Весна в Нью-Джерси

Раннее утро в весеннем Нью-Джерси, Garden State. Солнце только-только взошло, воздух, по выражению поэта, «чист и свеж, как поцелуй ребёнка».
Меня будит гомон птиц, не в меру всполошившихся спозаранку. Выхожу на свою ежеутреннюю прогулку по асфальтовой дорожке, вьющейся по абрису моего lake в Menlо Park. Людей на озере ещё нет- в отличие от природы они любят спать подольше.
Зато вся птичья рать проснулась и энергично занялась своими утренними делами. Деликатные серые уточки и зеленоватые красавцы селезни попарно устроили игровую разминку на воде, всколыхнув утреннюю гладь озера. Толстые и вальяжные канадские гуси разбрелись по окружным лужайкам в поисках хлеба насущного.[!]
Перед тем, как разойтись кто куда, гуси совершают ритуальный обряд почему-то именно на асфальте той дорожки, где пролегает мой путь. Поэтому, чтобы не попасть (в буквальном смысле) в неприятность, начинаю совершать зигзагообразные движения, отдалённо напоминающие телодвижения в гигантском слаломе.
Уклоняясь от очередного «препятствия», натыкаюсь на пару гусей. Могучий гусак, очевидно, защищая честь дородной гусыни, вытянув шею и грозно шипя, хватает меня за правую лодыжку. Взвизгнув от боли, шарахаюсь в сторону и натыкаюсь на другого гуся, который с орлиным криком взлетает перед моим носом, одновременно взлохматив могучим крылом мою «причёску». Испуганно оглядываюсь по сторонам, не заметил ли кто-нибудь моего конфликта с птицей: за это здесь положен семидесятидолларовый штраф...
...После второго круга, перепачканный и ощипанный, схожу с дистанции, трусливо прижимаясь к береговой оградке. Рассевшиеся на парапете чайки встречают меня угрожающе раскрытыми клювами и, словно торговки на рыбном базаре Привоза, истошно орут вослед что-то обидное, может, даже и неприличное.
«Плям!!»- хватаюсь за голову: по лысине растекается спущенный свыше “massage” от пролетающей довольно высоко птицы. Надо сказать, что с питанием у пернатых здесь проблем нет, равно как и с пищеварением, так что падающие согласно закону всемирного тяготения капли весьма увесисты и ощутимы. Что же касается счастливой приметы, то статистика пока этого не подтвердила.
Вздрагиваю от неожиданности: дорогу перебегает заяц. В отсутствие в благословенной Америке таких привычных глазу бродячих чёрных кошек считаю дурной приметой, когда дорогу перебегает серый заяц. Местные, конечно, меньше - не то чтобы союзных зайцев, но даже и кошек, но тут их такое множество... Вероятно, от этого и многочисленные неприятности у иммигрантской братии!
Пора возвращаться домой. Путь мой пролегает мимо соседского дома, где по утрам во дворе прогуливается мордастый ротвейлер. Встречает меня он львиным рыком. Поднявшись на задних лапах, с пастью, зависшей в проёме между штакетинами, с передними лапами, ухватившими торец забора, он напоминает амбала с поднятыми над головой кулаками, собирающегося выдать мне хорошую трёпку...
Торопливо прохожу опасную зону. Занесенный в Красную книгу соседский кот в собачьем ошейнике, окинув меня беглым презрительным взглядом, понимая свою уникальность и исключительность, величественно шествует навстречу по двору.
...Рано утром на лужайку back-yard за нашими домaми выходит семейство диких коз. Они укоризненно смотрят на меня, помятого и всклокоченного после вчерашнего возлияния. Где ему, козлу, понять, каково было мне накануне, после того как меня выругал босс, а жена назвала полудурком?!
Забредающий частенько сюда пятнистый опоссум каждый раз делает ревизию выставленных на крыльцо по старой совковой привычке не помещающихся в холодильнике продуктов, после чего определённая часть их бесследно исчезает...
Здесь же, на back-yard, растёт деревцо шелковицы - любимого моего лакомства со времени полуголодного детства. Всё лето я с вожделением смотрел на зреющие, наливающиеся сладкой живительной влагой ягоды, предвкушая удовольствие от их потребления... Тщетно! Когда ягоды созрели до своего оптимального состояния, на бедное дерево произошло нашествие белок и канадских гусей. Штук двадцать беличьих особей разбрелись по веткам шелковицы и, интенсивно раскачивая крону, в течение получаса очистили её от ягод. Падавшие на землю самые спелые экземпляры ловко, почти на лету подхватывались откуда ни возьмись подоспевшим стадом гусей. Спустя некоторое время я грустно стоял у разграбленного дерева, отложив пир желудка, по меньшей мере, на год...
Смотрю на всех этих зверей, раскованных и непринуждённых в своём общении с природой, и сравниваю их с собой - таким неуклюжим и нескладным, забитым и затурканным жизненными передрягами. На память приходят слова поэта: «Как ты могла, природа-мать, такого олуха создать!!»
Впрочем, я отвлёкся - речь, в конечном счёте, не обо мне...
Братья наши меньшие!
Будьте милосердны и уважительны к своему большему брату: не пачкайте до неприличия асфальт, по которому после трудов праведных прогуливается родственник. Не хватайте его своими цепкими клювами за икроножные мышцы, не ругайте последними собачьими словами.

Не сбрасывайте на наши причёски и лысины увесистые капли с высоты птичьего полёта, ибо нет оснований утверждать, что даже полный ушат птичьего помёта, вылитый на голову человека, способен принести ему счастье.
Не пугайте его, перебегая дорожку перед самым носом прохожего, не смотрите так сердито, даже если он малость и перебрал накануне.
Не будите его своим гомоном ранним утром, когда так хочется поспать лишний часок.
Помните, человек - тоже животное, и ему, как и всем вам, всегда не хватает добра, ласки и снисхождения...