АНДРИС ЛИЕПА НА ПОВОРОТАХ СВОЕЙ СУДЬБЫ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ

Зал затих. Я вышел
на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
(Б.Пастернак «Гамлет»)

Думая об Андрисе Лиепе и его неординарной судьбе, я всегда вспоминаю стихи Бориса Пастернака. Прежде всего потому, что Андрис – личность исключительно театральная. Я могу представить себе его только на сцене театра, в какой бы роли он на ней ни выступал: танцовщиком, репетитором, директором спектакля... Но я хочу написать об Андрисе Лиепе – уникальном артисте русского балетного театра второй половины ХХ века. В конце 90-х годов, покинув раньше времени сцену из-за профессиональной травмы, неутомимый Лиепа нашел применение своей творческой энергии. Но в результате его кипучей и плодотворной деятельности сценическое прошлое Лиепы как-то уходит на задний план, а я считаю это несправедливым: для меня самым важным этапом жизни Андриса все равно остается тот период, когда он танцевал на сцене. Mне хочется восстановить равновесие как в истории жизни Лиепы-танцовщика, так и в истории русского балета в целом.
Повторяю: Андрис Лиепа – уникальный балетный артист конца ХХ века. Он был одним из немногих ПОДЛИННЫХ романтических танцовщиков, которых я видела на сценах мира. Золотоволосый красавец, высокий, пластичный, владеющий контиленой танца, великолепный партнер. Пожалуй, он являлся одним из последних артистов балетной сцены, который не сосредоточивался на исполнении выигрышных вариаций, но танцевал СПЕКТАКЛЬ, следуя его смыслу и стилю, содержанию музыки, идее хореографа, характеру своего героя,и при этом каждую минуту находился в контакте с партнершей, чутко реагируя на любое ее душевное состояние.
Я познакомилась с Андрисом Лиепой, начинающим солистом балета Большого театра, в Нью-Йорке в 1987 году: балетная труппа приехала на гастроли впервые после длительного отсутствия и выступала на сцене Метрополитен-опера. Художественный руководитель балета Большого театра Ю.Н.Григорович привез тогда замечательную плеяду молодых, еще малоизвестных на Западе танцовщиков и танцовщиц. Мне нужно было сделать ряд интервью для радиостанции «Голос Америки». Но “перестройка” только начиналась, и я не знала, кто из артистов не побоится разговаривать с иммигранткой, живущей в Америке, да еще для радиостанции, передачи которой еще недавно в России глушились. С этим вопросом я и обратилась к Григоровичу. “Позвони Андрису Лиепе, он не побоится”, - посоветовал Юрий Николаевич.
Я позвонила в гостиницу, где жили танцовщики,и Андрис с легкостью согласился со мной встретиться. С этого интервью началось наше знакомство. Потом я пошла смотреть концертную программу, в которую был включен первый акт из “Ромео и Джульетты” Григоровича. Андрис танцевал Ромео. Так я стала свидетельницей дебюта Лиепы в этой роли, хотя еще и не в целом балете.
“Зал затих...я вышел на подмостки...”
Весь первый монолог Ромео, начиная с мягкого, томительно устремленного вверх арабеска, все ранверсе, кабриоли, перекидные жете – все Андрис исполнял как бы на одном дыхании. Это был юный Ромео, еще не встретивший Джульетту, но уже полный элегической грусти в предчувствии любви.
И начиная с того нью-йоркского спектакля 1987 года, вернее, начиная с этого первого томительного арабеска, мое зрительское сердце было отдано танцовщику навсегда: на подмостки вышел настоящий артист.
КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ
Андрис Лиепа родился в 1962 году в московской театральной семье: мать – Маргарита Жигунова – была актрисой драматического театра, отец – Марис Лиепа – известным танцовщиком, премьером Большого театра. Когда маленького Лиепу спрашивали, кем он хочет быть в будущем, он отвечал: «Папой в Большом театре». (Желание его сбылось и даже в большей степени, чем мечтал Андрис: «папа» остался в памяти в основном исполнителем роли Красса в «Спартаке» Григоровича, тогда как Андрис проявил себя в равной степени как незаурядный балетный артист в различных амплуа и в балетах различных хореографов). Естественно, что детей из такой семьи – Андриса и его сестру Илзе – отдали в Московское хореографическое училище.
Школу Андрис закончил в 1981 году у педагога классического танца Александра Прокофьева. Это был «трудный» класс для педагогов, никто не хотел его вести: в нем учились сыновья премьеров Большого театра (в том числе, кроме Андриса, сын Н.Фадеечева). Прокофьев согласился взять класс и довести его до выпуска только при условии, что знаменитые папы не будут вмешиваться в его метод преподавания. После окончания школы Андрис был принят в труппу Большого театра. Летом того же года он участвовал в Московском международном балетном конкурсе (юношеская группа), жюри под председательством Григоровича присудило ему «золото». Уже будучи артистом Большого театра, Лиепа в 1985 году на таком же конкурсе завоевал «серебро» и получил звание заслуженного артиста РСФСР, а в 1986-м вместе со своей постоянной партнершей (бывшей одноклассницей), очаровательной Ниной Ананиашвили – «гран-при» на знаменитом американском конкурсе в Джексоне. Фотография Ананиашвили и Лиепы, исполняющих современный номер «Настроение», появилась на обложке американского журнала «Данс Мэгазин». Так началась мировая известность молоденьких победителей конкурса. Покойный Билл Комо, в то время – главный редактор журнала и страстный любитель балета, полетел в Париж, где в 1986 году гастролировал Большой театр, чтобы увидеть Лиепу и Ананиашвили в балете «Жизель». Комо вернулся, покоренный талантом юных танцовщиков. Нина Ананиашвили и Андрис Лиепа оставались постоянными партнерами, пока Андрис работал в Большом театре. Это была замечательная пара: черноокая «грузинская княжна» и золотоволосый «принц». Всегда влюбленный в свою избранницу (Джульетту, Жизель, Одетту, Машу) благородный герой и нежная трепетная дева... один из редких дуэтов, когда партнеры как будто созданы, чтобы танцевать вместе...
Илзе Лиепа тоже взяли в Большой театр. Илзе несомненно разносторонне одаренный человек. Не сомневаюсь, что Григорович, всегда так тонко понимавший актерскую индивидуальность, видел неординарность молоденькой танцовщицы, но ее дарованию не было применения в его спектаклях. Илзе Лиепа исполняла характерные танцы в классических балетах, но талант ее действительно раскрылся, когда она начала танцевать хореографию совсем иного направления. В Большом театре, например, позднее она тоже получила «свою» роль, когда Ролан Пети сочинил для нее партию Графини в «Пиковой даме» в стиле, созданном великой американской модернисткой Мартой Грэм. В то время, когда Илзе заканчивала школу, ни в одном из русских академических балетных театров репертуара для Илзе просто не существовало.
Но Андрис Лиепа был принят в Большой театр без затруднений, как танцовщик, вполне соответствующий направлению русского академического театра. Первое время он танцевал в кордебалете. Так по правилам русского балетного театра начинали в прошлом все новички (в том числе и Анна Павлова, и Майя Плисецкая). Через два года он получил первую сольную роль: Сальери в «Моцарте и Сальери» А.Петрова и соло в балете В.Васильева «Танго».
Своему выдвижению Андрис был обязан не только таланту, но и своей уникальной трудоспособности. Он мог приходить в репетиционный класс и часами один работать над совершенствованием своей техники, стараясь исправить некоторые недочеты школьного образования (и позднее я видела, с каким фанатизмом Андрис работал так над каждой ролью, каждым движением). Кроме того, он всегда просил кого-нибудь из знакомых снимать на видеокамеру его очередной спектакль и затем смотрел на себя, как самый пристрастный и строгий зритель, выискивая ошибки и недочеты. После участия в Международном конкурсе в 1985 году его перестали занимать в кордебалетных танцах, тем более что он слишком выделялся из общей массы, поскольку никогда не умел быть «как все». К 1987 году, когда я его впервые увидела, Лиепа уже станцевал многие лирические и романтические партии в балетах Большого театра. В то же лето 1987 года в Америке, но уже в Вашингтоне, я видела его дебют в роли рыцаря Жана де Бриена в балете «Раймонда» (балет М.Петипа в редакции Григоровича).
... Это был нормальный американский июль: стояла адская жара, температура круглые сутки держалась около 40 градусов по Цельсию... Утром можно было наблюдать, как артисты поодиночке и группами медленно тянутся из гостиницы под колоннаду Кеннеди центра – к заветному артистическому входу в театр. За этой дверью начинался рай: там работал спасительный мощный кондиционер.
В один из таких дней на утреннем спектакле я и увидела «Раймонду» с Ананиашвили и Лиепой в главных ролях. Мне разрешили посмотреть балет из кулис, но под присмотром сопровождающего труппу работника КГБ. Сопровождающий «дядя Володя», как звали его артисты, вел себя вполне доброжелательно, но глаз с меня не спускал и во время спектакля сидел рядом. Пробегавшие мимо артисты, посмотрев в кулисы, обходили нас стороной. И вот в этой сюрреалистической обстановке – Америка, африканская жара, агент КГБ – на сцену вышел прекрасный средневековый рыцарь. Я увидела Квентина Дорварда, сошедшего со страниц одноименного романа Вальтера Скотта. Выступление в «Раймонде» я и до сих пор считаю выдающимся достижением Лиепы. Ни разу в своей театральной практике я не видела равного ему исполнителя этой роли, а их дуэт с Ананиашвили в тот вечер – едва ли не самым поэтичным в их совместной сценической биографии. В редакции Григоровича Де Бриену отведено больше места, чем это было задумано Петипа в оригинальном балете, но все равно образ рыцаря сочинен Петипа весьма схематично и от этого трудно уйти: идеальный герой, не знающий соблазнов, не совершающий ошибок... любому артисту трудно найти «ключ» к такому персонажу. Но Андрис сумел от начала до конца балета держать нас под обаянием своего «рыцара без страха и упрека». Де Бриен Лиепы ни на минуту не казался застывшим, схематичным героем, но в каждом движении (в любой вариации или дуэте)отражалась возвышенно-романтическая душа прекрасного рыцаря. А уж прекрасен собой этот рыцарь был так, что сердце замирало. В классическом балете, одна из задач которого – сохранение идеалов красоты, такой дар артиста бесценен.
Мне никогда больше не пришлось видеть «Раймонду» с участием Андриса Лиепы, и я не жалею. В памяти каждого театрала есть спектакли, которые можно посмотреть только один раз и запомнить на всю жизнь.
Но в Большом театре Андрис выступал не только в ролях рыцарей и принцев. В балете «Золотой век», где действие происходит во времена НЭПа, образ положительного героя Григорович создал на танцовщика с другой индивидуальностью: Борис Ирека Мухамедова характер имел жизнерадостный, это был активный и мужественный современный герой. Андрис сделал роль по-своему. Он не акцентировал мужественные полетные прыжки, как это делал Мухамедов, но старался слить все составные части танца в единый хореографический поток. Внешняя красота воспринималась у героя Лиепы как красота душевная. Его Борис был чист сердцем, обладал душой поэта и мучительно любил не совсем понятную ему героиню.
В Большом театре Андрис в основном танцевал роли, созданные на других актеров. Но Лиепа от природы обладал самостоятельным мышлением и вкусом к актерской интерпретации образов. На мой взгляд, он стал единственным танцовщиком-мужчиной из своего поколения, который поднялся до уровня первых исполнителей созданных раньше балетов. Особенно удачно выступил Андрис в роли Курбского в балете Григоровича «Иван Грозный». Трогательная юная беззащитность, поэтическая влюбленность в Анастасию делали Курбского Лиепы настоящим лирическим героем этой драмы. Я как-то сказала Григоровичу, что Лиепа был его «лучшим Курбским». «Он был моим лучшим Принцем в «Щелкунчике», - ответил хореограф.
Роль Принца в балете Григоровича «Щелкунчик» Лиепа станцевал в канун 1984 года. Я увидела Андриса в этом спектакле позднее и именно тогда и определила для себя место танцовщика в современном балете. Я уже не один раз писала в своих статьях, что искусство балета в целом играло важную роль в моральной жизни советского общества, храня в чистоте нравственные критерии и эстетические ценности. В смутное время конца ХХ века, когда жизнь в России сорвалась с причала, а в балете наступил кризис идей, Лиепа как будто был призван не только хранить красоту классического балета, но и творить эту красоту на сцене в любой роли любого жанра.
Я не помню, кто танцевал Машу в том спектакле, на котором я была, но именно в Принце Лиепы воплотилась тема балета Григоровича – тема печали по утраченной мечте. Именно этот Принц, а не Маша изначально понимали иллюзорность свадьбы в серебристо-сиреневой дымке волшебных декораций Сулейко Вирсаладзе, в мерцании неяркого света канделябров.
Возвращаюсь к 1987 году. На спектакли Большого театра в Вашингтон приехал Билл Комо. После окончания «Золотого века» он пригласил нас с Андрисом на ужин в ресторан (в те времена Андрис еще не знал английского языка, и я, как могла, служила им переводчицей). После ужина по дороге в гостиницу мы с Андрисом присели на каменную скамейку на мосту, перекинутом через автостраду. В сыром воздухе в свете фонарей город вокруг, казалось, возникал из светящегося тумана. И как причудливый узор Фата Морганы в конце автострады виднелось здание, напоминавшее мне Институт культуры в Ленинграде, расположенный по одну из сторон Марсова поля. Мы как будто очутились в ирреальном пространстве в ирреальное время между явью и сновидением: Вашингтон... Марсово поле... Институт культуры... три часа ночи... и мы говорим о будущем танцовщика Андриса Лиепы. Это и было время ловить «далекие отголоски» и предвидеть будущее. И – среди прочего – я говорила Андрису, что мне его романтический стиль кажется больше принадлежащим петербургской культуре, чем московской, и что надо бы ему поработать с балетом Кировского театра в Ленинграде. А на другой день ревнивая подруга Андриса (с которой он в то время то сходился, то расходился) звонила мне и спрашивала нежным голоском, куда это мы ушли из ресторана и что делали до четырех часов утра...
Судьба Андриса, казалось, разворачивалась обычным образом, как вдруг...
Впрочем, это не судьба Андриса делает время от времени крутые повороты, это танцовщик поворачивает свою судьбу, как лихач – машину на полной скорости... тормоза скрипят, сердце у водителя прыгает в груди, но зато — “езда в незнаемое”!.. ощущение опасности и полета!...
Так в 1988 году он загорелся идеей станцевать в театре “Нью-Йорк Сити Балет”, в труппе, созданной Джорджем Баланчиным. И - первый советский танцовщик - добился разрешения поехать вместе с Ананиашвили на частные гастроли в Нью-Йорк!
Как складывались эти гастроли и какие перемены в жизни Андриса Лиепы они за собой повлекли, я расскажу в следующем номере.
Фото автора