«И КАК СО СТАЛИНЫМ МОЖНО БЫЛО БОРОТЬСЯ?!»

Не надо политизировать творчество великого композитора, считает его вдова Ирина Шостакович

-Ирина Антоновна! Насколько я понимаю, уже началась подготовка к 100-летию со дня рождения Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, которое отмечается в 2006 году...
-Я могу говорить только о намерениях, а как они реализуются - большой вопрос. Мне бы хотелось, чтобы в Москву и Петербург приехали в течение года пять очень известных дирижеров с программой произведений Дмитрия Дмитриевича. Главное достижение - это согласие Мстислава Леопольдовича Ростроповича открыть фестиваль. Он давно не играл в России, где о нем писали гадости в прессе. Пройдет фестиваль «Шостакович в кругу современников». Выставка «Мир Шостаковича» расскажет о местах, где жил Дмитрий Дмитриевич, о людях, с которыми он встречался, об исполнителях его произведений...
-Как отметят юбилей театры?
-Все хотят ставить всё. У Валерия Гергиева на сцене Мариинского идут «Нос», «Леди Макбет», «Екатерина Измайлова» - обе редакции. В Большом в феврале покажут премьеру балета «Болт» и в первой редакции «Леди Макбет Мценского уезда», которую поставят грузинский режиссер, грузинский художник и немецкий дирижер. В «Геликон-опере» речь идет о незаконченной оперетте «Большая молния».
- Как сам Шостакович относился к своим юбилеям?
-Да никак. Мучился.
-А к собственному творчеству? Он отдавал себе отчет в своей гениальности?
-Его это мало волновало. От известности были одни неприятности. Дмитрий Дмитриевич плохо переносил публичное внимание.
-У него были свои самые любимые собственные сочинения?
-Он говорил: «Если бы я этого не любил, я бы его не писал». Дитя, хоть и криво, а отцу-матери мило. Я думаю, его больше волновали сочинения, судьба которых сложилась неудачно из-за партийной критики.
-Чем вы объясняете то, что Шостакович - самый исполняемый в мире композитор прошлого столетия?
-Исторические частности постепенно отмирают, но есть в музыке общечеловеческое содержание, которое обеспечивает ей вот такую жизнь... Интерес за границей к личности Дмитрия Дмитриевича меня удивляет. Не проходит и года, чтобы о нем ни поставили фильм, ни написали какую-нибудь пьесу или даже оперу. И это при том, что там они, конечно, слабо все представляют. Кроме того, слишком все политизировано, и я против этого. На самом деле жизнь состояла не только из отношений с политбюро и с товарищем Сталиным. Еще была художественная жизнь, друзья, семья. Сейчас выходит много документов, которые рассказывают о жизни Шостаковича во всей ее полноте.
-Но Запад не сразу принял его музыку. Во Франции критически отзывались о его сочинениях, а одна американская газета по поводу «Леди Макбет Мценского уезда» писала, что Шостакович - главный создатель порнографической музыки в истории оперы...
-Что касается эротиrb в музыке, то критики должны были знать, что «Леди Макбет» написана в то же время, что и оперы «Лулу» Берга, «Чудесный мандарин» Бартока. Такой была атмосфера того времени. Вообще Дмитрий Дмитриевич задумывал трилогию о судьбе русской женщины. Его Катерина Измайлова - это совсем не то, что у Лескова. Шостакович сделал вторую редакцию, которую ценил гораздо выше, чем первую. Музыкальные фрагменты первой редакции, которые так привлекают режиссеров и дирижеров, он убрал и добавил замечательные симфонические антракты, придав обобщающий смысл этому сочинению, которое стало гораздо интереснее. Но поскольку в первой редакции есть постельная сцена, то считают, что это гарантирует ей большой успех.
-Он, кажется, выше всех ставил Баха?
-Нет, он говорил: «Я люблю всю хорошую музыку - от Баха до Оффенбаха». Но у него были свои привязанности из современников. Он очень любил музыку Бриттена, позднего Стравинского, ценил музыку Мечислава Вайнберга - своего друга и современника, Витольда Литославского. Он очень интересовался современной музыкой и старался быть в курсе всего, несмотря на «железный занавес».
-Ценил ли он Прокофьева?
-Конечно. Они очень разные люди, но отношения между ними были корректные. Дмитрий Дмитриевич был петербуржец, очень корректный в отношениях с коллегами и доброжелательный.
-Часто ли он сочинял вещи для конкретных исполнителей?
-Он писал не для кого-то, а, сочиняя, имел в виду, кто это будет играть. И ему повезло, потому что тогда в России была плеяда замечательных исполнителей мирового класса - таких, как Ойстрах, Мравинский, Ростропович, Вишневская. И он вместе с ними готовил премьеру. Сегодня остался один Ростропович, и поэтому я придаю такое значение его участию в юбилее.
-Часто ли творческие отношения с исполнителями перерастали в дружбу?
-Их связывали теплые отношения, дружеские, но близких, задушевных друзей у Дмитрия Дмитриевича было мало. Они, главным образом, появились смолоду. Так и у всех, наверное.
-Кажется, Тухачевский был близким ему человеком...
-Не знаю, насколько близким. Они очень симпатизировали друг другу, Дмитрий Дмитриевич бывал у Тухачевского, человека очень музыкального.
-Недавно Большой театр привозил в Париж новую постановку «Светлого ручья» на музыку Шостаковича. Он любил ходить на балет?
-Не очень. Ходил на балеты довольно мало. Для него шоком было то, что все его балеты сняли.
-Гению не чуждо ничто человеческое. Вы рассказывали, что он любил футбол, болел за «Зенит» и сам заполнял таблицы чемпионата, печатавшиеся тогда в газетах. Шостакович знал всех игроков, к его мнению прислушивались специалисты. Походы на футбол он называл «полированием нервов»....
-В Ленинграде до войны он посещал матчи, был знаком с Костей Есениным, футбольным экспертом, знал также игроков «Зенита». В последние годы он не ходил на стадион, а смотрел встречи по телевизору.
-Близка ли к завершению летопись его жизни «День за днем»?
-Думаю, что нет. Петербургская часть более исследована, но она не такая обширная, а московская часть, которой занимаются 4 - 5 лет, будет пополняться еще долго. Она основана на документах, на письмах Дмитрия Дмитриевича, на концертных программах. Это не то, что сейчас печатается в большом количестве, - воспоминания людей, которые даже близко не стояли, но что-то от кого-то слышали и на этом строят свои концепции. Во всех монографиях очень много ошибок. Ну а летопись жизни даст более точное представление о том, когда и что происходило. Кроме того, мы составляем полное описание рукописей, и при этом возникает история создания сочинения.
-Какие из посвященных Шостаковичу книг вы считаете наиболее удачными?
-Очень важная книга «Письма друга», изданная Исааком Гликманом со своими комментариями. Это подлинные письма Дмитрия Дмитриевича, его голос. Кроме того, вышла на всех языках популярная, но не свободная от ошибок монография Кшиштофа Мейера... Самая объемная книга принадлежит ныне покойной Софье Михайловне Хенковой. Она действительно нашла много материалов и была первопроходцем. Но ее работа только проложила путь для всех остальных, потому что там много неточностей и ошибок. Думаю, что летопись его жизни постепенно заменит эту книгу. Всегда возникают какие-то толкования, а надо основываться только на фактах.
-Был ли Шостакович человеком верующим?
-Нет. Он не был верующим, никогда не ходил в церковь, не соблюдал никаких церковных обрядов. В каком-то интервью он сказал, что творчество непознаваемо. Может быть, как всякий талант, он сознавал, что ему кто-то дал такой дар, который позволяет ему достичь многого. И он должен его реализовать, отработать.
-Часто ли он в послевоенные годы ездил за границу?
-Не то что часто, но ездил: на исполнение своих произведений и с официальными делегациями. Ездил в Америку по настоянию Сталина. Его очень волновало то, что происходило с оперой «Катерина Измайлова», и он старался ездить на подготовку премьеры в Загреб, в Вену, в Лондон...
-Объективно ли освещена тема Шостакович и Сталин?
-А что, собственно говоря, Шостакович и Сталин? Был эпизод, когда Сталин звонил по телефону, потому что Дмитрий Дмитриевич отказывался ехать в Америку. Нина Васильевна, жена Дмитрия Дмитриевича, по параллельному телефону слышала этот разговор, и в книге Хенковой он живо изложен... В основном муссируется, что Дмитрию Дмитриевичу после 1948 года, чтобы он «исправился» и отошел от формализма, приставили преподавателя диамата из консерватории по фамилии Трошин. Тот приходил, и они изучали краткий курс, который Дмитрий Дмитриевич должен был конспектировать. На самом деле конспектировали его друзья, а он переписывал. И Сталин звонил при Трошине, который был потрясен. Дмитрий Дмитриевич очень любил Зощенко, и отчасти превратил эту историю в анекдот, который он всем рассказывал, немножко варьируя. И на самом деле неизвестно, что действительно было, а что литература... Трошин встал навытяжку и говорит: «Вы понимаете, кто вам звонил?» - «Понимаю». - «Вы знаете, кто - вы, а кто - он?» - «Я понимаю - я червяк». - «Именно червяк», - сказал Трошин.
-Шостаковича втянули в партию вопреки его воле. Говорят, он даже плакал, когда ему вручили партбилет...
-Кто это видел, что он плакал? Действительно, его вынудили вступить в партию, занимался этим Поликарпов. Есть люди, которым нужна партия, а есть - которые нужны партии. Вот Дмитрий Дмитриевич был среди последних. А выворачивать руки умели очень хорошо.
-Он участвовал в конкурсе на гимн СССР и якобы говорил: «Хорошо бы мой гимн приняли. Была бы гарантия того, что не посадят»...
-Это глупости... Кому говорил? Когда говорил?
-Вокруг имени великого человека всегда столько сплетен, легенд, небылиц...
-Когда я пришла работать по окончании института в издательство «Советский композитор» литературным редактором, я о его музыке имела очень слабое представление. Вокруг все только и говорили о Шостаковиче. Меня это поразило. Я пошла, купила проигрыватель и пластинку - это был его первый скрипичный концерт... Послушала, что за Шостакович...
-Сегодня в его произведениях видят критику сталинизма, коммунизма...
-Вот Соломон Волков сейчас выпустил очередную книгу, где пишет, что Шостакович боролся со Сталиным. И как с ним можно было бороться?! На самом деле все сопротивлялись, как могли. Надо сказать, что когда критиковали Дмитрия Дмитриевича, очень немного было музыкантов, которые делали это с вдохновением и с большой охотой. В музыкальной среде его очень любили, уважали и не хотели произносить какие-то пакости в его адрес. Людей вынуждали, но энтузиастов было мало.
-А были ли такие, которые вставали на его защиту?
-Были и имели неприятности. В Ленинграде, когда посадили Тухачевского, Дмитрия Дмитриевича на собрании композиторов лишили политического доверия, что было преддверием к аресту. И тогда выступали люди, пытались его защитить - Мравинский, Соллертинский, Баланчивадзе... Но их поставили на место.
-Дмитрий Дмитриевич был трагической личностью?
-Я думаю, что да. В ряду таких наших великих современников, как, например, Ахматова.
-У него были с ней какие-то отношения?
-Они были знакомы, и Дмитрий Дмитриевич с большим пиететом к ней относился. Ахматова любила его музыку и бывала на всех его премьерах. Он же очень близко принимал к сердцу то, что с ней проделывали.
-Что-то связывало Шостаковича с Солженицыным?
- Дмитрий Дмитриевич сразу обратил внимание на «Один день Ивана Денисовича» и, по-моему, написал ему в Рязань. И всех музыкантов, которые ехали туда выступать, - Кондрашина, Ростроповича, - он просил пригласить на концерт Солженицына. Они приглашали. Потом Солженицын бывал у нас дома, когда приезжал в Москву. Есть письмо Солженицына по поводу 14-й симфонии (она сочинена на тексты стихотворений Лорки, Аполлинера, Рильке, объединенных темой смерти - Ю.К.), о которой он отозвался неодобрительно: то, что написал Аполлинер о парижской тюрьме «Санте», - это цветочки по сравнению с теми ягодками, которые он испытал на себе.
- Он был человеком совестливым и сострадательным по отношению к ближним...
-Он умел себя поставить на место того человека, который к нему обращался... Он мог делать замечания человеку, когда видел, что тот в музыке может идти дальше. Если он видел, что человек достиг своего потолка, то говорил, что это очень хорошо.
-Шостакович помогал и людям, далеким от музыки?
-Конечно. Он был депутатом с довоенных времен и до конца жизни. Это большая сторона его жизни, которая остается в тени. И хотя депутаты мало что значили, но работа эта отнимала очень много времени, нервов и сил.
-И как он относился к этой деятельности?
-Старался помочь и делал все, что было в его силах. Это можно было только через начальство. Он был одно время депутатом от Горьковской области, а там ведь было много лагерей. Приходили письма из тюрем, где устраивали голодовки. Он вел там приемы, и люди, больные, увечные, записывались в очередь с 6 утра - плакали, рыдали, молили, на колени становились... Для него это было всегда тяжелое потрясение. Он часто обращался к Вышинскому, который был его репетитором по математике когда-то в детском возрасте. Но ни разу Вышинский ничего не сделал. В ответ приходили письма, что такой-то осужден правильно.
-Дмитрия Дмитриевича интересовала живопись?
-Нет. Но он дружил со многими ленинградскими художниками - с Лебедевым, с Дмитриевым, который оформлял его спектакли, с Сарьяном. Он был знаком с Петровым-Водкиным и учился с детьми Кустодиева, с которым, пожалуй, дружил. Есть даже кустодиевский портрет Дмитрия Дмитриевича, когда ему было 14 лет, с посвящением: «Моему маленькому другу Мите Шостаковичу». Этот портрет всю жизнь висел у него в кабинете.
-Каким он был педагогом?
-Я не знаю, но об этом рассказывали многие его ученики. Он говорил: «Научить сочинять музыку нельзя». Его учениками были Кара-Караев, Борис Чайковский, Реваль Бунин, Борис Тищенко, Владислав Успенский, Герман Окунев...
-Он помогал и Эдисону Денисову...
-Да, он его сориентировал, Денисов же был математиком.
-Вы никогда не интересовались его досье в КГБ?
-Я собираюсь поинтересоваться. В Петербурге, наверное, есть наибольшее досье, но и в Москве тоже. Знаете, я интересовалась делом моего отца. Это чтение очень тяжелое.
-Есть ли еще неизвестный Шостакович?
-Законченных произведений нет. Когда идет описание рукописей, находят какие-то эскизы, наброски, отрывки.
- Вот что говорил о вас в одном из интервью сын Дмитрия Дмитриевича Максим: «В 1962 году отец встретил Ирину Антоновну Супинскую. Они познакомились в Большом зале Московской консерватории. Ирина Антоновна была редактором в издательстве «Советский композитор». Этот брак оказался прочным. Она была, несмотря на молодость, весьма зрелым человеком... Отец так написал о своей молодой жене в письме к другу: «У нее имеется лишь один недостаток: ей двадцать семь лет. В остальном очень хорошая, умная, веселая, простая, симпатичная...» Ирина Антоновна постоянно находилась рядом, водила отца по врачам, организовывала полноценный отдых. Она прожила с ним весьма нелегкую жизнь: была его шофером, сиделкой, секретарем. А в конце жизни стала поводырем, хотя отец и видел. Ирина Антоновна водила его под руку и шептала: «Осторожно, Митя, сейчас будет ступенька вниз, а теперь ступенька вверх»...
-Мне не нравится, что сейчас рассказывают о нашей жизни. Вот и Максим тоже... Что значит - сиделка, поводырь?! Если люди живут вместе и одному плохо, естественно, что другой как-то его поддерживает, помогает. Это совершенно нормально.
-Женой Шостаковича, наверное, было быть не просто?
-Когда мы первый раз поехали за границу в Лондон, пришла дама в гостиницу и сказала, что просит у меня интервью. Я очень удивилась и спросила Дмитрия Дмитриевича. «Ну, пойди, дай интервью!» - сказал он. И первое, что она спросила: «Легко ли быть женой гения?» И я сказала: «Очень!»... Когда люди друг друга любят, то это легко, независимо от того, гений или не гений.
-Он исполнял вам свои новые произведения? Вы были его первой слушательницей?
-Да, когда заканчивал сочинение, то проигрывал его для себя и звал меня послушать, как получилось. Именно «получилось», как будто кто-то водил его рукой, и он сам удивлен и потрясен тем, что вышло. Он избегал таких слов, как творчество... Дмитрий Дмитриевич ощущал себя скорее оптимистом. Конечно, он был неврастеником, но внутренне очень сильным. У него существовала определенная система взглядов, которая сложилась еще в молодости и которой он придерживался неукоснительно до старости: что такое порядочность, как надо жить, что хорошо, что плохо.
Париж