Жрица тайных откровений

Разумеется, рассказать об одной из величайших актрис мира Саре Бернар все – попытка, казалось бы, неисполнимая. Однако старейший в мире нью-йоркский Еврейский музей дерзкую такую попытку предпринял. У с п е ш н е й- ш е. Так же, как блистательны, захватывающе интересны и неожиданны были все предыдущие творчески-биографические (Кафка, Шёнберг, Кандинский и т.д., и т.п.) выставки – находки столетнего этого музея, столь же полнокровна, невероятно информативна, в абсолюте нова – в Америке впервые, да и в Европе в таком объеме и такой архитектоники тоже – сегодняшняя экспозиция.
Название практически дублирует концепцию оригинальнейшей этой выставки «Сара Бернар: искусство высокой драмы». Собранные из музеев по обе стороны Атлантики, из бесчисленных частных коллекций 250 редчайших, в большинстве великой актрисе принадлежавших, ее руки касавшихся экспонатов, умело, с огромным художественным вкусом выстроенные, и составили этот предметный, но поистине высоко драматичный спектакль, достойный «неувядаемой Сары», чье имя в истории театра стало хрестоматийным.
Когда ей принесли один из первых французских переводов «Рубайята» Омара Хайяма, с особым восторгом прочла она строки
Жизнь – цепь. И мелочи в ней звенья.
Нельзя звену не придавать значенья.
И она в любой своей роли придавала значение каждой мелочи, каждому нюансу интонации, жеста, движения, походки. Костюму – своему и партнеров, колористике оформления, его историчности. «В театре не бывает мелочей». Это слова одного из лучших современных режиссеров Марка Захарова, но он просто четко сформулировал закон театра. Извечный. И поэтому авторы (что в данном случае вернее, чем общепринятое - кураторы) поразительной этой экспозиции из многих мелочей, будто из отдельных камушков, составили мозаику жизни и почти шестидесятилетнего безраздельного царствования на сцене могуче талантливой, свыше одаренной актрисы, чье имя стало синонимом одаренности вдохновенной, богоданного актерского мастерства и высочайшей духовной силы.
Бернар свойственно было особое состояние, когда нервы обнажены и гонят через себя слова, мысли, чувства. И какие-то повышенные артистические – интуиция и темперамент, которые позволяли ей создавать образы незабываемые. «Настоящий артист, исполняя роль, ее возвеличивает», - писал Набоков. Слова эти в полной мере можно отнести и к Саре Бернар, чье уникальное сценическое творчество не смыл все уносящий поток времени, и к наследовавшим ее славу и ее талант нашим современницам – Редгрейв, Моро, Нееловой...
Харизма – нечто непостижимое, дар свыше, вдохновение, полет, зажигательная сила. Все это было в ней. Бернар было подвластно таинство сценического вознесения. Оттого так безумствовали зрители. Их захватывала гармония каждого мгновения прожитого, именно прожитого ею в роли, вызывая восторг и ужас. Их покоряли ее темперамент, творческая воля, безусловно харизматические личностные качества и явно ощущаемый потенциал. Еще не все сказано. И зрители рвались на следующий спектакль. Ажиотаж превышал что-либо кем-либо виденное. Это поклонение, это ожидание чего-то необычайного не было самообманом - зрителя всякий раз ожидало чудо преображения и гениального самовыражения. Гений говорил с ним не элитарным, а общечеловеческим языком даже тогда, когда роли были пафосно трагедийными. Никогда не повторяясь, Бернар могла бы утверждать, как позднее это делала называвшая себя ее ученицей Жанна Моро: «Во мне есть тысяча женщин и хватит фантазии на всех».
Фантазии – безмерной – хватало на ее прославленные, в каждом учебнике театрального искусства описываемые и анализируемые Теодору, Жанну д’Арк, Федру, Камиллу, Клеопатру, Корделию, королеву Елизавету Английскую... Об этой роли, перефразируя Шекспира, говорили: «Королева с головы до ног». И она с надменным благородством давала такой углубленный психологический портрет этой огромной властью наделенной страдающей женщины, что не только ее фанатичные поклонники и знатоки театрального искусства, но и историки говорили, что Бернар позволила им по-новому взглянуть на королеву-девственницу как историческую фигуру.
Исполнение любой роли великой актрисой всегда было особенным, ярко талантливым, отличным от всех других. Она умела по-своему трактовать текст, внося свежую струю в рисунок роли, в характер и мотивировку действий своего персонажа. Виктор Гюго, потрясенный игрой «Божественной Сары» в его «Эрнани», а потом романтической драме «Рюи Блаз», подарил ей череп, сказав: «Только смерть может быть сильнее».
Светоч, что ты сделал со своим пламенем?
Вулкан, что сотворил со своей лавой?
Раб, как поступил ты со своим хозяином?
И она, подлинная раба сцены, дарила своему хозяину – публике - пламя души, заливала зал лавой невыдуманных вулканических страстей. И вот ведь какой феномен: по свидетельству множества самых разных людей, в том числе живших в одно с ней время биографов, которых звали бернардистами, обладала актриса некоей таинственной мощной энергетикой, которая покоряла зрителей, заставляла любой ценой домогаться билетов на следующий спектакль, где бы он ни давался, буквально штурмовать театр, как идолу, поклоняться Бернар на протяжении десятилетий. А может, это был просто большой талант? Актерский и человеческий? Наверно, лучше и глубже всех это понял столь же великий, как и она, Анри Тулуз-Лотрек. Его гениальная литография – в музее.
У нее была сложная жизнь, не все моменты которой до конца прояснены. Ее мать и тетка, нечастое явление в еврейских семьях, были недорогими и не слишком модными куртизанками. Нет, на панель не выходили, становились содержанками одного за другим чередой следовавших «покровителей». Чьими дочерьми были Сара и ее сестра, никто не знал. Рожденная еврейской матерью, будущая «слава Франции» была крещена (кем и по чьей инициативе, неизвестно) и воспитывалась как католичка. От католицизма не отступала никогда, что, однако, не избавило ее от всяческих антисемитских пасквилей и нападок: ведь недоброжелательство и зависть всегда идут рядом с талантом. Особенно обрушился на актрису гнев антисемитов, когда она вслед за Эмилем Золя и другими прогрессивными французскими политическими и культурными деятелями выступила в защиту оболганного Дрейфуса, офицера-еврея. Это послужило причиной еще одного конфликта с сыном.
Морис рожден был Сарой не в браке, точно так же, как от случайной связи родилась она сама. Безмерно забалованный в детстве, вырос упрямцем и эгоистом, привыкшим эксплуатировать мать и жить практически за ее счет. Это была вечная боль и вечная игла в сердце Бернар. Горе. При такой-то славе! Еще древние говорили о зависти богов к людской удаче.
Можно ли сопоставить любовную биографию артистки с неразборчивостью в связях? Нет, конечно. Не слишком-то длинен (но и не короток) список ее любовников. Неудачным было короткое замужество: актер Жак Дамала оказался наркоманом и просто мерзавцем. С прославившим ее одним из первых замечательных фотографов Феликсом Надаром, с художником Жоржем Кларэном была она не венчана, как и с Луи Аббемой, живописцем и скульптором, любовью всей своей жизни. Их долголетние любовные и дружеские отношения не были ни для кого секретом и являлись благодатной темой для пересудов, особенно тогда, когда у Бернар появлялось новое увлечение. Влюбленности вспыхивали подчас очень ярко и гасли, а Аббема оставался – надежный, как скала.
Они вдохновляли друг друга. На выставке есть два бронзовых рельефа – портрет Сары, выполненный Аббемой, и портрет возлюбленного, сделанный актрисой.
Да, Бернар была не только гениальной артисткой, но и очень хорошим, безусловно талантливым скульптором. Я была поражена, увидев представленные в Еврейском музее ее профессионально изваянные композиции: cнова и снова скульптурные портреты Луи Аббемы, бюст драматурга Викторьена Сарду (в чьей «Клеопатре» она сыграла, как всегда, мощно и чисто, а многолетняя творческая дружба с которым, ну и роман, разумеется, подпитывали парижские сплетни). Бернар показала Сарду-творца, Сарду-гения, Сарду-мужчину. Настоящего, того, на которого можно положиться. Господи, где они?
Она создала много автопортретов, изваяв себя в образе Сфинкса (а разве не была она так же загадочна?), в костюме дочери Роланда (Бернар и на сцене, и в скульптуре обладала уникальной чуткостью к пластическому языку разных эпох) и просто саму себя – бюст поразительный по глубинной психологичности и самоанализу. Как же пыталась Сара разобраться в себе, в своих внутренних бурях, в извечном недовольстве собой!
Пытались это понять и отобразить и те многочисленные разнонациональные художники, которые рисовали, писали, ваяли великую свою современницу. Самые удачные, самые выразительные ее портреты в разных ролях и дома - сегодня на выставке. И это – своеобразная энциклопедия творческой жизни Сары Бернар, посвящение ей. Хотя так определенно назвал свою картину только Вальтер Шпиндлер. Кларэн, Жиль, Харди, Робертсон, Мука, Лелонг будто создали совокупный портрет гениальной актрисы и необычного человека.
Бернар практически была ровесницей фотографии. И это замечательно. Потому что осталось множество ее фотопортретов – сценических, бытовых. И это тоже важная часть истории - и выдающейся актрисы, и французского театра. Бернар снимали ( и мы видим эти снимки сейчас в музее) Феликс и Поль Надары, Бойе, Бланше, Дауни, Дюпон, Барнет. Какие мастера! Что умели они сотворять примитивнейшими своими аппаратами на треногах, пользуясь пластинами, а не пленкой, и сложнейшей проявочной техникой. Фотолюбителям, да и профессионалам, есть чему удивиться и чему поучиться. И благодаря им мы лицом к лицу встречаемся с этой многоталантливой женщиной.
Подумайте сами: актриса, потрясавшая мир, сама снайперски составлявшая репертуар, а зачастую и режиссировавшая спектакли; самобытный, неординарный скульптор, чьи работы дважды выставлялись в Парижском Салоне – мечта каждого художника; одаренный дизайнер, разрабатывавший и сценические костюмы, и туалеты и украшения, повторявшиеся потом «всем Парижем» (они на выставочных стендах). Многие годы даже существовал “стиль Бернар”. Но еще и энергичный, успешный антрепренер (самой себя, естественно) и, опять же, успешнейший руководитель собственного театра – тут уже надо не только досконально знать мир искусства со всеми его подводными течениями, но и иметь предпринимательскую жилку, что у Бернар наверняка было. Но прежде всего в разнонаправленной этой деятельности была она АРТИСТКОЙ. Великой. Неповторимой. Она была Сарой Бернар.
В восемнадцать дебютировала в знаменитом “Комеди Франсез”, проучившись пару лет в его театральной студии, гордо именовавшейся консерваторией. Настоящий успех пришел к ней в театре “Одеон”, и имя ее, на удивление быстро, становится культовым. Потом возвращение в “Комеди Франсез” уже на первые драматические и трагические роли и вознесение на трон первой классической актрисы Франции. Что не помешало ей после восьми лет триумфа на подмостках Комеди разорвать контракт и сформировать свою собственную труппу, с которой она осуществляла и постановки в своем театре в Париже, и гастрольные турне по Европе и, наконец, – в Америке.
Марк Твен, пораженный Бернар-«Клеопатрой», заметил: «Есть пять типов актрис: плохие актрисы, посредственные актрисы , хорошие актрисы, великие актрисы – и есть Сара Бернар». Гастроли театра Бернар в нью-йоркском Палас-театре вызвали не фурор даже, а взрыв – восхищения, поклонения, каких-то почти истерических оваций. Газеты захлебывались. Репортер «Нью-Йорк Таймс», уже не зная, что еще можно сказать, писал: «Многие считают, что ее искусство на грани запретного, что это некое чуждое нам зло». Он, по видимому, имел в виду колоссальное эмоциональное воздействие игры Сары Бернар, ее «золотого голоса» – даже Виктор Гюго не нашел другого слова для определения необычайного волнующего тембра актрисы, ее богатого оттенками голоса и выразительнейшего шепота. Кстати, тогда в Америке Томас Эдисон пригласил Бернар в свою студию в Нью-Джерси, чтобы записать и сохранить ее «золотой» голос.
На американских гастролях Сара подарила одной из известных артисток вышитый платок. И эта реликвия из поколения в поколение передается по сию пору. Так на торжестве по поводу вручения премии Тони победительнице Черри Джонс он был передан Джулией Харрис, которая, в свою очередь, получила его от Хэлен Хэйс... Такая вот звездная эстафета.
О том, как уже немолодой, за пятьдесят, сыграла Бернар Гамлета, ходят легенды. Очевидцы утверждают, что было это гениально, лучший виденный ими Гамлет. Исполнение актрисами мужских ролей не было редкостью в ту пору, но замахнуться на Гамлета никто не решался. Бернар тоже играла юношей, внося в эти роли пикантность и подспудную шутливость. Гамлет же был сыгран достойно Шекспира. Отчаяние, сомнения, мятущаяся его душа, его рыцарственность показаны великой актрисой так, как, наверно, не удавалось никому из мужчин-актёров. И вот ведь какая удача: короткую сцену из «Гамлета» мы можем увидеть! Потому что еще одно чудо выставки – это телеинсталляции. На экране монитора перед нами Сара Бернар: сцена дуэли и смерти принца Датского – какая пластика и какая трагичность!
Бернар была первой большой актрисой, пришедшей в кинематограф. Новорожденный. Несовершенный. Немой. Немота требовала усиленной, неестественной жестикуляции, т.е. перевода текста на язык жестов, нарушала гармонию движения и взгляда. Оттого-то коротенькие сцены Медеи, Елизаветы над телом казненного по ее же приказу возлюбленного кажутся нам, живущим в ином киноизмерении, едва ли не карикатурными. Это заламывание рук, прыгающая походка, какие-то судорожные движения: «Переигрывает, пережимает», - шепчет у монитора молодая женщина, забыв дату выпуска фильма – 1912. А вот о сценке из «Гамлета» отзывы восторженные. Она не требовала изменения пластики и жеста, потому что безмолвна.
В числе многих легенд о Бернар были две: она играла Гамлета с деревянной ногой, а спала в гробу. К сожалению, обе – правда. Смерть, ее неизбежность волновали актрису давно, да и на сцене умирать приходилось не раз. Еще молодой она позировала фотографу, лежа в гробу и нежно улыбаясь. Ну а много позднее велела поставить гроб в своей спальне. Спала ли в нем или это был рекламный трюк - она ведь была не мастером даже, гроссмейстером саморекламы. Нога? Да, последние восемь лет жизни ходила на деревяшке, других протезов тогда не было. В 1915 г. ей ампутировали ногу. Она мужественно продолжала играть, теперь уже только в одноактных пьесах, и без дублей сниматься в короткометражках, какими были в общем-то все фильмы. Сила воли - железная. Неистовый творческий дух сохранила до конца. И как в шекспировском «Гамлете»: «Дальнейшее – молчание»...
Встретимся в музее, дорогие друзья. Он находится в Манхэттене, на углу 5-й авеню и 92-й улицы, поезда метро 4,5,6 до остановки “86 Street”.