Шарль Азнавур: «Я никогда не выйду из моды»

«Я не могу выйти из моды хотя бы потому, что все время делаю одно и то же, - любит повторять певец. - Внешне я состарился, но голос не изменился, мой жест по-прежнему точен, и у меня еще остаются силы».
Силы, к счастью, есть, Азнавур находится в отличной форме, но выступает все реже и реже.

– Мэтр, ваше детство прошло в Париже?
– У моего деда, а потому у моего отца был русский, вернее, кавказский ресторан. Так что я с уверенностью могу сказать, что знаю вашу кухню лучше, чем многие русские. Да и не только кухню. У моего отца, судя по тому, как он жил, характер был больше русский, чем армянский. Он родом из Тбилиси и всю свою жизнь подписывался по-русски, а не по-армянски. И мои родители говорили между собой по-русски, когда не хотели, чтобы их понимали.
– И вы унаследовали от них симпатию к России?
– Еще бы! Я даже назвал всех своих детей русскими именами – Миша, Катя, Николя, который не стал Николаем только потому, что французы не смогли бы произнести правильно это имя.
– Любовь к вам не ржавеет более полувека. Означает ли это, что вы лучше всех?
– Может быть, не лучше всех. Возможно, я более универсален, чем большинство французских певцов.
– Если верить недавнему опросу, вы вместе с бывшим теннисным чемпионом Яником Ноа, который переквалифицировался в шоумены, и легендарным футболистом Зинедином Зиданом вошли в тройку самых популярных людей во Франции.
– Действительно, спортсмены меня немного опередили. Забавно, что мы трое не имеем французских корней. Отец Ноа – камерунец, родители Зидана – выходцы из Алжира, а мои - соответственно, из Армении. Это лишний раз доказывает, что французы, вопреки расхожему мнению, совсем не расисты.
– Ваш отец, кажется, был коммунистом и в 30-е годы в Париже водил вас в кино на советские фильмы...
– Да, тогда я посмотрел все советские ленты, которые показывали во Франции - «Юность Максима», «Броненосец Потемкин», «Ленин в Октябре», «Стачка». Но мы были не коммунистами, а людьми, которые относились к ним с симпатией, были к ним близки. И мой отец, и моя мать участвовали в Сопротивлении вместе с коммунистами.
– Не миновало ли время великих шансонье? Не окажутся ли они скоро на положении маргиналов?
– Честно скажу, что не знаю. В искусстве многое совершается циклично. Да и часто многое зависит от моды. То, что вчера казалось мало интересным, сегодня вдруг снова привлекает внимание. Я думаю, что наша молодежь снова откроет для себя достоинства французской песни.
– Многие французские шансонье скорбят по поводу нашествия заокеанского рок-н-ролла.
– Для меня существуют только две музыки во всех ее жанрах – хорошая и плохая. Есть замечательный рок-н-ролл, а есть такой, который тошно слушать.
– Не пробовали ли вы свой голос в оперных ариях?
– Я их пою, но только у себя дома и никогда на сцене.
– Сочиняете ли вы новые песни? Вы их, кажется, написали более тысячи...
– Я продолжаю сочинять, но до тысячи еще далеко. Пока их 800-820. Я человек, который постоянно что-то пишет, – песни, рассказы, афоризмы, фиксирует на бумаге свои мысли.
– Что вам служит вдохновением?
– Сама жизнь, которую я наблюдаю вокруг себя, все, что я вижу, слышу и чувствую.
– Не так давно вы исполнили заглавную роль в телеэкранизации бальзаковского «Отца Горио». Во Франции вы сыграли примерно в 70 фильмах – у самых известных режиссеров – от Рене Клера и Франсуа Трюффо до Клода Лелюша. Вы могли сделать карьеру в Голливуде, если бы не песни...
– Не думаю. Я хороший актер, но как певец все-таки лучше. Мне, конечно, часто предлагают роли на английском языке, но я редко соглашаюсь. Я отказываюсь, потому что настоящим актером можно быть, только говоря на своем родном языке. Да и с годами мне все меньше и меньше хочется сниматься. Фильмом больше, фильмом меньше – это уже ничего не изменит в моей карьере. К тому же, я могу давать концерты 2-3 раза в месяц, а когда начинаешь сниматься в кино, то это требует нескольких месяцев напряженной работы. Поэтому я сейчас обычно даю согласие играть в телефильмах, съемки которых идут всего три недели.
– У вас не хватает времени на театр? А ведь в 9-летнем возрасте вы впервые появились именно на театральных подмостках.
– Да, я дебютировал в немецкой пьесе «Эмиль и детективы». Потом, ребенком, играл и в других спектаклях – «Много шума из ничего», «Марго». Но в 14-15 лет я ушел из театра. С тех пор отказывался от всех ролей в театре, которые мне предлагали. Я предпочитаю выходить на сцену певцом, а не актером.
– Будут ли Азнавура слушать через сто лет?
– Не надо быть претенциозным. Все проходит. Если что-то и остается – то это скорее музыка и слова, а не голоса. Может, и будут слушать мои сочинения, но не меня самого.
– «Нет, я ни о чем не жалею!» - пела Пиаф. А вы?
– Я жалею только о том, что потерял родителей, близких и друзей. И больше ни о чем.
– Случались ли в вашей карьере серьезные неудачи?
– Они бывают у всех. Собственные неудачи я использовал в качестве основы для успеха.
– Что значит для вас, француза, армянские корни?
– Они для меня исключительно важны. Я и мои родители появились на свет не на родине: отец – в Грузии, мать – в Турции. Они говорили на многих языках и были людьми открытыми, что помогло нам, их детям, впитать в себя разные культуры Востока и Запада. Уже в самой Франции я слушал музыку и арабскую, и латиноамериканскую, и американскую.
– Продолжаете ли вы оказывать помощь своей исторической родине?
– В прошлом в Армении я занимался организацией помощи людям бедным, помогал восстанавливать электричество. Сегодня занят строительством новых школ, ремонтом старых. Будущее страны - это, как известно, молодежь.
– Грузия решительно повернулась в сторону Соединенных Штатов. Должна ли, по вашему мнению, их примеру последовать Армения?
– Нет, я считаю, что Армения должна идти европейским путем. Ее место в Европе. И я доволен, что Армения сохраняет очень хорошие отношения с Россией. Кстати, недавно я побывал в Узбекистане и обратил внимание на то, что узбеки, как и армяне, все говорят по-русски. Да и с географической точки зрения Армения ближе к России, чем к Америке.
– Скоро ли будет опубликован альбом ваших фотографий, которые вы делали на протяжении нескольких десятилетий?
– Он выйдет в свет в конце октября - начале ноября нынешнего года. В него войдут мои собственные фотографии и снимки, на которых запечатлен я сам, а также мои комментарии к ним. Собственно говоря, занимался выбором фотографий не я, а издательство, которому отдал несколько тысяч снимков.
– Кроме того, вы пробуете силы в беллетристике и завершаете работу над первым сборником своих рассказов, а также готовите книгу о специфике вашего ремесла.
– Две эти книги выйдут в 2006 и в 2007 годах. Так как я все больше времени провожу у себя дома, собираюсь написать новые книги.
– Вы не только много пишете, но и много читаете. Кто ваши любимые писатели?
– Прежде всего, я внимательно слежу за книжными новинками и стараюсь не пропускать самого интересного из того, что выходит. Мне случается и перечитывать книги таких писателей, как Дос Пасос, Селин, Сименон. Я люблю пьесы Чехова и Саши Гитри. Из известных французских писателей я бы назвал Анри Труайя, которого я прочитал всего. Мне очень нравятся написанные им биографии Пушкина, Гоголя, Толстого, а также русских царей.
– Труайя, которому уже 94 года и который продолжает писать, тоже имеет армянские корни. Его настоящие имя и фамилия Лев Тарасов.
– Как и мой отец, он человек, который очень тесно связан с русской культурой. У многих армян, которые родились в России, в Грузии и вообще за пределами своей страны, фамилии русифицированы. Вспомним хотя бы Айвазовского.
– Вы поклонник Айвазовского?
– Страстный. Для меня Айвазовский и англичанин Тернер – величайшие в истории маринисты. Я бы хотел иметь картину Айвазовского, но стоит ей появиться на аукционе, полотно сразу же покупают русские. Надеюсь, что во Франции рано или поздно пройдет его выставка.
– В отличие от своих коллег вы по-прежнему не хотите умереть на сцене? Разве это не красивая смерть?
– Так говорят только для публики. Честно говоря, кому же охота умирать на сцене?!
– И вы не отказались от придуманной вами для себя эпитафии: «Здесь лежит самый старый человек на кладбище»?
– Я обязательно хочу иметь на своей могиле такую эпитафию и сделаю все для того, чтобы она оказалась правдой.
– Сегодня вы себя чувствует счастливым человеком?
– Несомненно. Я женат 41 год, у меня замечательные дети, которые не принимают наркотиков, не пьют, у меня восхитительные внуки... Чего же мне может не хватать для счастья?! Семья для меня важнее ремесла.