Есть мнение.., или Пустите Мурку в Карнеги-Холл

Московский Еврейский хор – слышать его стройное вдохновенное пение приходилось лишь фрагментарно, в радио- и телепередачах. И вдруг, о радость! – хор приезжает в Нью-Йорк. Узнал о его американских гастролях слишком поздно, пришлось в пожарном порядке высвобождать вечер и мчаться в Манхэттен в надежде раздобыть лишний билетик. Госпожа Удача в образе милой молодой женщины улыбнулась мне, и за три минуты до начала концерта обрел я вожделенный билет, чему рад был безмерно.[!]
Что сказать вам, дорогие друзья? То, что звучало под сводами прославленного Карнеги-Холла, было запредельно, надпредельно прекрасно. Мы слышали подлинные храмовые песнопения, мы улетали туда – в глубь тысячелетий, мы входили под своды Соломонова храма, нас потрясали яростная патетика, прозрачная элегичность, торжество мысли, воплощенное в этой музыке, древней и новой, восходящей к страстям и страданиям сегодняшним.
Боже, как звучал этот хор! То грозно, то нежно, то радостно, то отчаянно. В его пении была истинно еврейская выразительность, выросшая из всей многотысячелетней истории народа мужественного, долготерпеливого, всеми гонимого, талантливого и гордого. На сцене всегда был миньян – 10 мужчин возносили к небесам молитвы. Какие голоса! Каждый – солист, профессионал экстракласса, но все вместе – редкостно слаженный ансамбль. И дирижер – создавший уникальный этот певческий коллектив Михаил Турецкий сумел добиться особого звучания и согласованности хора, предложить ему, не отступая от традиций, свою трактовку каждого из исполняемых произведений, наделив их необычайной, возносящей, очищающей духовностью, передающейся слушателям.
В настроении торжественном и восторженном, в нетерпении вернулся я после антракта в зал. Увы! Это был уже совсем другой концерт, т.е. просто хороший концерт, но не более того, и на сцене, казалось, пел другой хор. Хоть по-прежнему исполнение было виртуозным и созвучие отлично поставленных мужских голосов превосходным, но не стало того главного, что захватывало, что поражало, что притягивало в первом отделении, – не было боговдохновенности. Куда там! Так – шансончики, песенки, а шаланды, хоть и полны кефали, алыми парусами не оденутся никогда. Сидевшая рядом со мною, вся в блестках, дама порадовалась, наконец: «В первом-то отделении было скучновато, а теперь вот настоящая ресторанная музыка». М-да, глас народа… Даже чудесные старые, пришедшие из в прошлом растворившихся местечек песни не помогли – оказались по отношению ко всему протчему чужеродными, ибо по духу близки были к той музыке, что отзвучала до перерыва.
Ну а потом – «Мурка». Да, да – блатная «Мурка», пусть и блистательно аранжированная и исполненная. А почему пел-то ее Еврейский хор? Оттого, может, что чуть ли не сто лет назад бандиты из евреев обогатили воровскую «феню» и воровской кодекс? Принята была «Мурка» на «ура», зашухерила зал запросто, особенно американцев, об чем речь так и не понявших. Но, братцы, ну нельзя же так низко опускать вами же чуть ли не до неба поднятую планку. Всем не угодишь. Не будем говорить о концепции концертной программы или просто о том, что не стоит ронять свое достоинство носителей Духа и замечательных певцов. Но очень хочется слышать в исполнении Московского Еврейского хора, еще недавно звавшегося Хором Московской Хоральной синагоги, то, что не сможет спеть и не сможет так исполнить никто другой.
Борис Гурман