Профессор Поморского университета Михаил Супрун и полковник милиции в отставке Александр Дударев очень хотят, чтобы им вынесли обвинительный приговор. Иначе работа многих историков и правозащитников может серьезно осложниться.
В Архангельске завершается один из самых необычных судебных процессов новейших времен, освещаемый европейской прессой. Два года назад в первой информации Следственного комитета сообщалось: “Установлено, что Супрун получил в 2007 году грант от представителей немецкого Красного Креста и Исторического исследовательского общества немцев из России на обработку имеющихся в архивах Архангельска 40 тысяч архивных дел в отношении немецких граждан. В результате он создал электронную базу о 5 тысячах спецпереселенцах - гражданах СССР, репатриированных с территории Германии по окончании Второй мировой войны, а также членах их семей. Эти люди являлись этническими немцами и поляками, выселенными в 1945-1956 годах на территорию Архангельской области. Собранные Супруном сведения содержали биографические данные, состав родственных связей, факты и основания перемещения с территории СССР и Германии, кроме того, информацию о службе в армии на стороне Германии. За обработку персональных данных этих лиц Супрун получал деньги”.
Отметим: выселены в Архангельскую область в 1945-1956 годах, служили на стороне Германии, Супрун “получал деньги... Этот мотив подхватили и акцентировали на нем внимание некоторые архангельские газеты. В действительности же речь идет о судьбах немцев, репрессированных в 1930-1940-е годы, о судьбах военнопленных, о “Книге памяти”, проекте “Немцы на Русском Севере. 1930-1950-е”. Деньги, разумеется, имели место. Нет еще на свете человека, который одолел бы такую работу на общественных началах. И не Супрун и полковник Дударев “получали деньги от немцев”, а университет получил грант, из которого и оплачивал труд исследователей.
В 2006 году Немецкий Красный Крест заключил договор с Поморским государственным университетом имени М. В. Ломоносова и Информационным центром УВД по Архангельской области, где хранится картотека и фонд личных дел немецких спецпоселенцев. Возглавлял ИЦ полковник Александр Дударев. Многотомное издание планировалось выпустить на немецком и русском языках. Действия участников проекта полностью соответствовали рамкам двустороннего соглашения между РФ и ФРГ. Однако в 2009 году против Супруна и Дударева возбудили уголовное дело, в квартире профессора и на кафедре провели обыск, изъяли жесткие диски компьютеров и ноутбуки, материалы и документы на бумажной основе, чуть ли не весь архив ученого. А полковника Дударева вынудили уволиться по собственному желанию. “Уголовное дело было возбуждено 13 сентября 2009 года, а 17 сентября того же года Президент России подписал Указ о моем награждении. В нем одной из моих заслуг указана работа по созданию “Книг памяти”. За одно и то же...” - невесело смеется отставной офицер.
С помощью Информационного центра Архангельского управления внутренних дел под руководством Дударева в течение 1997-2007 годов осуществлялся польско-российский проект по изданию книг памяти о польских ссыльных и заключенных в Архангельской области. В Варшаве выпущено семь томов на русском и польском языках. Аналогичные книги памяти издавались практически во всех регионах России. Они выходили во исполнение российского “Закона о реабилитации”, и составляют библиотеку почти в 300 томов. Почему именно эту работу архангельских историков пресекли? На каких основаниях?
Ответ на первый вопрос может быть только предположительный. На второй - точный. Вначале от одного из родственников репрессированных, а потом - еще от четырнадцати поступили заявления, жалобы. На то, что исследователи покусились на личные тайны их семей, хотят предать огласке персональные данные. А они не желают видеть в Книге памяти данные о своих родственниках. “Все их заявления напечатаны на компьютере по одному образцу, - рассказывает Александр Дударев. - Из пятнадцати человек, которых ФСБ вовлекло в наше дело как потерпевших, восемь не имеют к нам претензий и отказались явиться в суд. Полуслепые, полуглухие люди подписывали какие-то бумаги. Очень некрасивая ситуация: привели в суд старушек. Одна бабушка расплакалась здесь, в суде, ничего не понимает, о чем ее спрашивают, видно, как ей страшно. Другая старушка ничего не слышит, бегала по залу от прокурора к судье, чтобы расслышать, что ей говорят. Я не стал вопросы задавать - стыдно. Ситуация некрасивая - слов нет. Ехать дальше некуда”.
Да, в законе “Об архивной деятельности” говорится, что ограничивается доступ к документам, “содержащим сведения о личной и семейной тайне гражданина, его частной жизни, а также сведения, создающие угрозу для его безопасности, - на срок 75 лет со дня создания документов”. Примерно такое же положения есть в законе “О персональных данных”. Они противоречат, как минимум, “Закону о реабилитации “и вступившему в силу с 1 января нынешнего года закону “Об обеспечении доступа к информации о деятельности госорганов и органов местного самоуправления”.
Любой гражданин может подать в суд на газету, которая время от времени печатает списки репрессированных и реабилитированных. Не захочет видеть там фамилию своего родственника. И вообще - может закрыть любую “Книгу памяти”. Или привлечь к ответственности ее авторов-составителей. Хотя списки реабилитированных редакции получают не откуда-нибудь, а из Генеральной прокуратуры. Ссылки, приговоры, реабилитация и иные действия органов правосудия являются действиями государственных органов. Или в то же время - сведениями о частной жизни лиц?
“При этом нигде нет четкого понятия, что же это такое - “сведения о личной и семейной тайне гражданина, его частной жизни, - говорит юрист Института развития свободы информации Дарья Назарова. - Такая ситуация позволяет архивным работникам подводить под “тайну личной и семейной жизни” практически все архивы”.
Правозащитники считают, что именно такова цель этого процесса – сделать недоступными для исследователей миллионы архивных дел.
Следствие и суд по делу Супруна-Дударева уже используются как повод. Так, по некоторым сведениям, Центральный архив министерства обороны уже “рекомендовал” сотрудникам ограничивать доступ исследователей к отдельным несекретным документам. Составитель книг памяти репрессированных греков Иван Джуха сообщил, что в Магаданском архиве ему уже отказали в исследовании архивов, с которыми он в предыдущие годы работал свободно.
Вот почему подсудимые демонстративно попросили суд освободить их от участия в процессе. Они не хотят доказывать свою невиновность, считают, что оправдательный приговор принесет только вред. Потому что тогда дело тихо закроется, и так же тихо станут закрывать архивы. Для общественного резонанса, для достижения общего результата надо обращаться в Конституционный суд. А для этого, в свою очередь, надо иметь обвинительный приговор, вступивший в законную силу.
Следствие и прокуратура теперь тоже понимают сложность, парадоксальность ситуации, которую сами же и создали. К Дудареву уже обращались с предложением закончить дело примирением сторон. Он, разумеется, отказался. А у прокуратуры дороги назад нет, она не может отказаться от своего же обвинения. Это значило бы, во-первых, сознательно и намеренно предать интересы тех, кого государство рьяно бросилось защищать. Во-вторых, свести двухлетнее следствие по разоблачению злоумышленников к своему публичному позору. В итоге прокуратура попросила суд приговорить Михаила Супруна к штрафу в 150 тысяч рублей за нарушение неприкосновенности частной жизни, а Александра Дударева - к 2 годам лишения свободы условно.
Теперь у организаторов процесса одна надежда - на суд. На то, что он вынесет оправдательный приговор. И тогда дело тихо угаснет.
Москва
Комментарии (Всего: 4)