Париже), программу, состоящую из балетов французских хореографов ХХ века и оперу-балет на музыку  К.В. Глюка «Орфей и Эвридика» в постановке Пины Бауш.

 

Французская труппа – одна из самых знаменитых балетных компаний с классическим репертуаром. Но – как это не покажется странным – «Орфей и Эвридика» знаменитой европейслой модернистки произвела наибольшее впечатление. Постараюсь рассказать об этом оригинальной постановке тем, кто пропустил спектакль.

 

Напомню сюжет греческого мифа, на основе которого было написано либретто оперы.

 

Орфей – фракийский певец, сын бога и музы. Он изобрел музыку и стихосложение, словом, был греческим бардом тех мифических времен. Своей игрой на кифаре он покорял сердца людей, усмирял животных.  Его жена, нимфа Эвридика, погибла от укуса змеи. Безутешный Орфей спустился в Аид и своим скорбным пением смягчил сердца  подземных богов.

 

Ему было разрешено вывести Эвридику из Аида и вернуть к жизни с одним условием: во время путешествия  на землю он не должен оглядываться на тень своей жены и заговаривать с нею.

 

 Но стоны и жалобы Эвридики, не понимавшей, почему любимый муж не хочет на нее взглянуть, да и страстная любовь самого Орфея, толкнули его на нарушение запрета. Орфей посмотрел на Эвридику и навсегда ее потерял.

 

Позднее Орфей погиб, растерзанный менадами (или от руки бога Диониса – существуют разные мифы).

 

Этот сюжет пленил многих.  Глюк написал оперу «Орфей и Эвридика», премьера которой состоялась в Вене в 1762 году. Своей оперой Глюк произвел «реформу» в музыкальном мире, стремясь к органическому слиянию музыки и драмы. Опера Глюка имеет счастливый конец: боги все таки разрешают Орфею вывезти Эвридику из преисподни (один из вариантов мифа). Постановщик оперы хореограф Пина Бауш  вернула сюжету трагический конец: Орфей не только теряет Эвридику, но и умирает сам.

 

Постановка Бауш действительно талантлива, оригинальна и производит  сильное эмоциональное впечатление. Прежде всего, Бауш разделила каждую роль – Орфея, Эвридику и Эроса (олицетворяющего любовь) – на двух исполнителей: певцов и танцовщиков. Соединив таким образом два вида театрального искусства: оперу и танец. Бауш так и назвала свою постановку: «танцевальная опера». Хореограф считала, что тело танцовщика может выразить музыку, ее эмоции и ее содержание не меньше, чем певцы.

 

На премьере в Нью-Йорке (как и в Париже) Орфея пела меццо-сопрано Мария Рикардо Весселинг (в 18 веке Орфея пел контр-тенор), танцевал – этуаль Стефан Бюйон. Эвридику исполняли сопрано Юн-Джанг Чой и этуаль Мари-Аньес Жило. Партию Эроса – сопрано Зоэ Николеду и премьерша Мюриэль Зюсперреги. Певицы от начала до конца оперы одеты в длинные черные платья. Хор посажен в оркестровую яму (опера исполняется на немецком языке). Ньюйоркцы слышали тот же хор и музыкальный ансамбль Балтасара-Ньюмана под управлением дирижера Томаса Хенгельброка, который слушали и парижане.

 

Начинается опера очень эффектно: в дальнем левом углу на гигантском стуле сидит мертвая Эвридика в белом погребальном наряде. Вокруг – застыли плакальщицы и плакальщики в черном. Орфей- Бюйон и певица Весселинг стоят у правой кулисы. Пауза. Затем неподвижная картина оживает, следует погребальное шествие, танец плакальщиц, монологи Орфея. В центре, но чуть ближе к заднику – огромное поваленное дерево. Если дерево – символ жизни, то мертвое, выкорчеванное из земли дерево – символ смерти. Поэтому это дерево указывает и дорогу в царство мертвых,  куда Эрос уводит Орфея искать Эвридику.

 

Вся танцевальная часть спектакля поставлена Бауш в стиле танца модерн, хореография очень музыкальна, изобретательна, чувственна и красива, особенно «танец рук», которым Бауш придавала большое значение. Все танцуют босиком. В хореографии чувствуется влияние Марты Грэм. В конце спектакля Эвридика-танцовщица в алом длинном платье даже воспроизводит некоторые хорошо знакомые  позы и движения из балетов Грэм. Возможно, это сделано сознательно, возможно – Бауш хотела вызвать ассоциацию образа Эвридики с героинями греческих трагедий в балетах великой американки.

 

Вообще ассоциаций, балетных метафор, символов  в балете Бауш много. Две следующие картины в преисподней – блестящая выдумка Бауш.  В картине «Насилие» (первое место пребывания душ в Аиде) три «судьи мертвых» (или три головы Цербера, охраняющего вход в Аид) появляются в виде трех полуонаженных танцовщиков, на которых надеты огромные фартуки наподобии тех, которые носят мясники. Бедные слепые души умерших, еще не до конца порвавшие со своим земным существованием, движутся почти в сомнамбулическом танце. Одна все пытается сорвать висящее над ней яблоко, другая протягивает кому-то в пространство хлеб, глядя перед собой невидящим взором. Судьи мертвых время от времени выхватывают из этого ансамбля  какую-то «душу» и переносят с места на место, как будто взвешивая ее грехи. «Душу» Эвридики, еще неподвижную и спеленутую, они деловито несут, как статую, в кулисы. Справа у кулис стоят такие же гигантские стулья, как то, которое мы видели в первом акте, освещенные изнутри софитами из кулис (последнее – смертное – ложе на земле).  Многие танцующие держат в руках нити, которые тянутся от этого освещенного сооружения. Постепенно танцовщики, одна за другой, бросают эти нити... так обрывается связь души с земным существованием.

 

Следующая картина – Мир. Это другая «ступень» подземного царства, это Элизиум теней. Под пленительную музыку Глюка танцуют девушки в розовом. К ним присоединяются мужчины. Общие танцы в отличие от танцев в картине «Насилие»  носят блаженно-идиллический характер. Они гармоничны и красивы. В ансамбле участвует Эвридика. Именно сюда Эрос приводит Орфея и ставит Эвридику за его спиной, соединив их руки. Герои начинают свое странствие.

 

Второе действие – путешествие Орфея и Эвридики на землю. Сцена представляет собой замкнутое пространство, серые однотонные плоскости (задник, боковые стены и потолок) образуют куб, открытый только одной стороной – к зрителям. На сцене  нет ни единой декорационной детали. Так создается ощущение обреченности героев, безвыходности их судьбы.

 

На сцене четверо – исполнители Орфея и Эвридики. Движение героев вперед, на замлю в таком замкнутом пространстве почти не ощущается. Герои (танцовщики) мечутся по сцене, то продолжая это мучительное путешествие, то изливая свою скорбь в хореографических монологах, соответствующих ариям. Эвридика и кидается в руки Орфею, и обвивается вокруг него – Орфей продолжает отворачиваться. Певицы во втором акте принимают более активное участие в действии, чем в первом. Они или следуют за героями, или дублируют переживания героев в скупых мизансценах.

 

И самая сильная сцена второго акта, поставленная танцовщикам, –Орфей не выдерживает, поворачивается к Эвридике, которая тут же кидается к нему. Влюбленные страстно обнимают друг друга... Секундная пауза – и мертвая Эвридика, «отдавшая жизнь за единственный взгляд»,  повисает на руках у Орфея.

 

Эвридика-певица также падет плашмя на пол, и на нее – крестообразно – кладут танцовщицу. Над этими телами Весселинг поет знаменитую арию Орфея, и как поет! Орфей-танцовщик удаляется в дальний угол сцены и стоит спиной к нам неподвижно. А Орфей -Весселинг –  не просто поет – рыдает!

 

Надо сказать, что танцовщик Бюйон мало выразителен, да и его танцевальный язык однообразен. Даже его внешний вид решен, на мой взгляд, неверно. Бюйон выглядит на сцене почти обнаженным, поскольку трусы подобраны под цвет его тела. Его белесое тело  - не слишком и красивое – неприятно выделяет его в цветовой гамме спектакля. Недаром раньше оголенное тело танцовщика мазали морилкой в том случае, когда все остальные артисты одеты в театральные костюмы – у сцены есть свои эстетические ограничения. Но главный недостаток кроется в самом решении хореографом образа Орфея. Мы должны знать миф, чтобы понять, почему герой , которому хор (подземные фурии) столько раз выкрикнул «нет» на его просьбу вернуть Эвридику, затем все-таки получил доступ в Аид.  Орфей – гениальный музыкант и певец, но в опере в постановке Бауш вообще не понятно, кто он такой. У Орфея нет кифары, в хореографии нет и намека на его божественный дар. Впрочем, более талантливый исполнитель нашел бы возможность выразить себя в этой пластике.

 

Танцевальная партия Эвридики поставлена гораздо интереснее. Мари-Аньес Жило просто незабываема в этой роли. Она музыкальна,  пластически эмоциональна и так естественно-выразительна в пластике танца модерн, как будто воспитана не в строгой французской школе классического танца, а обучалась танцевать по другой системе.  Именно Жило своим исполнением пластики Бауш  и Орфей-Весселлинг своим пением  создают трагическую атмосферу второго акта.

 

Окончив арию, Орфей-Весселинг падает на неподвижные тела двух исполнительниц Эвридики – Орфей умер. Из задней левой кулисы (почти не видной из зала) появляются три «судьи мертвых» в своих страшных фартуках. Они деловито укладывают на пол тело танцовщика, которое своей неподвижностью теперь также напоминает статую.  На сцену выходит кордебалет в черном, начинается танец-оплакивание Орфея и Эвридики.

 

Надо признать, что не только Мари-Аньес Жило, но и кордебалет танцует великолепно и просто поражает красотой рук.

 

Словом, Пина Бауш создала интереснейшее театральное воплощение оперы Глюка. Катрин Лефевр, художественный руководитель балета Гранд-Опера, сказала в одном интервью, что постановка Бауш разделила историю парижского балета на два периода: «до» постановки и «после». История покажет, насколько справедливы ее слова и куда ведет французский балет хореография Бауш.

 

Фото Нины Аловерт