СЕРГЕЙ ЮРСКИЙ ИГРАЕТ СТАЛИНАСПЕКТАКЛЬ “ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН. УЖИН У ТОВАРИЩА СТАЛИНА” — ПОИСК ИЛИ ВЫЗОВ?

Я определяла сроки поездки в Москву с таким расчетом, чтобы увидеть спектакль “Ужин у товарища Сталина”, где роль Сталина играет Сергей Юрский. Спектакль шел в середине октября на сцене театра “Школа современной пьесы”.
Думаю, что не только я, но и многие русские моего поколения не готовы рассматривать Сталина в лучах театральных прожекторов. Но Юрский сам выбрал эту пьесу Йона Друцэ, сам поставил спектакль и сам сыграл в ней роль Сталина. Можно быть согласным или несогласным с выбором пьесы и темы, но выбор этот был сделан Юрским, естественно, не случайно: главный герой — фигура слишком одиозная. Сам Юрский (актер, режиссер, чтец) — особое явление современного российского искусства (таким он был и в советский период). В современном театральном мире Юрский держится особняком. Артист и режиссер, он сознательно исключил себя из общего процесса жизни современного театра и каждым спектаклем бросает ему вызов или декларирует свою точку зрения на русский драматический театр, каким он себе его представляет. А точка зрения Юрского в любом случае представляет интерес. Словом, спектакль интриговал меня чрезвычайно.
Я специально не читала рецензий, чтобы не иметь заранее никакого понятия о том, что увижу.
Разрешите мне рассказать об этом спектакле, следуя своему восприятию его, от сцены к сцене. Я не пересказываю пьесу, хотя этого не избежать. Я пересказываю свое восприятие увиденного.
Занавес открывается, перед зрителем — унылая комната в загородном доме. На стене висит карта России и Европы. Стол накрыт для ужина. На сцене двое охранников — молодой и средних лет, — названные в программке “помощниками”. Они ждут приезда Сталина. Входит Сталин. Даже не входит, а как-то возникает из темного угла комнаты, как нечистая сила.
В зале наступила такая тишина, которую я иным словом, как “жуткая”, не назову. Я крамольно нарушила ее щелчком фотоаппарата, и мне показалось, что зрители сразу облегченно зашевелились. Впрочем, и вид Сталина немного удивил: вышел человек в шинели и фуражке, мало похожий на известные портреты. Френч, гоалифе, сапоги — все как на фотографиях. Но где же усы?
Я подумала, что это — режиссерский прием: Юрский не прибегает к портретному сходству, потому что будет играть обобщенный образ. Свою ошибку я поняла позднее.
Действие разворачивается неторопливо, напряжение, вызванное появлением Сталина, немного спадает. Сталин Юрского менее страшен, чем наше о нем представление. Он даже не лишен чувства юмора, которое, правда, проявляется в издевательстве над людьми. Так, он предлагает старшему Помощнику звонить своей покойной матери на тот свет и спрашивает, что она сказала. И охранник звонит, а затем докладывает ответ...
В какой момент — не помню, появляется молоденькая певица из Большого театра — Надежда Блаженная. Сталин заметил ее из ложи в театре, и вот — уже не хористка, но народная артистка, лауреат Сталинской премии —- так величают перепуганную девушку... Сцена Сталина и певицы занимает почти весь первый акт. Девица глядит на Сталина восторженно, только что не влюбленно. Сталин предлагает ей спеть. Он слегка посмеивается над ее страхом и восторгом, слегка издевается над ней, как и над помощниками. Разговоры с девушкой принимают порой абсурдный характер, и насмешливый и резкий тон Сталина одинаково запугивает Блаженную, потому что она не понимает, ни чего он от нее хочет, ни того, что он ей говорит. У артистки Татьяны Фасюры оказался хороший голос (мне показалось, что поет сама актриса). Но голос у Блаженной то и дело на нервной почве пропадает, от страха она поет не то, что Сталин от нее ждет. Да еще Сталин начинает вести себя фривольно, гладит ее по шее, обнимает... бедная девица совсем теряет голову...
В конце концов Сталину эта игра с “блаженной” певицей надоедает, он бросает ей что-то вроде: посиди здесь, подумай, что ты будешь петь товарищу Сталину (тон уже совсем другой, более официальный - кот наигрался мышью) и уходит. Блаженная остается одна с молодым охранником, которого она спрашивает: “Когда же вернется товарищ Сталин?” На что охранник отвечает: “А он еще не приходил сегодня”. “Так кому же я пела?” — изумляется девица. Оказывается, двойнику Сталина. Это была репетиция предстоящего ужина.
Антракт.
Во втором акте выходит Сталин именно такой, как на портретах. Кажется, что Юрский добивается очень большого сходства с портретом не только путем накладок и грима: мягкие (в первом акте) черты лица теперь видятся как бы нарисованными прямыми линиями, на лице и шее обозначились резкие, глубокие складки. Этот Сталин иной: он мрачен, угрюм и груб. Никаких шуток, никакого юмора не допускает, ни в какие абсурдные игры с окружающими не играет — сатрап. Напряженная тишина зрительного зала почти не меняется на протяжении второго акта. К девушке этот Сталин не пристает, ее неврастеническое состояние, песни (в том числе “Вечерний звон”), которые она пытается петь, его раздражают, говорит он с ней с нескрываемым презрением (в отличие от “двойника” первого акта). Когда наивная Блаженная объясняет Сталину, что знает о существовании двойника, он отправляет ее домой. Эта сцена — одна из вершин гениальных интонаций артиста Юрского. Сталин-Юрский посреди какого-то монолога вдруг говорит совершенно обыденным голосом, без всякого выражения, как бы между прочим : “Пошла вон, потаскуха”. От ужаса не только героиня пьесы, я сама замерла, потому что эта разница между интонацией и смыслом — чудовищна.
После ухода Блаженной Сталин спрашивает с каким-то омерзением в голосе: “Где она живет?” “В общежитии, на пятом этаже”, — отвечает охранник. Сталин качает головой: дескать, пятый этаж — опасно (опять: ах, эти интонации Юрского! На каких незаметных колебаниях голоса они строятся!) “Так проследить, товарищ Сталин?” — спрашивает один из всепонимающих помощников. “Проследите”, — отвечает Сталин.
Конец бедной униженной “блаженной” певичке, конец пьесы.
Думаю, не одна я вышла из театра с абсолютным сумбуром впечатлений в голове и в сердце.
Несмотря на то, что я — зритель со стажем и могу продумать, понять или, во всяком случае, предположить концепцию спектакля, “Ужин у товарища Сталина” — первый концептуальный! спектакль в моей театральной практике, посмотрев который я так и не уяснила себе, зачем этот спектакль поставлен.
Если это вызов современному театру и зрителю, то в чем он заключается?
Если это поиск иной точки зрения на Сталина, то в пьесе нет для этого никакого материала. Не говоря уж о том, что хочу повторить: я не хочу знать, что творилось в душе у Сталина. “Чудище обло, озорно, стозевно и лайе” (Радищев). И все. Надо было многое преодолеть в себе, чтобы смотреть на эти усы и трубку.
Но предположим, этот спектакль поставлен для более молодого или менее нервного зрителя. Что эта пьеса (довольно посредственная, на мой взгляд) добавляет или раскрывает в образе Сталина, чего бы мы уже не знали?
Пусть в первом акте двойник чуть более человечен, но не настолько, чтобы стать антитезой или просто “вариантом” Сталина второго акта, чтобы мы могли подумать: вот кем Сталин был или мог быть на самом деле. Персонаж первого акта все равно непривлекателен. Как и гениальный литературный аналог всем тиранам — Дракон в одноименной пьесе Евгения Шварца: приходит ли он свататься к Луизе или готовится к бою с Ланселотом, он все равно — Дракон.
Возможно, я что-то упустила в спектакле. После окончания представления Юрский торопился на поезд, в грим-уборную к нему пришло много народу, и я так и не спросила режиссера Юрского, что же он имел в виду.
У меня есть одно объяснение существованию этого спектакля: артист Юрский! Я видела блистательную игру великого артиста.
Скажете: Юрский — великий артист, это известно, его актерский дар перевоплощения — не новость. Естественно. Но есть роли и в его репертуаре, сыгранные гениально... и еще более гениально. Эта роль принадлежит к последним. Я смотрела на Юрского, не обращая внимания на затянутый сюжет пьесы, смотрела напряженно, боясь пропустить малейший нюанс. Переходы интонаций, мгновенный взгляд, паузы, голосовые модуляции — все совершалось на той высоте актерской игры, над которой уже, кажется, и высоты нет. Я даже думаю, может быть, и весь этот непонятный спектакль задумал скорее Юрский-актер, чем Юрский-режиссер, увидев, какие возможности для него, артиста, содержит эта роль. Может быть, его увлекло само сопоставление: Юрский — Сталин? Вероятно, артисты цирка так разрабатывают новый аттракцион с еще более опасными трюками, чем раньше: в этом соблазн их профессии.
С Юрским ведутся переговоры о том, чтобы привезти спектакль в Америку. Если это произойдет, я советую всем театралам идти его смотреть. Возможно, в отличие от меня, вам откроется подлинный смысл представления. И во всяком случае, выступление Юрского в роли-перевертыше — событие театрального искусства.