Грустное интервью по поводу радостного события

В конце прошлого года премьер Большого театра Николай Цискаридзе получил уведомление о расторжении с ним договора на педагогическую и репетиторскую деятельность в театре (договор заключен на условиях совместительства с его исполнительской деятельностью). Согласно этому договору,  Цискаридзе вел утренний класс для солистов театра, который ему оставила в «наследство» М.Н. Семенова, уходя на пенсию. Кроме того, Цискаридзе репетировал с молодыми танцовщиками новые роли. В русской прессе появились сообщения, что такое расторжение договора – это месть руководства театра танцовщику за его постоянную критику недостатков работы в Большом театре.    Руководство ссылалось на то, что при переносе репертуара на старую отремонтированную сцену, возникла необходимость дополнительной репетиторской ставки для работы с кордебалетом. Затем в прессе появилось сообщения, что театр решил удовлетворить просьбу Цискаридзе оставить договор в силе. Договор закончился в конце июня, но Цискаридзе остался на преподавательской работе. Мы обратились к знаменитому танцовщику с просьбой прокомментировать эту историю.

 

Н.А.: Прежде всего, Николай, я поздравляю вас с радостным событием: договор с вами как с педагогом и репетитором продлили без всяких дополнительных проблем. Наша газета, наш главный редактор — мы все вас поздравляем.

Н.Ц.: Спасибо. Передайте всем мою благодарность.

 

Н.А.: Мы всегда радуемся Вашим успехам. Мы рады, что неприятный инцидент в прошлом разрешился в Вашу пользу. Как Вы думаете, почему произошел тот инцидент и почему сегодня все кончилось так, как должно быть?

 

Н.Ц.: На самом деле, мне не понятно, что тогда произошло. Все доводы, которые были мне зачитаны в доказательство прекращения моего договора, были неоправданны. Мне кажется, что мне просто хотели сделать неприятность. Все это подготовили к моему дню рождения, к новогодним праздникам. 

 

На самом деле, я абсолютно не нервничал, потому что ровно через полчаса после того, как мне вручили бумагу об отстранении меня от педагогической деятельности, я выяснил все свои права  и все, что написано в трудовом законодательстве РФ по данному поводу. И мне стало понятно, как себя вести. Поэтому когда меня в очередной раз вызвали в кабинет художественного руководителя, и очень неграмотный  юрист из отдела кадров пыталась мне объяснить, как она видит эту ситуацию, я ответил ей все, что полагалось с точки зрения закона. Я сказал, что если их незаконное намерение претворится в жизнь, я обращусь в суд, который меня восстановит на работе, потому что в нашей стране есть законодательство. Как бы руководство театра ни хотело сделать вид, что его нет.

 

Н.А.: А чем они мотивировали необходимость Вас уволить посреди сезона и до истечения срока договора?

 

Н.Ц.: Ничем абсолютно. Якобы им нужна была ставка для еще одного репетитора. Но и эта формулировка оказалась несостоятельной. Недавно, после продолжительной болезни, к сожалению, скончалась одна из балерин и педагог Большого театра — Татьяна Голикова, и пресловутая ставка трагическим образом освободилась. И если бы администрация продолжила настаивать, что разрыв договора со мной является творческой необходимостью для театра, а не сведением личных счетов, становилось бы очевидным, что ведется тенденциозная политика, направленная против конкретного человека, а не решение творческих проблем, которых на самом деле не было.

 

Юридические ошибки там были допущены на каждом шагу. Однако после того, как им пришлось проконсультироваться с грамотным юристом, они поняли, что я прав. Но еще долго в это не верили. Если бы кто-нибудь послушал, что мне говорила юрист, которая пришла из отдела кадров! Все это было в лучших традициях 30-х годов. Запугивала и так далее.

 

 Н.А.: Чем же она Вас запугивала?

 

Н.Ц.: Тем, что я не знаю закона...что у меня безграмотные юристы, ну и другими доводами, которые может приводить необразованный человек.

 

После всего этого меня больше всего потрясло сообщение, которое было размещено на официальном сайте Большого театра и на лентах новостных агентств от лица администрации Большого театра - о том, что Театр якобы решил удовлетворить мою просьбу не прекращать со мной договор, хотя с моей стороны никакой просьбы не было. Я не общался ни с одним человеком, а сразу сказал, что  обсуждать это с ними не намерен, и что все действия будут обсуждаться исключительно в суде.  А они, видите ли, меня «пожалели». Как будто у нас в театре кого-то жалеют!

 

Н.А.: Как после этого складывались Ваши отношения?

 

Н.Ц.: К сожалению, за эти полгода в театре оказывали давление на тех людей, которые со мной работают. Не грубо, нет. Им давали всевозможные обещания, что если  они будут работать с другими педагогами, то их карьера будет складываться успешнее. Им не ставили ультиматумов, но «доброжелательно» советовали работать с другими людьми. К ним подходили другие педагоги, которые предлагали свои услуги, ну словом... «добрые» советчики, которых, как Вы знаете, в театре всегда много. Использовали и неофициальные каналы воздействия, и  мне было очень приятно, что те люди, с которыми я работаю, не поддались на эти провокации. Как ходили ко мне в класс на урок солисты, так и продолжают ходить. И даже приходят новые артисты. Единственно, что когда ко мне за это время неоднократно обращались вновь пришедшие солисты Дэвид Холберг и Семен Чудин, которые хотели со мной репетировать, им настоятельно не рекомендовали со мной работать. Например, когда Дэвид готовил партию Принца в «Щелкунчике», он ловил меня в коридорах и выяснял, как делается то или иное движение, как делается та или иная поддержка. Я пытался помочь ему всем, чем мог. Однако для себя по поводу всего этого цирка решил, что ни одной секунды не буду расстраиваться. Пусть будет, как будет. Я не первый человек, которого выживают из Большого театра.  Когда в 1992 году меня приняли в труппу Большого театра, сезон в Большом как всегда открывался «Иваном Сусаниным», а на следующий вечер давали «Лебединое озеро». Я был в запасе в кордебалетных танцах - не танцевал, но должен был присутствовать — и пошел в зал, мне хотелось посмотреть спектакль. При входе в зал продавались и сейчас продаются книги . И я купил книгу, которая только что вышла, — Бориса Покровского. Она называлась «Как выгоняют из Большого театра». На самом деле это своего рода инструкция, по которой действовали и против меня. Там описано, как действовали против хороших людей, как подписывались бумаги, как сначала собирают коллег и угрожают им ... Так и в моем деле было. Методы абсолютно советские, — как были, так и остались.

 

Н.А.: А как с вашей основной работой?

 

Н.Ц.: Нормально. Вот сейчас с артистом, с которым работаю уже третий год, Денисом Родькиным, я готовлю главную роль в балет «Дочь фараона», и он будет танцевать с Марией Александровой.

 

Н.А.: Нет. Я спросила, как с Вашей исполнительской судьбой?

 

Н.Ц.: Я очень много танцую. Другое дело, что меня не ставят ни в составы, которые записывают на DVD, ни на первые спектакли, ни на премьеры. Ни на что я уже рассчитывать не могу — мне их просто не предложат. Например, под благовидным предлогом, что я якобы не успею подготовиться к премьере, меня не включили в составы  балета «Бриллианты», несмотря на то, что накануне я его исполнял в Мариинском театре. И все в таком же духе.

 

Н.А.: А этот договор - договор танцовщика — у Вас до какого года?

 

Н.Ц.: Я штатный работник.

 

Н.А.: То есть, Вы сколько хотите, столько будете танцевать?

 

Н.Ц.: Да, мы все сотрудники государственного учреждения.

 

Просто когда отвечаешь только сам за себя, можно все вытерпеть. А когда несправедливость касается не только тебя, но и артистов, с которыми ты работаешь, это гораздо больнее и печальнее. Оказывается затронутой судьба других людей, которым ты можешь помочь только в профессиональной сфере.

 

Н.А.: Вы часто выступаете по телевидению, даете интервью, часто — не лестные для Большого театра. Как к вам после этого относятся артисты в театре?

 

Н.Ц.: Я 20 лет проработал в Большом театре, видел поступки разных людей... Поэтому меня уже ничего больше не удивляет. Когда люди встречают меня в темном коридоре и шепчут на ухо: Молодец! Держитесь! Я на вашей стороне, вы настоящий борец! И ни один человек не скажет это вслух... Я это видел много раз. Жалко, что русский артист до сих пор крепостной.

 

Мне очень смешно, когда меня хотят представить диссидентом, что я борюсь с режимом, это все не так. Ни с чем я не борюсь и не собираюсь бороться. Просто есть вещи, которые несправедливы, но они существуют, и именно о них я пытаюсь рассказать. Единственно, что я для себя решил в какой-то момент, когда на меня лился поток грязи, что мир настолько большой, и в нем столько хорошего и прекрасного еще можно найти... Что все, что происходит, не конец.

 

Н.А.: А что Вы собираетесь дальше танцевать?

 

Н.Ц.: Понимаете, как интересно. Репертуара, который я бы хотел станцевать, — его уже нет. А из того, что есть.... Я очень трезво отношусь к своему сценическому возрасту и профессиональным возможностям и никогда не берусь за то, что не могу сделать первоклассно. А набирать работу только ради заработка мне давно  неинтересно. Если необходимо заработать — это можно сделать и на стороне.

 

Н.А.: А попробовать поработать в другом театре?

 

Н.Ц.: Возраст был другой, когда нужно было все это делать, ездить в другие театры, пробовать разный репертуар, что я тогда с успехом и делал. Хотя, как Вы знаете, с отъездами в Большом театре всегда было очень сложно. Но я для себя давно решил. Я — танцовщик Большого театра, я очень долго об этом мечтал и очень честно на протяжении 20 лет стоял в авангарде отечественной культуры.

 

А загадывать, что будет дальше, не может ни один человек. Время покажет.