Несъедобное небо

Признаться честно, я всегда был сластеной и с детства обожаю ваниль. Но на новый фильм Камерона Кроу «Ванильное небо» («Vanilla Sky») я пошел не только поэтому. В конце концов Кроу считается одним из самых оригинальных режиссеров сегодняшнего Голливуда (достаточно вспомнить хотя бы его нашумевшую картину о мире рок-н-ролла и наркотиков «Почти знаменитость» - «Almost Famous»), да и участие таких суперзвезд, как Том Круз, Пенелопа Крус и Камерон Диас, не могло не вызвать интереса. К сожалению, вся эта казавшаяся столь аппетитной смесь на вкус оказалась совершенно несъедобной.
Пересказать даже вкратце фабулу «Ванильного неба» - дело нелегкое, и добро бы сложность эта была вызвана значительностью затрагиваемых тем и серьезностью поднимаемых проблем, решить которые на примитивном уровне невозможно.[!] История кино знает немало примеров именно такой, продиктованной высшими соображениями сверхзадачи, сложности. Взять хотя бы вышедший на экраны буквально пару месяцев тому назад шедевр Дэвида Линча «Малхолленд-Драйв», глубина проникновения которого в самую суть бытия человека в мире даже теоретически не могла бы допустить простого сюжета, поддающегося суммированию в одном абзаце. Но между философией и философствованием - пропасть, и фильм Камерона Кроу явно находится не на той ее стороне, о которой, похоже, мечтал режиссер. В данном случае запутанность сюжета только маскирует полное отсутствие свежих мыслей, оригинальных решений и даже просто честной постановки проблемы. Короче говоря, царящую в голове создателей кашу никакой ванилью спасти не удалось.
Главный герой картины - Дэвид Эймс - писаный красавец, любимец женщин, половой гигант и наследник гигантской империи, в которую входят газеты, журналы, издательства и прочие средства массовой дезинформации американского народа. Проживает он в роскошной квартире на Верхнем Вестсайде, причем по размерам его жилище может смело поспорить с хорошим техасским ранчо, а к тому же еще и украшено оно нехило. В одном углу висит подлинник Моне, в другом - стоит разбитая знаменитым рокером Питом Таунсхендом гитара, в третьем - играет на саксофоне голограммное изображение Джона Колтрейна. Спит Дэвид с красавицей-манекенщицей Джулией Джанни (актриса Камерон Диас), но не любит ее, а теряет голову от танцовщицы Софии Серрано (актриса Пенелопа Крус), которую приводит к нему на день рождения его лучший друг, который, конечно же, тоже от нее без ума.
Дэвид и София проводят ночь вместе, и хотя они всего лишь беседуют «за жизнь», Джулия, опасаясь, что эти платонические (в обоих смыслах слова) беседы перерастут в нечто более существенное, предлагает Дэвиду подвезти его домой. После того, как простодушный герой, видимо, не знающий, что садиться в машину к ревнивым американкам небезопасно, соглашается, Джулия на полной скорости обрушивает свой автомобиль с моста, врезается в стену, гибнет сама, а возлюбленного своего оставляет изуродованным покруче какого-нибудь Квазимодо. Все это мы узнаем со слов самого Дэвида, который нудно пересказывает историю своей жизни тюремному психиатру Куртису Маккейбу (его играет Курт Расселл). На встречи с Маккейбом Дэвид, сидящий за решеткой по обвинению в убийстве Джулии, приходит в полностью закрывающей его лицо маске, наподобие той, которую носил Жан Маре в «Фантомасе», и чем больше мы узнаем о его жизни, тем более запутанной она нам начинает представляться.
Чередуя сны с явью и не особенно утруждая себя проведением границы между ними, Кроу постоянно запутывает нас, то меняя ролями Джулию и Софию, то намекая, что никакого уродства у главного героя нет, а маску Фантомаса он носит неизвестно зачем, то наводя на мысли о том, что все происходящее на экране вообще является плодом больной фантазии Дэвида. Для того, чтобы развязать этот узел, в фильм вводятся научно-фантастические элементы, но поскольку происходит это уже почти в самом конце картины, эффект такая развязка производит скорее комический, что, как мне кажется, вряд ли входило в планы авторов.
В оправдание Кроу надо сказать, что зародился весь этот бред не в его голове, а является творением испанского режиссера Алехандро Аменабара, чей убогий ужастик «Другие» с Николь Кидман в главной роли я уже имел несчастье рецензировать несколько месяцев тому назад. В 1997 году Аменабар сделал в Испании картину «Открой глаза» («Abre Los Ojos»), в которую понапихал всякой глубокомысленной европейской галиматьи типа неотличимости сна от яви, непреодолимости страха смерти и прочих псевдофилософских проблем, с которыми в течение уже стольких веков никак не могут справиться лучшие умы Старого Света. Аменабара отчасти извиняет то, что в момент создания картины ему было всего 24 года, а вот Тома Круза, который, несмотря на свои преклонные 39 лет, в самом прямом смысле купился на такую дешевку и приобрел права на ее, как сейчас принято говорить, «римейк», оправдать уже сложнее. Понять еще можно, а вот оправдать сложновато.
Конечно, Круз увидел во всей этой истории зеркальное отражение своей собственной «звездной» биографии и, возможно, задумался: а что будет с ним, если его не сходящая с обложек и экранов харизма будет обезображена шрамом или если он вдруг потеряет хотя бы один из своих ослепительных фарфоровых зубов? Не разлюбят ли и его девочки-подростки и постклимактерические дамы из Арканзаса или с Филиппин? Неужели только за ослепительную красоту ценит его разбросанная по всему миру аудитория, выкладывающая за сомнительное удовольствие посмотреть любой фильм с его участием сотни миллионов долларов? Неужели не за врожденный ум, тонкость натуры, отзывчивый характер и граничащую со святостью доброту обожают его бесчисленные поклонники и поклонницы? И неужели ему, такому красивому, богатому, умному и всеми любимому, тоже придется когда-нибудь умереть? Да как мир вообще сможет продолжать свое существование после того, как его покинет лучший актер всех времен и народов?
То, что Круза волнуют эти поистине вечные философские вопросы, - понятно. А вот почему зритель должен отождествиться с его героем - для меня полная загадка. В конце концов подавляющее большинство из нас редко сталкивается с неразрешимо сложной проблемой выбора между двумя манекенщицами. Мы погружены в нудную рутину оплаты счетов за квартиру, машину, газ, свет, телефон и в прочие повседневные дела. Наверное, я не ошибусь, если предположу, что мало кому из наших читателей приходилось вести борьбу за миллиардное наследство, сражаться со злокозненными акционерами и отбиваться от навязчивых домогательств самых знаменитых актрис в мире. Каким же образом, спрашивается, мы можем включиться в проблему этого «богатенького Буратино», который к тому же еще и нарциссичен до полного неприличия?
Конечно, героями кинофильмов и литературных произведений нередко являются всякие короли, королевы, мультимиллионеры и прочие аристократы, чья жизнь и заботы не имеют к нам ровным счетом никакого отношения. Но настоящее произведение искусства тем и отличается от дешевой подделки, что его автору удается найти какие-то универсальные проблемы и создать живых, полноценных героев, а не ходульных, механистических марионеток, которыми населено «Ванильное небо». А поскольку Камерон Кроу режиссер все-таки не простой, он и решил, что запутанная до полного абсурда фабула поможет ему обвести вокруг пальца доверчивого зрителя и скрыть абсолютную ничтожность выдаваемых за высокую экзистенциалистскую философию проблем. Никак нельзя сказать, что этот его замысел не удался - подавляющее большинство американских кинокритиков с радостью принялось хлебать всю эту ваниль столовыми ложками. Как их при этом не стошнило, я, по правде сказать, понять не могу.
Сценарий «Неба» убог и беспомощен. Наверное, он мог как-то проскочить в Европе, где не перевелись еще, видимо, мазохисты, получающие удовольствие от начисто лишенных какого бы то ни было смысла, но очень заумных картин. Будучи же перенесенной в Америку и перелопаченной по голливудским стандартам, история запутавшегося в своих снах и любовницах плейбоя стала и вовсе смехотворной.
Все занятые в фильме актеры срочно должны быть отправлены в запас в связи с полной профнепригодностью.
Испанская красавица Пенелопа Крус (которая, кстати, играла ту же самую роль в оригинале Аменабара) не поднимается над уровнем студенческой декламации текста - так и хочется пропеть ей популярную некогда песенку «Шла бы ты домой, Пенелопа». Своими пышными волосами она трясет потрясающе, но все остальные тайны искусства ей еще только предстоит постичь. Правда, Крус извиняет хотя бы то, что играть ей пришлось на неродном языке - у остальных же членов этого, с позволения сказать, ансамбля никаких оправданий вообще нет и быть не может.
Камерон Диас уверена, что актерское мастерство состоит только в том, чтобы очень сексапильно и соблазнительно скалить зубы. Курт Расселл легко мог бы поменяться местами с Джеффом Бриджесом, столь же бесцветно исполнившим абсолютно ту же самую роль тюремного психиатра в недавно вышедшем «К-Паксе» - ни тот, ни другой фильм от этой замены ничего бы не потеряли, хотя и выигрыш тоже был бы вряд ли заметен невооруженным глазом. Джейсон Ли, играющий лучшего друга Дэвида, вообще никогда не баловал зрителей разнообразием, являя нам из фильма в фильм один и тот же образ полудурка. А сам Том Круз не может ни в кого перевоплотиться даже под угрозой смертной казни. Его арсенал ограничен набором стандартных приемов, самыми яркими и запоминающимися из которых являются следующие. Если перед тем, как произнести очередную фразу, его герой кивает головой и заговорщически подмигивает, значит он уверен в своих силах и смотрит в будущее с оптимизмом. Если он нервно подергивает шеей и щурится, значит видит собеседника насквозь и уже давно разгадал все его коварные замыслы. А если у него непроизвольно открывается рот, значит - он чем-то несказанно удивлен и сейчас запросто может впасть в истерику. В общем, не смогла столь любимая Крузом сайентология сделать из бывшего красавчика, а нынче просто потасканного и стареющего лицедея настоящего актера. Не к Хаббарду ему надо было обращаться, а, наверное, все-таки к системе Станиславского. Глядишь, на старости лет не остался бы без бокала «Дом Периньона» и столика во «Временах года».
Короче говоря, обманули меня. «Ванильное небо» оказалось не ванильным, а наоборот, каким-то резиновым. Неприятное ощущение после него не проходило в течение нескольких часов, как бывает всегда, когда по ошибке съешь какую-нибудь гадость.
Оценка, по нашей традиционной десятибалльной системе, естественно, кол, хотя и его, честно говоря, чуть-чуть многовато.