СОН ТРЕТИЙ
Борис Варзобов, 36 лет,
начальник станции техобслуживания, Ставропольский край
Страшно — это не то слово. Этого не объяснить и не рассказать - можно только заснять на пленку и показывать, чтобы люди получили представление, что такое ломки. Мне повезло, я во сне обломался, а вот сосед по палате не выдержал, выбил окно, выпрыгнул со второго этажа и побежал искать дозу... Ну не смог человек вынести мучений.
Когда меня начало крутить и ломать, от меня врачи двое суток не отходили. Я приехал сюда уже во время ломки. Дома укололся последний раз — и в путь. Поезд пришел вечером. Пока добрался, пока нашел, а мне говорят: без разрешения заведующего не можем положить. Я кричу им: “Да вы что, да я с ума сойду, меня уже ломает всего. Начали искать заведующего по телефону, нашли у знакомых. Слава Богу, он разрешил. Начали меня колоть разными лекарствами, а ничего не помогает - рука уже распухла от иглы. Дурняк начался, то есть передозировка, крыша могла поехать или просто бы не проснулся, сердце бы не выдержало передозировки. То есть их лекарства, американская методика, и то не могли снять ломок. Я так думаю, что у меня был свой опиум, отборный, особо сильный, а у них — слабей. Крепости нет, а доза большая, вот и провел я двое суток на краю жизни. Хорошо еще, что без сознания был, то есть во сне.
А потом, когда проснулся, когда переломался во сне, тоже надо было выдержать. Ломок нет, но начинается вроде отходняк, психоз. Самый опасный момент. В этом состоянии все случается. И вены режут, и из окна выпрыгивают. Не для того даже, чтобы убиться, покончить с собой, а вроде бы из себя выпрыгнуть, сотворить с собою что-нибудь. Послушать истории наркомананов, так у самого здорового человека крыша поедет. После того, как ломку снимут, ходят невменяемые, сознание спутанное. Кто мак собирает, кто мышей отлавливает, кто мух. Мальчик Сережа был, двадцати лет, из хорошей, приличной семьи - к нему все время теща приезжала, видная такая, солидная женщина. А сам он рисовал очень хорошо, прямо как волшебник, ей-богу. Так вот он в психозе закрылся в туалете и вскрыл себе вены. Лена была, девочка, на вид лет двенадцати, прямо куколка. Увидела мужчину, который пришел к ней на свидание, и — головой в окно. Говорят, он был главарь их. Она увидела и испугалась...
Я на иглу сел по стечению обстоятельств. Конечно, по молодости покуривал, но потом отошел: и по должности вверх пошел, стал человеком солидным... Но попал в аварию, произошло, как только сейчас выяснилось, ущемление позвонков, и у меня стала рука сохнуть, неметь, ныть. Криком кричал — такие иногда боли накатывали. И стал потихоньку колоться, снимал боль. И конечно, втянулся, уже не мог без этого. А ведь я — человек на виду, да еще в маленьком городе. Ну сами понимаете, что такое начальник станции техобслуживания в наши времена. Мне надо держаться, у меня работа. А какая работа, когда только об одном думаешь: как бы приготовить и уколоться. А когда уколешься — тем более не до работы.
Конечно, многие видели, что со мной что-то неладное происходит, но я отговаривался тем, что рука сохнет, болит, вроде бы врачи прописали. И счастье мое, что я на такой должности - деньги есть, что там говорить. И возможности есть. Я садился в свою машину и ехал в Украину, там у меня были постоянные поставщики опиумного мака, скупал его мешками. Стоил он дешево - бабульки им торговали да и сейчас торгуют. Только деньги уже бешеные это стоит.
Раньше мне одного стакана хватало, а в последнее время — дошел до двух. Причем лучшего, отборного мака, а не какой-нибудь воды. Короче говоря, ни в нашем городе, ни в наших краях обо мне почти ничего не знали: здесь я не покупал и в компании, где хором на игле сидят, не ходил. Так, подозревали слегка, но в общем я репутацию держал.
Однако держи не держи, а это все равно не жизнь. Кайфа уже нет, доза постоянно растет, организм перенасыщается. Опиумный мак действует как снотворное, постоянно ходишь сонный, безразличный ко всему на свете. Ты сам для себя уже не человек, а какая-то обуза, тебе самому себя тяжело и противно тащить по жизни. Вот примерно такое чувство испытывает каждый наркоман.
Я не говорю о безденежных, пропащих мальчишках и девчонках. Там вообще полный беспредел, их за дозу можно заставить... не буду говорить... все можно заставить делать. Я говорю, как живут солидные, очень солидные люди, при высоких должностях. То ли по глупости, то ли по недоразумению сели на иглу — и всё, не могут сойти. Тот же мой друг, хозяин центрального гастронома в нашем городе. Все есть, недавно женился на молоденькой девушке — живи да живи! А какая у него жизнь? Такая же, как была у меня. Плачет при встрече, зубами скрипит, говорит: “В тюрьму себя посадил, сам себя в тюрьму посадил и не могу выйти!” Вот в этом и кошмар жизни моих знакомых, да вообще это человеку тяжело, когда хочешь, а не можешь. Чувствуешь себя как последний червяк.
Но мы-то ладно, мы, опиумщики, люди богатые, благополучные, мы позволяем себе чистый кайф, можно сказать. А пацаны-то не могут покупать опиумный мак. И варят себе всякую дрянь из химии, первинтин придумали. А этот первинтин1 — чистая смерть. Я часто езжу по городам Северного Кавказа и вижу: косяками вымирают пацаны двадцати двадцати пяти лет. Кварталами. Полгода не был в городе, приезжаешь — а там уже целого квартала нет, как метлой вымело.
Корни
Даже медицина не знает, где они - корни наркомании. Не как общественного зла, а как чисто физиологического явления. А раз нет однозначного ответа, то открывается большой простор для суждений. Однако природа болезни так загадочна, что и гипотез-то особых нет: ни социальных, ни естественнонаучных.
У нас раньше считалось, что наркомания — болезнь сытых, богатых обществ. Мол, с жиру бесятся. Но мы-то далеко не богатые. А начали «беситься». Да еще как.
Тогда бросились в другую крайность: болезнь бедных, нищих. Но опять-таки мы не самые обездоленные.
Значит, суть в другом. К чему я и пытаюсь подвести.
Когда наши спортсмены получили возможность играть за рубежом, что более всего непривычно им было в тамошних условиях? Ответственность. Ответственность за себя. Сам тренируйся, сам режим соблюдай, отвечай сам за себя. Если напился и не в форме, то тебя не будут воспитывать, а просто выгонят. Или оштрафуют. Это шокирует. Мало того - и в коллективе не найдешь понимания. На лицах товарищей написано: дурак, сам свою карьеру губит. То ли дело было при советской-то родимой власти! Загулял с друзьями вкрутую, в команде скандал, зато он — «герой, парень что надо, ему все по фигу!».
Да что там здоровье, или спортивная форма! Жизнь — по фигу! Что делает каждый второй шофер, проезжая мимо постового? Он накидывает ремень безопасности. Не пристегивает, а накидывает, создает видимость. Да кого ты обманываешь? Самого ж себя! Ты же разобьешься. Ты!
А по фигу... Зато милиционера обманул... (кстати, наказание за непристегнутые ремни уже отменили. И правильно: если самим жизнь не дорога, то следить бесполезно.)
Это феномен. Откуда он возник?
Оттуда? Из образа жизни. А образ жизни у нас был только (и единственно) рабский, государственный. Вначале – крепостное право, потом – коммунистическое государство. Уже в утробе матери наш человек не принадлежал самому себе. За него уже было решено, где его рожать, в какой детсад отдавать. И далее — где учить, чему учить, что ему читать, кого любить, кого ненавидеть. В кого веровать, с кем воевать, где работать, сколько зарабатывать. И наконец, где и по какому разряду спать вечным сном и что о тебе напишут после смерти, если сочтут нужным, что надо что-то написать. Все предопределено.
При такой системе огосударствления человека вначале исчезает свобода как таковая, затем ответственность за себя, затем понятие ценности человеческой личности и, наконец, ценности самой жизни.
И возник феномен советского человека, который сам себе не дорог, который сам о себе не думает. Да что о себе! О детях же не думали! Так, слегка одеть, слегка обуть, кое-как накормить, а там его, чадо наше, возьмет государство, оно и обучит, оно и пристроит, и работать заставит... Никакой ответственности.
Такая насильственная селекция через несколько поколений закономерно привела советского человека как социальный и биологический тип к полной деградации. Умственной, физической, духовной. А как иначе охарактеризовать организм, который не оберегает, не защищает сам себя?
Так может, наркомания — это болезнь безответственных людских сообществ?