СНЫ ЗОЛОТЫЕ. Исповеди наркоманов

Чуйская долина
Виктор Драйд,
заместитель начальника
районного угрозыска
Местные стали главными поставщиками, заготовителями марихуаны. Местные — это все: кыргызы, русские, украинцы, немцы, корейцы... В основном, конечно, молодежь этим занимается. Но и старики не чураются. Что, ему трудно взять косу да скосить верхушки конопли во время цветения? Просушил, набил в мешки, отвез в укромные местечки, спрятал. Он-то каждый камешек и каждый кустик в своих владениях знает. Обработал массу, вытащил палочки, всякий разный мусор — и вот она, готова марихуана, а по-местному — шала. Если есть время и возможность, ее проколачивают, добывают мелкую-мелкую пыльцу. Это уже гашиш — ценнейший товар, который во много раз дороже, чем марихуана. Но и шала тоже немалых денег стоит. Практически все взрослое население занимается её заготовкой. Вот, например, поступила к нам информация, что приехали из Омска на большегрузном «КамАЗе»-трейлере, по всему району рыщут, хотят купить большую партию. У нас часто бывают такие машины со всех концов, особенно из Сибири. Лук созреет — везут туда к себе; первые фрукты появятся — везут фрукты. Теперь начали промышлять марихуаной.
А мы следим за ними. Направились они в село Чалдыбар: грузовой «КамАЗ» и «жигуленок» без номеров. «КамАЗ» остановился на околице, а «жигуленок» вертится по селу. В каждый двор (!) они заходили и из каждого двора (!) выносили по мешку. Когда мы их взяли, они заготовили уже двести килограммов шалы...
Эти попались, потому что на машине — большой груз хотели взять. А одиночный человек из Москвы, из Сибири и т.д. приезжает сюда просто с «дипломатом», набитым деньгами, и с пустыми чемоданами. Отдает деньги своему постоянному заготовщику из местных, набивает чемоданы марихуаной и так же солидно отбывает на поезде. Поди проверь всех на железной дороге. А самолетами они не пользуются, там же досмотр...
Есть у нас цыгане, которые занимаются только перепродажей. Едут в глубинку, в глухие аулы и села Чуйской долины, скупают там марихуану мешками и перевозят ближе к доступным местам, к цивилизации, к дорогам. В тот же наш Сокулук - и городок немалый, двадцать тысяч населения, легко затеряться, и стоит на скрещении автомобильной и железной дорог. И здесь уже перепродают гонцам из России...
Есть «профессионалы» высокого класса, по их понятиям. Эти не просто проколачивают шалу и делают из нее гашиш. Они оставшиеся семена засевают. На следующий год снимают урожай не просто марихуаны, а марихуаны высшего сорта: особо ценится и особыми наркотическими свойствами обладает урожай первого года...
А еще попалась нам однажды такая умелица, что мы диву давались. Нагрянули к ней в дом с обыском - точно знали что, заготавливает она марихуану и продает её прямо на дому. А ничего нет, не можем найти. Все обыскали, каждую щель в полу исследовали – нет. Ну не может такого быть! Мы же точно знаем.
Весь двор перерыли, всю траву в огороде проверили. Если тайный погреб сверху дерном прикрыт, то все равно трава там будет более жухлая, чем на живой земле. И на огороде – ничего нет. Только пес под деревом на нас лает. Раз я на него цыкнул, два, а потом что-то у меня в голове зашевелилось, какой-то вопросик. А почему собака привязана в огороде, а не во дворе? Значит, она здесь, в огороде, что-то охраняет? Может, что-то под деревом зарыто? Велю убрать собаку, подхожу к дереву – мама родная! Да это же не простое дерево, а – конопляное!
Конопля – трава. Высокая, ростом выше человека, крепкая. Но эта женщина, используя удобрения, вырастила на огороде самое настоящее дерево! Мы с него три мешка шалы срезали! Вот как бывает...
Несколько лет назад в наших краях орудовала банда налетчиков. Черные маски, стволы и прочее. Работали по четким наводкам. Врывались ночью в богатый дом, сгоняли всех в одну комнату - под дулом пистолета. Выбирали одного члена семьи, как правило ребенка, оголяли электропровод и пытали: где золото, где ценности, где деньги? В общем, нелюди... Мы шли по их следам, агентура работала. Аккуратно взяли одного члена банды. Знали, что наркоман. Расчет был такой: если его и хватятся, то поначалу паники не будет: ведь наркоман, завис где-нибудь под кайфом. А мы его тем временем расколем и выйдем на всю банду.
Не тут-то было. Молчит. День допрашиваем, другой. Молчит. Мы знали, что это один из самых жестоких членов банды. Упорный. Но не думали, что до такой степени. Мы уже в панике. Его ведь ищут. Насторожились. А может, уже объявили тревогу и уходят. На третий день у него началась ломка. С утра начал беситься. На лице пот, всего колотит. Но крепится, держит себя перед нами. Однако с каждым часом все слабее и слабее. Чуть ли не головой о стенку начинает биться.
А у нас был чемоданчик с конфискованным кокнаром - так в наших краях называют высушенную маковую соломку. Достал я тот чемоданчик, поставил на стол, раскрыл. Как он вскинулся. Криком кричит: «Что хотите! Что хотите! Дайте! Дайте!! Дайте!!!»
В первую секунду я обрадовался: наконец-то! А когда взглянул на него, радость моя куда-то исчезла и стало просто-напросто страшно. Какой же вывихнутый порядок в их мире, страшный и непонятный порядок. Выходит, этого бандита, жестокого, безжалостного, упорного человека, с которым два дня не мог сладить весь уголовный розыск, можно купить за одну ложку кокнара...
Для справки. В Казахстане под дикой коноплей занято 4 миллиона гектаров.
В России — 1,5 миллиона гектаров.
СОН ЧЕТВЕРТЫЙ
Валерий Жданович, 26 лет, бизнесмен, Москва
Сразу после института я завел собственное дело. Сейчас у меня предприятие, фирменный магазин. Только не подумайте, что дикий капитал. Он, конечно, дикий, как и все у нас сейчас. Но дело соответствует образованию, которое я получил. Рынок моих товаров и сейчас-то свободный, а уж тогда, два с половиной года назад, тем более был таковым. А раз товар есть только у тебя, то пошли деньги. Бешеные деньги, я вам скажу. А их надо тратить, уметь тратить, найти, как и на что тратить. В доме и в семье у меня все есть, есть и, разумеется, служебная машина с круглосуточным водителем. Их у меня два - посменно работают. В общем, понимаете, наверно, что это такое, когда тебе двадцать четыре года.
И начал я вести жизнь московского плейбоя. Но оказалось, что ничего особого в ней нет, все приедается. Или натура у меня была такая: все время искал чего-то нового, каких-то острых ощущений, всего, что только можно получить за деньги. И конечно же, встретился мне человек, который предложил: попробуй наркотик. Расписал мне целую гамму ощущений. Я человек впечатлительный, да и сам ведь искал, так что попался сразу. Скажу так: вверг себя в пучину.
Вначале, как и у всех, всё было нормально. А потом началось такое, что объяснить невозможно - это за гранью, в другой плоскости, нечеловеческой. Если выдержишь — умрешь своей смертью, но опустишься. Не выдержишь — сойдешь с ума и выбросишься в окно.
Можно колоться по-разному. Я пропускал через себя до десяти стаканов раствора. Всего за два года нагнал такую дозу, какой не было ни у кого из моих знакомых, и я даже не слышал...
Конечно, кайф был. Но бывают мгновения, когда начинаешь думать, — и это было самое страшное. Первый час после укола, после вмазки — самый тяжелый. Наркотическое опьянение еще не наступило, но голова прошла после кумара, ум ясный, начинаешь соображать — и хочется покончить с собой. Потому что ясно видишь тупик жизни. Во всяком случае я его видел.
А сейчас вот пытаюсь выбраться из него. Полтора месяца держусь. Ломка — это боль физическая, это зависимость физиологическая, ее снимают хорошими лекарствами, это пустяки. Страшнее для меня тяга к наркотику, зависимость психологическая. Сидит в голове, точит, грызет мозг: дай! дай! дай! Вот это мне страшно - неужели не выдержу, неужели сломаюсь? Ведь телефон под рукой: стоит мне позвонить — и через час привезут все, что хочешь. Но я держусь полтора месяца и верю, что выдержу.
Наркоманов-одиночек не бывает. Только группы. У нас была довольно странная группа: и хиппи, и семейные, и пятидесятилетние холостяки, и семнадцатилетние девчонки и мальчишки, которые только-только начали прислеживаться. Считается, что наркоман всегда старается втянуть в это дело других но я — никогда. Наоборот, я разговаривал с этой девочкой, с Леной, когда ее приводили к нам. Кто привел, зачем привел тринадцатилетнюю девочку — не знаю, не помню, там как-то стараются не спрашивать, да я и держался от них на расстоянии: мол, я богатый, обеспеченный, все могу купить, я с вами только ради совместного кайфа, а общего у нас ничего нет. И я с ней разговаривал, с Леночкой. Мне на них, на тринадцатилетних семнадцатилетних, смотреть было больно. Но говорить с ними — бесполезно, я пытался. Когда человек влезает в эту жизнь, в этот кошмар, то обратного пути у него... не знаю, у кого как получается. И вот эта Лена, судьба, как у всех... Представьте себе однокомнатную квартиру, в которой живут муж, жена, два ребенка и две собаки, квартиру, которую никогда не подметали и где не мыли полы. Муж и жена вечно пропадают на кухне, варят мак. Они — барыги. Но из тех барыг, которые сами колются, и всегда в тумане. Можете себе представить мужика и бабу, которые никогда в жизни не причесывались, не мылись, не снимали с себя одежду. А тут же и дети, и собаки. Сюда же приходят наркоманы: кто взять дозу, кто — уколоться, а кто и зависает, живет там по несколько дней. Я не мог... я даже заходить туда брезговал, получал в прихожей то, что надо, и тотчас уходил - тошнота к горлу подкатывала от одного только запаха. И вот однажды увидел там Лену. Она здесь жила на правах наложницы, второй жены, черт знает кого. И по виду — как будто родилась и выросла здесь, разве что чуть поумытей. Но еще немного — и не отличить.
В общем, нравы там такие жестокие. Я хоть к ним только краем прикасался, но кое-что знаю, видел. Если есть деньги большие, как у меня, — проживешь. А нет — надо добывать, воровать или присасываться, как там говорят. К тому, у кого деньги, кто может достать, ограбить, к тому, кто варит и продает, к барыге. Вот Лена присосалась к барыге: и ей удобно, не надо заботиться о кайфе, не надо бояться, и ему: и сам пользуется, и нужным людям подкладывает. Конечно, жалко, но что сделаешь, это такая судьба, не моя судьба. Если все, что знал и видел, пропускать через себя, не фильтровать, то можно с ума сойти... Я вовремя остановился, нашел силы... Родители ведь у меня чуть с ума не сошли, в самом прямом смысле. Дочку давно не видел. Жена только одно твердит: посмотри на себя, что же ты за человек? Ты же — не-че-ло-век!
А я докажу ей, что я — могу. А то ведь раньше, когда появились деньги, я перед ней был королем, а теперь что? Она как-то мне сказала: а если я сяду на иглу? И только тогда я подумал: а ведь действительно могла. Дома и шприцы стоят, и раствор готовый. Но ведь она не прикоснулась, её даже не потянуло. Что она, другой человек? И как я выгляжу? Какой же я тогда человек? В конце концов, путь один: я проширяю все деньги, проширяю свою фирму, свой магазин и пойду кого-нибудь убивать, грабить, воровать, доставать кайф. Это реальный путь любого наркомана, каким бы он ни был богатым. Я же видел, как другие, не намного беднее меня, профукали все деньги, ломанули коммерческий магазин и получили срок. Один путь. Любого. Любого! Нет другого пути. Просто его нет. Вот в чем дело. А зачем мне это надо? Что я, хуже других? Нет, жизнь показала, что не хуже, а во многом и получше, посильнее, пооборотистее. Не каждый ведь сделал такую фирму, как у меня. Так в чем тогда дело? Значит, надо бороться. А если не в состоянии бороться, то надо сделать себе передозняк - пустить по вене максимум — и откинуться. Чтоб не мучить себя и других. И только об одном думаю: на кого дочку оставлю?
ЧуйскаЯ долина
Александр Зеличенко, полковник, куратор антинаркотиковой программы ООН “Ошский узел”
В прессе это не нашло отражения, но наша республика весной 1992 года буквально потрясла и заставила трепетать ведущие державы мира. Переполох в международном сообществе был немалый. Чего бы доброго, а испугать мир — это мы умеем...
А суть в том, что в Кыргызстане решено было возобновить посевы опийного мака. До 1974 года мы возделывали в районах Прииссыккулья от двух до семи тысяч гектаров плантаций. Мы обеспечивали сырьем всю фармацевтическую промышленность Советского Союза. Работали самым примитивным способом. Охраны практически нет, воровали все, кому не лень. Кыргызстан был главным поставщиком нелегального опия и уже тогда приобретал все черты криминального края. И все это время руководители Киргизии умоляли Москву прекратить посевы опийного мака в республике. А им отвечали: в стране нет валюты для закупки морфия за границей!
Но в 1974 году посевы опийного мака в Киргизии все-таки закрыли. И вот спустя почти двадцать лет решено было их возобновить. Понятно, природные богатства республики скудные, источников валюты практически нет. А опий — ценнейшее сырье, на международном рынке за него можно получать несметные миллионы долларов. Но международное сообщество, организация по борьбе с наркобизнесом, в которую входят двадцать четыре ведущие державы мира, заявили решительный протест. По их мнению, это стало бы трагедией для всей Европы. При полном распаде межгосударственных связей, при поднявшейся волне организованной преступности, при очевидной слабости правоохранительных органов поток наркотиков хлынет туда, на Запад, и мы быстро превратимся во вторую Колумбию. А наши-то хозяйственники возликовали: ура! вперед! даешь валюту! Размахнулись сразу на девять-десять тысяч гектаров!
Но протест международной ассоциации сильно остудил пыл. Резко выступило против и Министерство внутренних дел республики. Мы не возражали против посевов мака. Но разъясняли, как это надо делать, чтобы обеспечить безопасность своим гражданам и международному сообществу.
Основной поставщик опийного мака на международный рынок — Австралия. Австралийский резидент Международной службы по борьбе с наркотиками рассказывал мне, как там устроено производство. Во-первых, плантации мака расположены на острове, что само по себе уже немалая изоляция. На Тасмании. В-вторых, там ведь супертехнология, ультразвук, на плантациях практически нет людей. В-третьих, собственно производство закрытое. Рабочий входит на фабрику и выходит оттуда только через три месяца. Система охраны на всех этапах — как на золотодобывающих фабриках, как для транспортов с золотом. Унести, украсть ни практически, ни теоретически невозможно.
Мы предлагали нашим хозяйственникам: если уж выращивать мак, то давайте организуем производство по австралийскому типу. А они, как водится, сказали: на такое производство сейчас денег нет, вот когда разбогатеем, тогда... Словом, как обычно у нас.
Но самая большая опасность подстерегала со стороны наркомафии. Только вышел указ о производстве мака, как все брошенные и неброшенные дома в районах Иссык-Куля были раскуплены за бешеные деньги самыми разными людьми, прилетевшими сюда со всех концов - от Кавказа до Магадана. На самые последние развалюхи цены взлетели в пятьдесят раз, а уж приличные дома приобретались за целые состояния. Ничего не жалели, лишь бы обосноваться здесь официально, получить прописку, легализоваться. Вот какой капитал был сюда брошен! Вот как работают! Наркомафия в несколько дней приготовилась к новому повороту в экономике республики.
Поэтому мы предупредили: республика только-только открыла двери в международное сообщество, стали налаживаться контакты, уже капиталы западных и восточных стран инвестируются в нашу экономику... — и всему этому сразу же придет конец, как только мы начнем сеять мак. Безалаберно, как и раньше, фактически порождая и подкармливая наркомафию. От нас же все отвернутся, цивилизованные страны прекратят с нами все отношения, кроме вынужденно официальных. Во всем мире на производство наркотиков смотрят совершенно однозначно. Но конечно в первую очередь свое слово сказала высокая политика, решительная позиция двадцати четырех высокоразвитых стран, входящих в Международную организацию по борьбе с наркотиками. Кстати, именно тогда в Кыргызстан приезжал государственный секретарь США. Предподагаю, что он-то и сказал самые резкие слова. Взвесив все обстоятельства, президент республики отменил прежние решения о выращивании опийного мака.