СВОБОДНЫЙ И ИГРАЮЩИЙ ТАЛАНТ

Я вынесла в заглавие статьи эту необычайно образную пастернаковскую строку потому, что все чаще задумываюсь о природе, развитии и полноте реализации таланта. Подарен Господом? Почти всегда так. А вот дальше? Если не идет рука об руку с трудолюбием... Трудолюбием богоданным, генетически предопределенным, воспитанным семьей или собственной волей творца – если не спаяны, не соединены они теснейше, неотделимо и неразделимо, вспыхнет талант яркой звездочкой и погаснет, а то и загореться ему не придется.
В двадцатых годах прошлого века в московских Сокольниках был Театр трудолюбия. Замечательно, не правда ли? Ну а сейчас в наше деромантизированное время, можно найти ему аналог? – Да, можно! Именно театром трудолюбия людей одаренных, неординарных, творчески активных можно назвать бенсонхёрстовский клуб художников – наших, иммигрантских, не мыслящих себя вне той самой хрестоматийной «бучи, боевой, кипучей», не умеющих лениться.
Ему уже больше десяти лет, этому клубу, о котором смело можно сказать – явление поистине уникальное. Создан он был Еврейским центром бруклинского Бенсонхёрста и стал объединением тех, кто, как говорится, прямо с колес хотел приняться за любимое дело, кто на новой, пугающе незнакомой земле боялся потерять себя. А тут - соратники, единомышленники – свои! А кроме того, столь дорогая и столь же необходимая возможность показать свои творения людям.
Как же трудно, как сложно было найти, собрать, убедить художников прийти и вновь обрести себя и свое искусство. И здесь тоже нужен был талант, талант организатора. Первым, необычайно деятельным руководителем клуба был Леонид Алавердов, мастер особенный. Его творения, – выполненные в старинной горской технике гобелены, но не традиционно орнаментальные, а сюжетные, причем отправная точка метафорической его сюжетики – это сегодняшний мир с его заостренными нравственными и философскими проблемами. В ковроткачестве! Здесь присутствует эстетика, красочность и мастерство исполнения. Которыми и радует нас мастер по сию пору.
А на боевом посту президента клуба сменил Алавердова очень интересный самобытный живописец Анатолий Макаревич. Увы, плодотворную его работу остановила смерть.
Энгелина Хасина клуб возглавляла (и делала это энергично и ответственно) последние пять лет. Она так же, как и предшественники, была играющим тренером: ее дивные, полные нежности и красоты композиции из бисера – сама поэзия.
Ах, яблоневый цвет!
Ты розовый и белый,
Как подвенечный ты убор,
Предвестник яблок
налитых и спелых,
Сам просишься в мой
бисерный узор.
Это стихи Хасиной об одной из лучших ее картин, ее узорчатого бисерного чуда.
У истоков бурной клубной деятельности стояли такие асы, как известнейший художник-факсимилист Николай Мостовой; замечательный скульптор, автор многочисленных в России и Белоруссии памятников, в числе которых и знаменитые кисловодские «Журавли», Марк Роберман; удивительный, тонко понимающий природу и трагические извивы истории живописец Исаак Вайншельбойм; Рудольф Розенблюм, чьи мастерские чеканки умело сочетают традиционно еврейскую и русскую сказочность, древнюю мифологию с буйной фантазией автора.
Вы, конечно, обратили внимание на то, что клуб здесь, в Америке, пропагандирует наше, иммигрантское искусство, растущее от корня великой русской художественной школы, и не только искусство изобразительное, но и прикладное, то, что принято было называть народным. Дескать, как пелось в каком-то старом фильме: «Не народные артисты, а артисты из народа». Но век двадцатый уже давно со времен гениальных выбросов Баухауза, заставившего признать важность, первостепенность даже, творчества прикладников, обе ипостаси искусства – и изобразительное, и прикладное – провозгласил равноценными. Что и стало лозунгом и бенсонхёрстовского художественного объединения, и галереи еврейского народного творчества при организации Бней Сион (на 134 East 39 стрит в Манхэттене, близ вокзала Гранд Сентрал).
Нужно вам сказать, что постоянно действующая эта галерея, созданная и руководимая Ильёй Натанзоном (тоже из отряда подвижников) – безусловно феномен культурной жизни русскоязычной (русскодумающей, русскочувствующей) общины, да и американской культурной жизни тоже. На мой взгляд, название этой галереи, вызывающее у некоторых ассоциации с самодеятельностью районного масштаба, уже давно не соответствует, а может, не соответствовало и изначально, высокому художественному уровню представляемых ею практически всегда неординарных самых разных произведений еврейских, в большинстве своем, русских, украинских, литовских, грузинских, американских мастеров, среди которых немало профессионалов высокой пробы и любителей, явно «перепрыгнувших» планку профессионализма (помните, незабвенный Окуджава говорил о себе: «Я дилетант высокой квалификации»). Причем бруклинские (и примкнувшие к ним) художники успешно мигрируют с собственно клубных выставок на выставки в здании Бней Сиона, да и в постоянной экспозиции натанзоновской галереи их работы – ядро.
На разных этапах большого пути в состав клуба вливались свежие силы: Ася Оранская – живописец и поэт, художник в поэзии и поэт в трепетной, пронзительной живописи; Марк Рабинович, тяготеющий к архитектурным ландшафтам; Марк Калпин, талантливейший пейзажист; яркий сюрреалист Александр Шабатинас; Яков Клейнерман, кудесник «лесной» скульптуры, умеющий вдохнуть жизнь, одушевить и корень, и ветку, и замысловатую какую-то корягу...
Множество новых имен художников, интересных и значительных. С творчеством новичков познакомиться мне посчастливилось на последней галерейной выставке. В числе талантливых новобранцев Игорь Бессчастнов, архитектор, что очень часто проявляется в светлых его пейзажах. Один из оракулов современной архитектуры рассматривал зодчество как ритуал служения Богу. Наверное, архитектурные пейзажи тоже? Рукодельную поэму из раковинок сотворили Нина Цыпина и Матвей Соловей. Их дивный летучий голландец, их крылатая мечта стремительно возносится к небу. А как хороши, как продуманно элегантны, как необычны картины – абстрактные композиции из кожи, ткани и камня – Фрэды Ворошиловской!
Бог ветра Футэн из японского пантеона божеств всегда носит огромный мешок, из которого и выбрасывает ветер. Ветер удачи, ветер ярости, ветер желаний. У Евгения Тоневицкого, верно, тоже есть волшебный такой мешок. В его чувственной живописи и особая пластика, и яростная сексуальность, и гимн женщине и женственности, а в отточенной графике философский анализ все той же извечной проблемы – мужчина и женщина.
На этой выставке и несколько премьерных показов. Присутствие здесь работ такой замечательной художницы, как Гульнара Циклаури (вы читали о ней и ярком ее творчестве в одном из недавних номеров нашей газеты), придает форуму особый статус.
Для Регины Владимирской искусство – профессия единственная. Она дизайнер и отличный педагог, в ее школе рисунка почти полсотни ребятишек постигают начатки изобразительного искусства, которое, как известно, воспитывает подчас куда лучше любых нотаций и проповедей. Но Регина еще и очень интересный живописец и колорист. Ее экспрессивные полотна привлекают внимание, а особенно триптих «Театр» – словно иллюстрация к шекспировскому «Жизнь – театр, а люди в нем актеры». И в разных ситуациях человек порой становится совершенно другим.
И особо хотелось бы остановиться на дебюте одареннейшей Евгении Розенцвит. Но сначала небольшое отступление. Конечно же, в творчестве мастеров клуба немало работ, посвященных иудаике. Что это такое? Живопись, графика, ваяние, литье и т.д., и т.д., отражающие реалии и мифы еврейской жизни во всех ее проявлениях, что было под жестким запретом больше двух тысячелетий. Возродил иудаику, совершив настоящий подвиг, Мориц Даниэль Оппенгейм. И тут, как плотину прорвало – таланты выплеснулись и затопили мир. Мы знаем иудаику гениальных Пэна, Шагала, Пастернака, Юдовина и – несть им числа. На клубных экспозициях видели трагические, всегда с эмоциональным надрывом, картины Холокоста Вайншельбойма; очаровательные, полные грустного юмора скульптурные эскизы памятника клэзмерам, безвестным еврейским музыкантам, Робермана; чеканные рассказы Розенблюма... А вот сейчас керамика Евгении Розенцвит.
В первую очередь, она абсолютно оригинальна. Во-вторых, безмерно талантлива. И – главное – рождает эффект присутствия, каким-то непостижимым образом увеличивая в воображении зрителей свои миниатюрные жанровые сценки и выразительнейшие портреты до размеров реальных. И мы вдруг оказываемся на улицах в вечность ушедших местечек, встречаем оживших их обитателей – вот таких, какими они были, с их характерами, бедами, нищетой, с их не дающим пропасть особенным юмором, с их покорностью судьбе и одновременно невероятной жизнестойкостью. Ах, вы, деды-прадеды! Как сумела показать вас совершенно современная художница! Откуда это почти генетическое знание, это глубочайшее постижение невозвратимо погрузившихся в историю жизни этих образов? Какой титанический труд стоит за воссозданием прошлого? Великолепно!
Взгляните на статуэтку старика, на необычный девятисвечник из отдельных крохотных фигурок, на эти вот керамические усеченные конусы со скругленными вершинками, которые, наподобие русских матрешек, вкладываются один в другой: на каждом виртуозно выполненная динамичнейшая сценка-мелодия старой-старой жизни: воистину искусство сказа. Евгения -–профи. Она и здесь, в Америке, работает в художественной керамической мастерской. Увлеченно рассказывает о том, как делает глиняные заготовки, обжигает, окрашивает, наносит тончайший рисунок, глазурь. Потом снова обжиг – готово! А перед этим – множество эскизов. Труд, труд, труд...
Большинство новобранцев – из уже следующих за ветеранами поколений. Но и старая гвардия в строю, дерзостью, увлеченностью, делом подарив старости цель, смысл и радость.
Уходя с впечатляющей этой выставки, я подошла к Илье Натанзону, чтобы попрощаться. Рядом с ним стоял совсем молодой парень и показывал фотографии своих картин: более чем любопытные сюжеты и композиции. Николай Чистяков пришел, чтобы подать заявление о приеме и в клуб, и в галерейную гильдию художников. Ну что ж, в добрый час! Время - вперед!