Мир дому твоему

Кто из нас не ощущал приливов тоски и раздражения, въезжая в города и пригороды, заставленные однообразно похожими кварталами домов и безликими офисами, унылыми, как костяшки домино? С легкостью признаюсь, что мне, пришедшему из той, прошлой жизни, да и многим из моего и старшего поколений продолжают нравиться жилые дома, построенные незадолго до и после Второй мировой войны. В России их называли “сталинскими” - одно из реальных достижений той эпохи, привнесенное с Запада, хотя в России хватало и своих талантов.
И мне всё так же близка архитектура, в которой масштабы домов, квартир и улиц гармонируют с физическими размерами человека - да лучшего я не видел и не знал. Если же развить навязший в зубах стереотип “архитектура - застывшая музыка”, то и музыка бывает барочная и классическая, постмодернистская и просто плохая. В конце концов, весь вопрос в том, какой частью тела повернут автор к человеку и природе, и есть ли, вообще, у автора своё лицо. Творчество - всегда поле для выяснения отношений, всегда борьба школ и амбиций. Но если в кругу профессионалов зайдет разговор об отношениях “современная архитектура - человек”, то обязательно всплывет имя Моше Сафди.
Звезда М. Сафди взошла на горизонте мировой архитектуры в 1967 году, когда ему было 29 лет. Рожденный в семье сефардов в израильской Хайфе, он уехал подростком в канадский Монреаль, где с блеском закончив Мак-Гилл, самый престижный университет, затем оказался в американской Филадельфии, в мастерской у Л.Канна - архитектора с мировым именем. С 1978 года возглавил архитектурный центр и школу в американском Гарварде. Работал профессором в Йельском, Tель-Авивском и других престижных университетах. Работает и реализует проекты по всему миру. Эта, выпашая ему, по-прежнему редкая возможность жить “везде”, впитывая мировую культуру, как солнечный свет, поворачиваясь за ней, как подсолнух, все время подпитывает его идеями и энергией. Первым проектом, принесшим Моше всемирную известность, стал жилой дом “Обитатель-67”, построенный на острове, на реке святого Лаврентия, в комплексе зданий, входящих во всемирную выставку ЭКСПО-67, в Монреале. Дом стал не только дебютом архитектора, но и всемирной сенсацией, блестяще реализованным экспериментом. Как соединить условия «плотной» городской жизни с врожденной тягой человека к индивидульности, к естественной отгороженности от других? Как разрешить ему при этом не только иметь окна и террасу с видом на окружающий мир, но еще и дать ему крохотный садик для цветов и травки? «Обитатель-67» внешне похож на дерево с подвешенными бетонными кубиками комнат или пчелиные соты. Такая лего-структура подчинена перечисленным идеям, а не самоутверждению автора или игре архитектурной формой.
С тех пор много аналогичных проектов было заказано и реализовано Сафди в разных странах мира: в Пуэрто-Рико, в Сингапуре, в Тегеране. Некоторые скептики иронизируют, что в 67-м он спроектировал сады на террасах в северной cнежной cтране. Сафди отвечает: «Я делал концепцию для любой страны мира. И я рад, если мои партнеры и коллеги, уточняя мои идеи, добавляют в эти cтруктуры стеклянные крыши или солярии. А тот дом и по сей день для многих как Утопия. И хотя он был моим первым зданием, даже и сегодня, после стольких лет, cотни людей хотели бы в нем жить. И очередь - «лист ожидания» на покупку кондоминиума в моем «Обитателе» - такая же длиннная, как 30 лет назад. Это и есть мой ответ критикам. Кстати, у меня там тоже до сих пор есть квартира», - добавляет он.
Пока многие архитекторы ищут вдохновения в дизайне зданий и этим живы, М. Сафди видит архитектурную идею и исполнителя как инструмент, как проводник, связывающий природу и географию места с человеком. Он и считает себя таким проводником или мостом, и это не показная скромность. Архитектура должна, в идеале, стать частью природы и эволюции, которая все же существует. Сделать функциональное гармоничным. Отсечь все лишнее в проекте - как отыскать скульптуру в куске мрамора, оставив суть. Вплавить здание в окружающую среду, учтя и материалы, и архитектонику.
Но зачастую архитектору мало быть талантливым. Надо уметь убедить заказчиков или жюри конкурса в своей правоте, в нужности именно твоей идеи. В таких ситуациях на Сафди “работает” все: и его импозантность - умение носить костюм и галстук к рубашкам, которые, между прочим, шьют специально для него - по его эскизам. И легкость общения с собеседниками в сочетании с глубиной мысли - без малейших оттенков снобизма или авторского блеска в глазах, отдающего безумием.
И прекрасные макеты его зданий, изготовленные в офисе высококлассными профессионалами. Эти макеты, легко собираемые и разбираемые, порой способны превратить обсуждение в игру с кубиками, в которую с азартом втягиваются все, как это произошло при обсуждении проекта Музея Пиабоди Эссекс в Сайлеме, Массачусетс. Cафди умеет слушать и умеет говорить вещи вполне откровенные - быть, что называется, нормальным, живым человеком. Выйдя из своего кабинета в Бостоне навстречу кинодокументалистам из Канады и подав всем кофе, он воскликнул: «Боже мой! Вы привезли bagels (бублики) из Монреаля! Можно я возьму пару для моей дочери? Она их любит, говорила, что вчера видела их во сне. Что, это вы и привезли для нас?! И эти вишни в корзинке - тоже? Ну, ребята, вы меня завалили подарками. Говорите, надо бы вымыть? Ну, еще бы, еще бы». И, лукаво подмигнув, cрывает с веточки несколько вишен и немедленно бросает их в рот. В серьезной же беседе он скажет следующее: «Сейчас и я, и 65 архитекторов, работающих в объединении “М. Сафди и Ассоциация”, завалены работой на много лет вперед. Но я помню и другие времена. Вскоре после большого успеха «Обитателя-67» в Квебеке поднялись волны французского и, соответственно, англо-канадского национализма. И вот что тогда нам сказали не открытым текстом, но прозрачно дали понять в частной беседе: «Вы - евреи, а не французские канадцы, вот и работайте с евреями, а на нас не рассчитывайте». Мой друг в ярости ответил, что такой язык звучал в последний раз в Германии, в 1945-м, и передал им привет от Гиммлера. Помнится, я безуспешно писал по этому поводу письма премьер-министру Трюдо и местным властям в Квебеке. Это была странная ситуация - мы работали в разных странах мира, а в Канаде до 1978 года нам работу не давали; я устал ощущать себя “обиженным евреем” и принял предложение из Гарварда, где и возглавил Центр дизайна и школу архитектуры. А в Канаду мы вернулись позже, и на белом коне». На самом же деле Моше никогда не забывал ни своего еврейства, ни своей страны. Будучи студентом, он приезжал на лето домой: не только отдохнуть, но и поработать в кибуце.
5-го июня 1967 года, в разгар Всемирной выставки и первый день Шестидневной войны, он звонит в консульство Израиля в Канаде и просит записать его добровольцем в армию. И хотя война окончилась раньше, чем он туда успел добраться, он все же летит в Израиль, где выступает на конференциях в поддержку и защиту своей родины от имени евреев Канады. В 1970 году он открывает свой офис в Иерусалиме и начинает реализовывать один проект за другим. Но отвлечемся ненадолго от его идей. Обратимся к их реальной ценности по воздействию на человека. В 1976 году, там же, в Иерусалиме, он начал работу, которая закрепила за ним мировую славу блестящего архитектора и дизайнера. Мемориал детям, погибшим во время Катастрофы, - одно из самых сильных переживаний чувства боли и горечи, которое испытывает каждый приходящий в музей жертв фашизма, «Яд ва-Шем», в Иерусалиме. Это - небольшая, темная, даже, скорее, черная комната без единого окна, врезанная в склон холма, как пещера. Пол, стены, потолок - все это темные зеркала. В центре зала горят пять свечей, чьи тысячекратно повторенные зеркалами отражения наполняют этот черный космос.
Cпециальным образом наклоненный пол и те же зеркала создают у входящего ощущение полной дезориентации и потерянности в пространстве - даже пол под ногами кажется опасным и неопределенно глубоким. Ты стоишь или висишь, как потерянная душа, вырванный из реальности, из жизни, как были вырваны и убиты нацистами эти дети, а их было полтора миллиона. И все, что ты слышишь в полной тишине, - это негромкий голос, называющий имена погибших детей одно за другим.
Премьер-министр индийской провинции Пенджаб, войдя в эту комнату, расплакался, а выйдя, тут же попросил о встрече с архитектором. Когда Сафди позвонил ему, он сказал примерно так: «Вы, евреи, страдали и мы, сикхи из Пенджаба, страдали - и от англичан, и от властей. Я хочу попросить вас сделать у нас Музей наследия сикхов». Позже, в пенджабской столице Чандигарх, Сафди увидел наяву один из самых знаменитых проектов кумира его молодости, архитектора Ле Корбюзье.
Именно ему, одному из мэтров мировой архитектуры, в 40-50-х было доверено осуществить проект целого города. Но ни реальный Чандигарх, ни концепции Ле Корбюзье, провозгласившего “смерть улицам”, сегодня уже не устраивают Сафди. Город должен быть живым, уютным, наполненным людьми, считает он. Чандигарх же и сегодня не стал привычно шумным, именно, индийским городом. Широкие пустые бульвары, где часто разобщенные здания, стоящие отдельно друг от друга, разделены большими пространствами травяных газонов и рядами деревьев, а просторные полупустые площади кое-где заставлены бетонными структурами - вся официальная часть города иногда напоминает сюрреалистические городские пейзажи итальянца де Кирико, пронизанные ощущением пустоты и тревоги. Здесь нет хаоса, но этому порядку не хватает жизни, живых человеческих голосов - так видит и считает Моше.
В 1988 году правительство Израиля заказывает Сафди проект целого города Модиина. Так у Сафди появился свой Чандигарх. Интересно, что Модиин - древнее поселение, стоящее на полпути между Иерусалимом и Тель-Авивом, - в далекой библейской истории был родиной Маккавеев. Получив редкую возможность начать город, что называется, с нулевой отметки, архитектор cтарается реализовать свои главные идеи, опираясь на опыт и ошибки прошлого и своих современников. В одной из его книг “Город без автомобиля” Сафди пишет, что город возникает на стыке и пересечении искусственной и натуральной форм жизни.
И успех ожидает того архитектора, который, проникнувшись духом и душой этого пространства и этого места, вплетает в него дома и дороги, не насилуя природу. «Слишком часто, - считает Сафди, - архитекторы навязывают сеть дорог на холмах и долинах, разделяя микрорайоны дорогами, усиливая изоляцию людей. Надо отыскать контакт с окружающей средой, усилить то лучшее, что она может дать и дает». Как архитектор, он не хотел бы видеть город безликим, похожим на сотни других - со скучной сетью дорог, ведущих к деловому центру и огромным торговым зданиям. Уже по ходу работы в мастерской был создан макет всей застройки будущего города площадью в 50 кв. метров, повторяющего детали будущих районов и ландшафта. На нем видны зеленые ручьи парков и трав, рощи, где школы и дома c террасами, не выше трех-четырех этажей, органично входят и вливаются в центр, где площади отделены от деловой части. На запад от центра выходит огромный парк - «легкие» города. Острова зелени будут повсюду - это и Долина сосен, и Долина пальм. Дома же на вершинах холмов будут высокими, обрамляя город стройным полукольцом. Первые новоселы приехали в Модиин в 1996 году. Сегодня население превысило 30 тысяч. Еще предстоит решать много задач, в том числе проблему гармоничного соединения индивидуальных и многосемейных домов, определить перспективу развития города, его социальное место на карте страны...
Время все расставляет по местам. Наступил день, когда имя и проекты Моше Сафди вернулись в Канаду - в виде многочисленных заказов, золотых медалей и степеней, изданных книг и пиетета. Сегодня в Канадской архитектурной коллекции создан специальный архив М. Сафди, где хранятся более 130 тысяч его набросков и эскизов, документы и копии 150 его лучших проектов. В одном из интервью Сафди сказал: «Иногда меня обвиняют в идеализме, в утопическом мышлении. Как известно, нельзя осознать пороки системы, находясь внутри неё. Надо дистанцироваться, забыть на минуту о технических и социальных ограничителях - помните, как у физиков: достаточно ли ваша идея безумна, чтобы быть правильной? Например, в книге «Город без автомобиля» я предложил создать в разных районах города и пригородах гигантские башни-гаражи для машин общего пользования. Все машины будут оплачиваться людьми в рент, и въезжая в город или подъезжая к месту, куда необходимо попасть, люди смогут оставлять машины в следующей башне, что решило бы проблемы парковки и облегчило нагрузку на окружающую среду. Возможно также совмещать эту систему с существующей. Безумная это идея, нереальная? Покамест да. Но это - один из примеров утопического мышления. Что же до масштабов влияния «Обитателя-67» и моего вклада в архитектуру, то надо подождать еще лет 50: проверить временем. Дело не в том, хотим ли мы так жить, а в том, по средствам ли это людям и обществу».
Один из любимых проектов Сафди, реализованных в Бостоне, - церковь Школы бизнеса - цилиндр, стоящий на лугу неподалеку от школы, с круто примыкающим к нему солярием. Под окном солярия - сад и японский пруд, и в атмосфере покоя и созерцания есть благость и припоминание религиозного чувства, сегодня почти утраченного. Внутри церкви алтарь из камня - венчающие верхний обод цилиндрической крыши, вращающиеся призмы отбрасывают осколки радуги на пруд и сияющую зеленую траву. Может быть, это и хорошо, что они рядом - корпус Школы бизнеса, стоящего на службе “золотому тельцу”, и здание духа, его уравновешивающее. Без этого баланса души и тела, без поиска истины и жить не стоит. И хорошо, что в этом непростом мире есть мастера и архитекторы, подобные Моше Сафди, несущие теплоту и человечность, которых нам всегда недостает. Градостроители, “прорабы духа” масштаба М. Сафди, их труд и круг их идей и есть те прочные мосты, идущие из настоящего - в будущее. В этом году М. Сафди исполняется 65 лет. Но до подведения итогов еще очень далеко...