НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ...

В один не самый прекрасный день военной жизни меня вызвали в штаб корпуса. Дело было весной 1962 года в Ашхабаде, где я в то время командовал отдельным инженерноштурмовым батальоном. Ничтоже сумняшеся, предстал перед начальником штаба и услышал, что мне предстоит зарубежная командировка в страну с жарким климатом. Меня, мол, и выбрали, потому как я в таком климате служу более 13 лет.
О согласии генерал не спрашивал, только осведомился, есть ли вопросы. Я скромно поинтересовался сроками командировки и какими делами предстоит заниматься. Он ответил, что я все узнаю в Поти, куда предстоит вылететь через 10 дней. А завтра я должен представить список на 55 сержантов и солдат, а также двух офицеров, которые поедут со мной. Они все должны быть надежными специалистами-минерами.
Присутствовавший в кабинете корпусный инженер-полковник Фальмонов добавил, что в их число надо включить 10 механиков-водителей машин разграждения. Стало ясно, чем предстоит заниматься в этой жаркой стране. 10 дней метался как белка в колесе, сдавал дела, проходил всякие опросы у особистов и вакцинацию в госпитале. Естественно, пытался хоть что-нибудь узнать о командировке. Глухо.
В Поти нас встретили и отвезли в какие-то казармы, где уже было полно таких, как мы. В том числе и генерал-майор Леонид Фадеев, которого я немного знал по разным саперным делам. Он в тот же день пригласил к себе меня и еще троих офицеров, как выяснилось, командиров сводных батальонов, из которых должна состоять формируемая Фадеевым бригада. Под великим секретом генерал сообщил, что через неделю мы убываем в Алжир, где предстоит заниматься разминированием заграждений, установленных французами.
«Сейчас принимайте личный состав и технику, формируйте подразделения, экипажи машин разграждения, группы разминирования и получайте все снаряжение для работы в Алжире» - завершил он свой короткий инструктаж. Началась гонка! Из трехсот человек своего батальона я знал только тех, кого привез с собой. Остальные были из Закавказского военного округа - подбирали личный состав, привыкший к жаркому климату. Впрочем, такого рода дела, как формирование и подготовка, нам были не внове и к дню погрузки на корабли все было готово.
«ЗОНЫ СМЕРТИ»
Плыли почти пять суток и на ходу знакомились с личным составом. На совещаниях комбриг ввел нас в курс дела. В Алжире война с французами практически завершена, в Эвиане подписаны мирные соглашения. Алжир получил полный государственный суверенитет.
Однако французы, покидая страну, оставили там два минных пояса, которые они сами называли «зонами смерти». Эти зоны на западе отделяли Алжир от Марокко, на востоке - от Туниса. Зоны были установлены, чтобы предотвратить ввоз в Алжир оружия, боеприпасов и подкреплений. Протяженность западной - 1200 км., восточной - 450 км. Обезвредить их сами алжирцы не в состоянии, у них вообще специалистов по этому делу нет. Их руководство обратилось за помощью к разным странам, но согласился только Советский Союз. И мы в Алжир плывем по личному приказу Никиты Сергеевича Хрущева.
В оперативном отношении задача будет выполняться двумя группами: на востоке один батальон - майора Штейнберга, на западе - три остальных. Первые высаживаются в порту Аннаба, вторые - в Оране. Наш транспорт подошел к Аннаба ночью. Там встретили алжирские военные, помогли разгрузить машины и имущество батальона. Все это мы увезли в небольшой городок Ла-Каль, неподалеку от побережья. Тамошний военный городок французского Иностранного легиона стал нашей базой.
Через пару дней я со своими ротными, с алжирцами и переводчиком поехал на рекогносцировку. Она продолжалась несколько суток. Восточная «зона смерти» тянулась с севера на юг между шоссе и тунисской границей. Ширина ее составляла от одного до трех километров и на местности зона была видна отчетливо, потому что ограничивалась проволочными спиралями. Примерно половину своего протяжения зона шла по предгорьям хребта Атлас, потом - по той части Сахары, которая называется Большой Восточный Эрг.
С бытом вышло сравнительно удачно: в бывшем городке легионеров имелись вода, туалеты, кухня и казармы. Продовольствия на две недели мы привезли с собой, а мясом и еще некоторыми продуктами должны были снабжать арабы.
Французы оставили только схемы участков зоны, но не формуляры минных полей: то ли они их не составляли вообще, то ли не захотели отдавать арабам, хотя должны были, согласно условиям перемирия. Поэтому вместо выборочного предстояло провести сплошное разминирование.
Этим мы и занялись после возвращения с рекогносцировки. Действия начали ИМРы - инженерные машины разграждения. Это были, в сущности, танки Т-55 без башни. Вместо нее на броне помещалась стрела с захватом-манипулятором. К лобовой броне крепилсь катковые тралы с боковыми ножевыми плужками. Вот эти машины и пошли по зоне строем пеленга, подрывая мины, сматывая колючку.
Сложности возникли с первых же дней работы, потому как французы на «зонах смерти» установили великое разнообразие мин. Там были и французские, и британские, и германские - трофейные. В основном - противопехотные, но зато - любых типов: фугасные, осколочные, нажимного, натяжного действия и выпрыгивающие - «бондисанты». Именно эти «бондисанты» доставили нам множество неприятностей. При срабатывании они выпрыгивали на полтора метра и выстреливали целый рой стальных шариков. Поскольку экипажи ИМР были защищены броней, то шарики не могли их поразить. Но по броне они били достаточоно сильно. Как, впрочем, осколки и других мин.
Но ИМР базой своей имел стандартный танковый корпус. А в Советской Армии, в отличие от Западных, броня боевых машин изнутри не обтянута исскуственной кожей или другим защитным материалом. Поэтому от ударов извне летит окалина: крохотные кусочки металла при своей ничтожной массе поражают незащищенные одеждой участки тела: лицо и руки - в первую очередь.
Казалось бы, что проще - одеть танковые комбинезоны, перчатки, на лицо - маску из прочной ткани... и вперед. Но дело было в Африке, на краю Сахары. И в боевых машинах стояла адская жарища. В первый рейс водители и командиры ИМР отправились в трусах и майках. Но уже вскоре повыскакивали из машин окровавленные. Пришлось одеть комбинезоны и перчатки, а на лица - противогазные маски, отсоединенные от коробок. Естественно, это обеспечило защиту от микрочастиц окалины, но долго продержаться в этом наряде внутри раскаленной машины было невозможно. Да еще занимаясь таким делом, как разминирование. Потом мы раздобыли легкие комбинезоны, перчатки, сами сшили холщевые маски. Но это уж потом...
После прохода ИМР, естественно, шли расчеты саперов, подчищающие, так сказать, полосу. Потому что после тралов оставались несработавшие или невытраленные мины. Их надо было ликвидировать, но прежде - найти. Миноискатели у нас были только индукционные, то есть отыскивающие металл. А мин французы понатыкали всяких: в пласмассовых, деревянных, картонных, даже керамических корпусах («унитазы» - на саперном сленге), а не только в металлических.
Поэтому проверять приходилось щупами да «кошками» - такой якорек на веревке. Этими же «кошками» стаскивали и проволочные спирали, которые зачастую соединялись с минами при помощи растяжек. Словом, работенка была вполне жутковатой, даже если бы ее делать пришлось не в Сахаре. А в Сахаре, кроме испепеляющего зноя, существуют еще песчанные бури, «самум», как их называют арабы, которые тоже особой радости минерам не прибавляли.
Естественно, мы несли потери. За 7 месяцев, которые я провел в Алжире, батальон потерял 22 человека убитыми и 34 ранеными. Это - не считая мелких ранений, не требовавших госпитализации. Кстати, потери эти были не только от разминирования. Нам приходилось не раз отражать нападения бандитских шаек - французских и арабских. Мы их не ожидали, но потом организовали такое мощное минноогневое прикрытие, что почти никто из нападавших не уходил целым. И постепенно нападения прекратились. Жить ведь хочется всем, даже бандитам. Кстати, потери в людях, кроме горячи, приносили и дополнительные трудности, потому как замены убывшим мы не получали. По крайней мере, в мою бытность.
Наконец, отнюдь не способствовали успеху основных работ трудности бытового характера. В начале работ в «зоне смерти» мы базировались в городке Ла-Каль, но по мере очистки зоны надо было перемещать базу поближе к неразминированным участкам. Нашли небольшой оазис севернее города Тебесса и там развернули палаточный лагерь. Естественно, со всех точек зрения, солдатский да и офицерский быт в лагере был намного хуже, чем в казармах Иностранного легиона. Палатки навещали и змеи, и насекомые-кровососы. Как понимаете, палаточное полотно - слабая защита от дневного зноя, от ночного холода и песчаной бури. Кстати, такие, примерно, как в Ла-Кале, казармы были и в Тебессе, но нам туда войти арабы почему-то не разрешили.
И, честно говоря, несмотря на то, что советские минеры занимались в высшей степени благородным делом, испытывая немалые лишения и неся потери, местные жители особого доброжелательства по отношению к нам не проявляли. А уж если кто из солдат или офицеров чего сделал не так (всякое ведь бывает!) то страсти накалялись немалые.
Более того, нередко мы ощущали откровенную вражду со стороны местных арабов, хотя старались в их селениях без острой необходимости не появляться. Но ведь мы старались ради этих самых арабов. И они это знали. Почему же неприязнь? Отчего вражда? Кстати, переводчик как-то обмолвился, что не любят нас именно потому, что мы «руси». “А что, - спросил я,- разве здесь побывали «руси»? Он как-то неопределенно покачал головой. Через 7 месяцев я был отозван в связи с направлением на учебу. За время моего командования батальон продвинулся на 50 км, обезвредив более 100 тыс. мин.
Алжирская кампания по разминированию «зон смерти» длилась более двух лет. Никогда о ней никто не писал и не рассказывал по радио и на телевидении. Позднее я встречался с офицерами, которые оставались до завершения работ, и они рассказали, что к тому времени число погибших превысило 150 человек, раненых было более 300. Добавить следует, что за этот колоссальный объем работ, трудных физически и морально, связанных с людскими потерями, Алжир не уплатил ни гроша. Своим командованием исполнители также не были вознаграждены. Более того, в личных делах офицеров их работа в Алжире никак не отмечена. Время, проведенное там, засчитывается как служба в своей части в пределах СССР.
Кстати, сравнительно недавно мне попалась информация, которая частично объясняла враждебное отношение к советским военным.

Окончание следует