Нужна Мне Ваша Фаршированная Рыба

Вечерний моцион - Яша с Изей возглавляют шествие, следом - в нескольких шагах- Шелла и Слава Львовна - обычный ритуал с июня по август. У Сони болят ноги, и на скамеечке перед домом она председательствует в совете старейшин.
- Что представлял из себя Брайтон Бич от Ошеан Парквэй до Кони Айлэнд, когда в семьдесят третьем сошёл я с борта самолёта?- продолжает Яша. - Запущенные двухэтажные домики - на первом этаже доживают свой век еврейские старики, на втором, на уровне грохочущих поездов сабвэя - веселятся пуэрториканцы.
Несколько кошерных лавок, маленький ресторан, и, пожалуй, всё. Если я чего-то забыл, то оно того и стоит. Грязь и опустошение - таким я застал Брайтон.
Был в Нью-Йорке известный в ту пору ортодоксальный раввин Рональд Гринвальд, если я не ошибаюсь в фамилии, который имел большие связи наверху. Для приёма русских евреев он добился решения мэрии начать строить в Квинсе комплекс современных многоэтажек с дешёвыми аппартаментами.
Когда пошла первая волна и стал вопрос, где селиться, привыкшие к удобствам Москва и Ленинград однозначно выбрали благоустроенный Квинс.Ты же читал Довлатова? Что он видел, кроме достопримечательностей Квинса и красот Манхэттена? Он сказал хоть два слова за Брайтон? Ему нечего было сказать - он гордый и Брайтон презирал.
- Ну, ты загнул...
- А ты почитай.. Например, «Иностранка». Довлатов - певец Квинса. Сто восьмой улицы. О Бруклине, о Брайтоне - ни слова.
А Одесса предпочла презираемый обеими «столицами» Брайтон и только потому, что рядом был океан. Москва и Ленинград наслаждались безводным Квинсом и чурались Одессы, а Одесса имела их всех в ввиду и наслаждалась бордвоком.
Правда, произошла маленькая загвоздочка - в последнюю минуту стала возмущаться местная «интеллигенция», почему, мол, власть думает о русских и забывает о своих. Чтобы успокоить публику, квинсовские многоэтажки слегка разбавили.
А дальше - обычная схема. После того как лифты в Квинсе стали кабинками для изнасилования, питерская и московская интеллигенция дрогнула и стала упаковывать чемоданы, перебираясь в более дорогие, но безопасные районы.
А Одесса хотела жить на море, и когда ей стали наступать на ноги, дамские сумочки начали стрелять.Только и всего. В результате мы имеем Брайтон таким, каким он есть сейчас, где каждый кусок земли стоит бешенные деньги. Банки и рестораны наступают друг другу на пятки... Подпираемые строящимися дорогими кондоминимумами. Вот что за четверть века сделала здесь Одесса...
Не спеша, они дошли до аттракционов - дальше в позднее время идти не рекомендуется, и повернули назад.
- Ты говорил как-то об Евсее Агроне. Обещал выяснить у Мони...
- Тебя, я вижу, потянуло на историю.
- Сам начал...
- Да, ты прав. Хоть это и криминальная, но история. Для того, чтобы бизнесы окрепли, нужны крепкие кулаки. Это потом кулаки призовут закон и установят суд и справедливость.
- Хватит философствовать - ты не Вольтер. Знаешь - скажи. Нет - пошли дальше.
- Хорошо. Я расскажу то, что слышал от Мони. Если что не так - все вопросы к нему.
Их было трое, кого в разное время в среде бандитов называли Первым - Агрон, Балагула и Иваньков, он же Япончик. Царствовал Япончик недолго - с девяносто второго по лето девяносто пятого. И по сравнению со своими предшественниками - Агроном и Балагулой, революцию не произвёл и ничем выдающимся не отличился. Рэкет, наркотики, выбивание долгов... Ничего нового. Стандартный набор. А Первым по праву был признан - Евсей Агрон. Приехал он в семьдесят пятом и правил на Брайтоне почти десять лет.
Евсей наладил контакт с итальянцами, с семьей Дженовезе, в частности, и они первые, кто оценили его и стали величать Доном. Он был жестокий человек, и не мудрено, что у кого-то сдали нервы - летом восьмидесятого в него стреляли на бордвоке. Его тут же доставили в Кони Айлэнд госпиталь - на вопросы детектива Дон ограничился фразой: «Не беспокойтесь, я сам позабочусь об этом».
Он сдержал своё слово и безмятежно царствовал ещё четыре года - пока в январе восемьдесят четвёртого его не подкараулили при выходе из гаража своего доме на Ошеан Парквэй. На этот раз пули попали в лицо и в шею. Извлечь их не смогли, и правая часть лица Агрона навечно застыла в зловещей ухмылке. Когда детектив вновь задал свои вопросы, как и четыре года назад, Агрон отделался фразой: «Не волнуйтесь, я сам позабочусь о своём здоровье.» Знающие люди полагали, что не обошлось здесь без правой руки Агрона - Балагулы, который давно заслужил право самому называться Доном.
Субботним утром четвёртого мая восемьдесят пятого года Агрон по привычке собрался в русско-турецкие бани в Ист-Сайд в Манхэттене. Когда он стоял на лестничной площадке в ожидании лифта, из-за угла коридора вышли двое. Прогремело три выстрела. Говорят, стреляли телохранители.

- Трогательная история. Ты почти Бабель - тебе бы по телевизору выступать с циклом «Брайтоновские рассказы». А что Балагула?
- Балагулу «родили» дыры в законодательстве. Одно из его самых известных и громких дел Балагулы называлось красиво - «цепочка маргариток». По федеральному закону, действующему в то время, оптовики по продаже бензина и дизельного топлива сами должны были собирать налоги на всех своих мелких распродажах с последующей передачей налоговой суммы государству. В Одессе это называется: «Бери - не хочу!» Схема элементарная - создаются оптовые липовые компании, которые продают бензин розничным торговцам и собирают с них налоги. Затем компании исчезают. Где собранные налоги? Тю-тю...
Другая махинация связана с топливом, которое могло быть использовано либо как дизельное, либо как топливо для домашних систем обогрева. Хохма вся в том, что топливо для домашних отопительных систем налогом не облагалось.
Ну как не принять такую подачу? Это, как в волейболе, - есть мяч, который нельзя не погасить. И вновь всё просто - создается Отопительная Компания, которая покупает топливо как бы для отопления, а затем пускает его в распродажу по разряду дизельного, присваивая себе налоговый сбор, полученный с различных торговцев.
- М-да... А на чём же этот умник погорел?
- На самоуверенности. Он пригнал танкер с левой нефтью, стал на якорь в Нью-Йоркском порту и внаглую начал качать нефть. Итальянцы предупредили его: «Ты попал под колпак ФБР. ФБР поставило на трубу счётчик и контролирует каждый твой шаг». - Он отмахнулся...

***
Также, как в Одессе, с гордостью произносят: «Я с Молдаванки», в Нью-Йорке - особый шик признаться в бруклинских корнях. Губернатор Патаки во время предвыборной компании бьёт себя в грудь: «I am a Brooklyn guy!» - что должно восприниматься, по-видимому, так: «Ребята, я свой!»
Регина поменяла компанию - перешла в брокерскую фирму, расположенную во Всемирном Торговом Центре. Рождественская вечеринка проходила в ресторане на 104-ом этаже. Зрелище - дух захватывает - страшно и величественно.
Менеджер её, живущий ныне в Нью-Джерси, опорожнив коктейль, неожиданно признался: «I am a Brooklyn guy!» - Регина добавила с гордостью: «Мой сын тоже! Он родился в Бэй Ридже, в Виктория-госпиталь».
Понедельник, 10 сентября 2001 года. Изнурительная августовская духота спала. В полдень Изя вышёл прогуляться по бордвоку. Океанские чайки, не в пример черноморским - крупные и упитанные, лениво вышагивали рядом. Шутя Изя называл их: «Жертвы Макдональдса или продукт американского образа жизни»
Мягкое солнце располагало к благодушию. Впереди маячит шестидесятипятилетие. Дата некруглая, но по местным меркам знаменательная - с этого дня должны начать начислять пенсию. Однако, придётся слегка подождать - для получения пенсии следует отработать как минимум десять лет.
Изя сел на скамейку, закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Слегка задремал.
- «Ещё рокочет голос трубный, но командир уже в седле. Не обещайте деве юной любови вечной на земле», - пропел вдруг над его ухом знакомый голос.
От неожиданности он вздрогнул.
- Чего ты так испугался? Я не кусаюсь, - прогундосил тот же голос и холодная рука обняла Изю за плечо.
- В-вы? - едва выдавил Изя. Дружелюбно улыбаясь, рядом с ним сидел Камердинер.
- Чему ты так удивляешься? Или не рад? - светился Хуна Абович. - Давненько мы с тобой не виделись... Давненько... Ты почти не изменился, раздобрел только... На американских харчах... А волос седых нету. Нету седых волос. Или ты красишься, а?
- А как Ося? - неожиданно для себя произнёс Изя. - Что слышно у Муси? - поправился он, вспомнив чей отец Хуна Абович.
- Не забыл братца, не забыл... - Хуна Абович настроен был благодушно. - Он как Каин, позабыт-позаброшен. Хотел быть умнее всех, всех обшустрить, объегорить. Вот и остался один. Каин он и есть Каин.
А тебя я хочу предупредить... Я ведь люблю тебя. Пусть Регина поспит завтра подольше... Куда ей завтра торопиться?
Хуна Абович кряхтя встал, отошёл на пару шагов, прикрыв ладонью глаза, посмотрел на безоблачное небо, затем почему-то помахал Изе указательным пальцем и хрипло пропел: «Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле». Грациозно поклонился: «Благодарю за внимание», - и... испарился.
- Реги... - Изя схватился за сердце и обмяк.
Полицейская машина патрулирующая бордвок, остановилась возле него минут через двадцать - женщина-офицер обратила внимание на нелепо лежащего на скамейке мужчину и вызвала по рации «Скорую Помощь». С предварительным диагнозом - инфаркт «Скорая» отвезла его в Маймонис госпиталь.
***
Перед работой Регина заехала в госпиталь. К отцу её не пустили, но успокоили: «Для жизни опасности нет. Он находится в реанимационной палате, куда визитёрам доступ воспрещён» Она оставила для него фрукты, сок и уехала на работу.
Регина опаздывала. Она посмотрела на часы и прикинула - пока доедет до Всемирного Торгового Центра и поднимется на 29-й этаж - опоздает примерно на полчаса. В пределах нормы.
Поезд чудовищно медленно подползал к станции. Регина кинула взгляд на часы - восемь сорок пять - успеет. В то же мгновенье раздался короткий визг и вслед прогремел резкий раскат грома. Поезд остановился. Секунд через тридцать из динамика прозвучал истеричный вопль машиниста: «В чём дело?!» Регина вышла из вагона - из вентиляционных отверстий на платформу оседала густая асбестовая пыль.
Она вышла на улицу и сразу увидела чадящую верхушку северного «близнеца». Вокруг сыпались обгоревшие бумаги, осколки раскалённого металла и куски материала, похожего на стекловату.
- Что случилось?! - вцепилась она в первого встречного.
- Вроде бы самолёт врезался.
- Самолёт? Чушь какая-то... Планер что-ли? Но как в такой солнечный день можно не разглядеть небоскрёб?!
Она поспешила к Центру - из зданий в разные стороны хлынули люди, а под оглушительный визг сирен стали съезжаться пожарные, скорая помощь, полиция. Полицейские немедленно стали отгораживать подступы к Всемирному Торговому Центру.
Раздался короткий вой турбин, прогремел взрыв, и над вторым зданием появился стремительно разрастающийся оранжево-чёрный клуб огня. На головы стало оседать искрящееся стеклянное облако. По асфальту зазвенели осколки. В небе кружились бумаги и крупные листы алюминиевой обшивки, трепетавшие в воздухе словно кленовые листики.
Полиция непрерывно отгоняла людей. Под бесформенной металлической конструкцией Регина увидела двоих, лежащих на асфальте в луже крови. Одного она узнала - минут пять назад он сбегал в магазин за видеокамерой и лихорадочно стал снимать... - «Это же исторические кадры!» - Окружающие последовали его примеру, и бросились в магазин за фото и видеоаппаратурой. Теперь возле «оператора» бессмысленно суетились врачи. Поодаль валялась разбитая видеокамера.
Полицейские продолжали настойчиво оттеснять толпу. Вдруг раздался испуганный вздох сотен людей - из окна одного из верхних этажей выпрыгнул человек. Затем с короткими перерывами выбросился второй, третий, четвёртый... Они летели мучительно долго, неуклюже размахивая руками и ногами, и кувыркались в небе - маленькие воздушные акробатики под дымящимся куполом оранжево-чёрного неба. Ветер разносил их в разные стороны.
Регина заплакала.
С грохотом начала рушиться Южная башня...
- Бегите! - заорали полицейские, но и без этого крика отчаяния толпа побежала. Люди падали, поднимались, и снова бежали, бросая свои сумки на землю. Вдогонку неслось облако дыма и пепла. Под истошный вой сирен с десяток полицейских машин вынырнули из-под облака и рванули, спасаясь от густо падающих обломков..
Регина едва забежала в какое-то здание, как волна гари, дыма, пыли и пепла накрыла тех, кто не успел скрыться. Люди накрывались майками, рубашками, прикрывали рот от пыли, кашляли и задыхались. Теряли друг друга в кромешной тьме и перекликивались...
Облако не успело осесть, как медленно, с жутким лязгом стала проседать и рушиться Северная башня. За окном стало темно, как ночью. Лишь покорёженная металло-бетонная сердцевина высотой этажей в шестьдесят ещё несколько секунд продолжала торчать, как кость, с которой содрали мясо. Когда рухнула и она, на месте, где ещё мгновения назад возвышался символ Нью-Йорка, не осталось ничего кроме огромного серо-чёрного облака пыли и пепла.
Закрывая рот и нос носовым платком, она вышла из здания. Полицейские в оцеплении сообщили - туннели закрыты, метро не работает, выходить из Манхэттена можно только пешком - через Бруклинский мост.
Толпа шла молча. На выходе из Бруклинского моста стояли добровольцы и предлагали соки и воду. Продуктовые магазины раздавали напитки. По обочинам дороги врачи из близлежащих офисов спрашивали: «Кому нужна помощь?» Наготове выстроились машины «Скорой Помощи».
До Маймонис госпиталя Регина шла часа три. И всю дорогу думала - это судьба.
У входа в госпиталь она столкнулась с Шеллой. Та бросилась ей на шею и стала рыдать.
- Мамочка, успокойся, со мной всё в порядке...
- Папа! - взахлёб рыдала Шелла. - Доченька... Папа!
- Что папа?! - закричала Регина. - Что?! Говори!
- Нет нашего папы! Нет!!!
Когда Шелла выплакалась, она рассказала Регине, что утром Изя чувствовал себя хорошо, и его перевели в обычную двухместную палату. Сосед включил телевизор. СиЭнЭн многократно прокручивала кадры врезающихся в здания «близнецов» самолётов. Когда показали кадры обрушивающего здания, он вдруг побелел и прошептал странную фразу: «Не обещайте деве юной любови вечной на земле», после чего дёрнулся и - затих.
- Он спас меня! - ударило Регине в голову. - Если бы не папа... - она обмякла и упала в обморок.

***
Изя Парикмахер стал неучтённой жертвой терракта одиннадцатого сентября. Когда-то в России он с интересом смотрел популярный телесериал - «Телефон полиции: 911». С недавних пор три некогда развлекательные цифры стали зловещими, в одно слово произносимыми: «найн-элевэн-атак».

Месяц после терракта в нескольких милях от скорбного места на всех деревьях и в витринах магазинов висели листовки «Missing person...» - «Разыскивается... « с фотографиями исчезнувших, рядом с плакатами - «Nobody destroys our spirit» - «Никто не сломит наш дух». До середины октября в нью-йоркских сквериках горели поминальные свечи.