Три незавершенные линии

Оказавшись недавно на Парк авеню в Манхэттене, я случайно узнал о существовании программы демонстрации произведений искусства на улицах и в парках Нью-Йорка. В соответствии с нею сейчас на всеобщее обозрение выставлено, а может быть, выложено на разделительной полосе вдоль Парк авеню между 52-й и 54-й улицами произведение Бернара Вене “Three Indeterminate Lines”, то есть «Три незавершенные линии». Три ржавые, оранжево-коричневые с шероховатой поверхностью огромные, с неравномерными витками спирали из стального бруса лежат на расстоянии блока друг от друга. Автор, столь интригующе назвавший свое произведение, дарит нам надежду на продолжение, и мы, возможно, имеем шанс увидеть еще несколько клубков стального бруса, завитого, например, не справа налево, а совсем наоборот.
Не знаю, как родилось это произведение и что оно должно означать. Может, это то, что осталось на какой-то стройплощадке, но не исключено также, что скульптору удалось каким-то чудесным образом побывать на свалке в Бробдингнеге – стране великанов, куда однажды попал Гулливер во время второго своего путешествия, и притащить оттуда три мотка великаньей проволоки.
Вид этих закрученных железяк возбудил во мне чувство гордости за физические возможности человека, а заодно поверг меня в воспоминания о моем послевоенном сибирском детстве. В те далекие времена, когда не было никаких игрушек, я всегда имел в своем хозяйстве приличный запас всяческой проволоки: медной, железной и стальной разной жесткости, толщины и цвета. Все это подбиралось мною на улицах. То старый трансформатор найдешь и намотаешь из него целую катушку медной проволоки, то просто какие-нибудь обрывки или обрезки. Потом из отрезков толстой проволоки я делал «гонялки» – ручки с большим крючком на конце, с помощью которых можно было катать по улицам чугунные кольца от печной конфорки. Для тех, кто забыл или просто никогда не знал, как выглядит домашняя печка, которую топят дровами и углем, хочу напомнить, что она имела чугунную плиту с конфорками, состоящими из нескольких отдельных чугунных колец. Это нехитрое устройство позволяло менять размеры отверстия в плите в зависимости от размеров используемой посуды. Ясно, что для бачка, в котором кипятили белье, надо было снять с плиты больше конфорок, чем, например, для кастрюли, в которой варили суп. Так вот, старую конфорку от выброшенной, прогоревшей от времени плиты нетрудно было в те годы найти где-нибудь в углу за домом.
В Нью-Йорке же ни одной проволочки, даже самой короткой, чтобы пустить ее в хозяйство, не отыщешь. Разве только если не наткнешься на какое-нибудь произведение современного искусства в центре Манхэттена, вроде «Трех незавершенных линий», созданных Бернаром Вене. Да и то попробуй согни железяку сечением сантиметров в десять-двенадцать.
Для меня до сих пор остается загадкой, как автор гнул раздобытый им где-то толстенный брус, сделанный из столь излюбленной современными скульпторами стали марки кор-тен. Я уже писал как-то, что эта сталь имеет высокую ковкость и, несмотря на свой ржавый вид, очень устойчива к коррозии.
Мне бы не хотелось, чтобы у читателя создалось впечатление, будто я имею что-то против такого рода инсталляций. Наоборот, я за. Вид этих «Трех незавершенных линий» вызвал у меня уйму воспоминаний и ассоциаций, не оставил равнодушным. Это очень неплохо для любого произведения искусства. У других людей могут возникнуть совсем иные реминисценции и образы, каждый может истолковать увиденное со своей точки зрения, сообразуясь со своими вкусами, привязанностями и жизненным опытом.
В связи с этим мне вспомнился замечательный художник и прекрасный человек Я.Л.Фрумгарц, с которым я довольно долго был знаком в Ташкенте. Он был ровесником моего отца. Вернувшись с фронта, Я.Фрумгарц в первый же послевоенный год организовал художественную студию при ташкентском Дворце культуры текстилькомбината и проработал там более сорока лет. За эти годы через его руки прошли тысячи ребят, многие из которых посвятили впоследствии свою жизнь искусству, став заслуженными художниками и деятелями культуры Узбекистана.
Сам Яков Львович писал замечательные пейзажи и жанровые сценки маслом по картону, имел много персональных выставок. Я побывал на одной из них. Написал в газете рецензию, и принес её художнику. Так мы и познакомились. Рецензия Якову Львовичу понравилась, он расчувствовался и подарил мне одну из своих акварелей с трогательной надписью. Потом мы много раз встречались по разным поводам. Так вот он мне говорил, что, работая над картиной, никогда не думает ни о каких высоких материях и идеях, которые надо выразить в будущем произведении. «Я пишу так, как подсказывает мне рука, сердце и душа. А потом уж искусствоведы и журналисты начинают объяснять всем и мне в том числе, что же я хотел показать в той или иной своей картине».
Я думаю, эти слова можно отнести к творчеству многих людей, связанных с искусством. Конечный результат всегда зависит от таланта художника, от его способности выразить самого себя в своем произведении. Чем лучше ему это удалось, тем глубже мы можем проникнуть с его помощью в свой собственный мир.
Фото автора