О канарейках, американских вдовах и дефиците времени

Некогда - во времена уже незапамятные - в ходу была поговорка «время - деньги». И то и другое могло быть промотано самым беспутным образом, а могло быть истрачено с толком, но в конечном счете золото было высшей наградой. Сейчас в Америке повсеместно ощущается острая нехватка времени. И как это происходит с любым товаром, рыночная стоимость времени резко подскочила в связи с его дефицитом.
В штате Флорида пациент предъявил своему врачу-офтальмологу счет на 150 долларов за то, что ему пришлось дожидаться битый час в приемной. За 25 долларов нанимают человека забрать одежду из химчистки. По всей стране открываются «бюро добрых услуг» - его работники заменяют перегоревшую лампочку, доставляют на дом готовый обед, подвозят в аэропорт, возвращают взятые напрокат видеокассеты, прогуливают собаку в отсутствие хозяина, играют с одичавшей от одиночества кошкой. Все, естественно, за деньги, - но это оправдано, ибо теперь время не деньги, а дороже денег.
Вот, например, счет на 45 долларов, предъявленный одной из этих услужливых контор своей клиентке - экономисту из штата Флорида: 25 долларов за выдворение живой ящерицы из духовки, 20 - за доставку 59-центовых булочек на пикник, который устраивают члены ее семьи, естественно, без нее - у нее нет времени.
Известный американский социолог Луис Харрис пришел к выводу, что время стало самым драгоценным товаром на американском рынке. Согласно проведенному им опросу, свободного времени у американцев по сравнению с 1985 годом сейчас на 37 процентов меньше, а рабочая неделя за этот же срок, включая время на дорогу в оба конца, удлинилась с 42 до 48 часов. А представители таких профессиональных групп, как адвокаты, финансисты, врачи работают по необходимости (и по потребности) до 80 и более часов в неделю. Время отпусков укоротилось до такой степени, что очень часто это уже не полноценные отпуска, а просто длинные уикенды.
Если так пойдет дальше, кончится тем, что время для 10-х годов нового века станет тем же, чем были деньги и мечта о стремительном обогащении для загребущих и алчных 80-х прошлого века - самой жгучей вожделенностью. В самом деле, взгляните на это «черствое поколение» молодых биржевиков с Уолл-стрит с их колоссальными, нередко запредельными зарплатами и полным отсутствием досуга: свободное время - единственная роскошь, которая им часто не по карману. Они настолько всецело и хронически закручены в работе, что уделить хотя бы крупицу времени собственному ребенку или близкому родственнику представляется им высшим актом благотворительности.
Острый дефицит времени меняет вкусы и диктует моды. Неожиданно подскочили цены на канареек, а спрос на щенков упал - канарейки вошли в моду ввиду своей крайней неприхотливости, уход за ними не отнимает много времени, в отличие от собак. По той же причине впервые в истории Америки поголовье домашних кошек обогнало собачье население.
Особенно болезненно эта вечная гонка общества за ускользающим временем сказывается на семейной жизни. У поглощенных карьерой родителей остается все меньше времени на детей, родительские функции отмирают одна за другой. Помимо дорогостоящих и труднодоступных нянек, вошли в обиход музыкальные открытки на все случаи семейной жизни. Утром ее подсовывают малышу под стакан молока, и когда он ее раскрывает, механический голос желает ему весело и с пользой провести день в школе, а вечером он находит уже другую открытку у себя под подушкой, и она напевает взамен отсутствующих дома родителей: «Как бы я хотела быть с тобой и укрыть тебя одеялом!». И много еще подобных и даже более диковинных суррогатов родительской любви, заботы и ласки готовит сейчас славная открыточная фирма «Холлмарк», этот чувствительный сейсмограф американских нравов.
Популярный социолог Уилл Дюрант однажды заметил: «Того, кто всегда спешит, нельзя назвать вполне цивилизованным человеком». Сегодняшний деловой американец, однако, не может позволить себе не только роскошь тратить время на чтение толстого романа, изучение фуги, путешествие морем, а не по воздуху, пешком - а не за рулем машины. Нынешнему американцу все менее доступно то, что еще совсем недавно считалось абсолютно необходимой затратой времени - на вечер в узком семейном кругу, на освященный вековой традицией ритуал домашнего, в 6.00, обеда.
Не только на живых близких, но и на мертвых не остается времени. Если, к примеру, в 1932 году колонка нравов в газете предписывала вдове горевать по умершему мужу три года, то спустя полвека в той же газетной колонке безутешной вдове рекомендуется не тратить время попусту и ограничить срок траура неделей, после чего немедленно вернуться к исполнению служебных обязанностей. А нынче - и неделя чистой скорби кажется слишком большой роскошью.
Что же произошло? Как случилось, что у Америки такая хроническая и острая нехватка времени? Ведь в блаженные 60-е здесь твердо верили, что компьютеры, роботы, спутники, электронная и лазерная новейшая технология так повысят эффективность труда, что зарплата будет неуклонно расти, а рабочая неделя, наоборот, сокращаться. И это были не праздные прогнозы футурологов. Во время слушаний в сенатской комиссии в 1967 году назывались следующие цифры: к 1985 году американские граждане будут работать только 22 часа в неделю или 27 недель в год и уходить на пенсию в возрасте 38 лет. Таким образом, перед гипотетическим американом 80-90-х годов должна была возникнуть только одна реальная проблема: куда девать эту прорву свободного времени?
В самом деле, компьютеры сейчас повсеместны, спутники вращаются вокруг планет, микроволновые духовки готовят обед за пять минут. Тем не менее Америка живет и трудится, как никогда раньше, - на пределе дыхания. Выясняя причины и следствия, эксперты приходят к выводу, что технический - да еще такой ускоренный, обгоняющий все футурологические предсказания - прогресс несет с собой скрытые издержки. Известный нью-йоркский архитектор, достигший профессионального пика в конце 80-х, с трудом справляется с бешеным ритмом нового века: «Технология взвинчивает ритм жизни. Нас затопила информация. Разум не в состоянии с ней справитьсяя. Темп взят настолько стремительный, что порой я чувствую себя как человек, который пытается уклониться от автоматной очереди».
Парадокс как раз в том, что все технические приспособления, созданные для экономии времени, ускоряют темпы перемен, нагнетают до взрыва непрерывный поток информации и требуют от человека все большей и большей затраты энергии и времени. Как известно из рекламы, мировой финансовый рынок, который до сих пор - несмотря на обвал после 11 сентября - находится в Нижнем Манхэттене, никогда не смыкает глаз». Соответственно, не смыкает глаз ни на секунду честолюбивый молодой банкир из нынешнего «бессонного» поколения уолл-стритовских вундеркиндов - перед ним сейчас покачивается в зале нью-йоркской биржи новый суперкомпьютер, производящий финансовые операции со скоростью в одну триллионную секунды. Даже видавший виды экономист Джеймс Смит - и тот не вынес триллионного отсчета времени: «Господи, что это значит - триллионная секунды?! Время пожирается этими техническими новинками. Я уже не могу сверяться по часам - часы отстают от времени». Напомню, что, если нынешний банкир не выдаст первый миллион к своему 30-летию, его финансовые способности к капиталонакоплению - под сильным сомнением.
Кроме финансистов, особенно тяжко приходится в эпоху, когда главным мерилом ценности стало время, профессионалам высокого класса - врачам, юристам, политикам, архитекторам, ученым, дизайнерам - короче, «людям с дипломами». Чтобы сохранить профессиональный статус, чтобы остаться на плаву конкуренции, они вынуждены превратить свою жизнь в сплошной рабочий день, сверхурочная работа стала трудовой нормой. Чтобы удовлетворить неиссякаемые потребности своих клиентов, эти двужильные работяги пожизненно приписаны к своим конторам, они прикованы к своим офисам, как каторжник - к цепям. «Покой? - недоуменно переспрашивает уже известный читателю экономист Смит и отвечает буквально блоковской фразой: - Покой мне только снится. - «Усталый» - это мое настоящее отчество. Вот представьте, в прошлом году мне всеми правдами и неправдами удалось выкроить из рабочего графика неделю отпуска, и, самим себе не веря, мы с женой немедленно убрались подальше и поглуше, на почти необитаемый островок в Атлантическом океане. Но и там коллеги разыскали меня и срочно вызвали на службу». Добавим - это было не так уж и трудно, ибо деловой американец никогда не расстается с мобильником - ни на пляже, ни в автомобиле, ни, представьте себе, в театре или филармонии, ни в самолете, где он также теперь - несмотря на возросшую опасность терроризма и сворачивание аэрослужб - проводит несравненно больше времени, чем прежде. Однако специалисты, добровольно пошедшие на эту безумную гонку, сознают, какой тяжкий урон она наносит творческим, созидательным способностям человека. Ведь ни один новейший аппарат и никакое чудо технологии не в силах выдать совершенно оригинальную мысль. «В прошлом году я налетал на самолете по делам службы 120 тысяч километров, - продолжает Смит. - Может быть, отчасти от этого у меня ощущение полного отрыва от реальности. Точнее, реальность для меня - мираж, облако, фата-моргана, я с ней нигде не соприкасаюсь. Когда вы уже вошли в этот темп вечной гонки, у вас нет времени на размышление. А ведь именно размышление, анализ, сопоставление - необходимый инструментарий моей работы».
То, что современная Америка взяла курс на крутую гонку, заметно во всем - от телерекламы, сведенной к 15-секундным клипам, до популярных романов, где абзацы не должны превыщать двух предложений.
Где-то в середине 80-х годов, как отметили социологи, американцы пришли к выводу, будто высшим мерилом индивидуальных заслуг и личных достижений человека в обществе являются его профессиональный статус и карьерные интересы. Усиленный карьерный настрой пронизал все американские 80-е. Многие представители престижных профессий - врачи, преподаватели, юристы, архитекторы и т.д. - с величайшей готовностью жертвовали своим свободным временем ради скачка в карьере, что приносило им ни с чем не сравнимое чувство самоудовлетворения и самоутверждения. Однако уже к середине 90-х эта универсальная шкала американских ценностей сильно пошатнулась. Высшие на этой шкале ценности упали в цене из-за чрезмерной трудоемкости их добывания. Письменный стол, например, в американской конторе средней руки по числу мигающей и стонущей на нем электроники напоминает пульт самолетного управления, а непрерывный гул факсимильной машины навсегда похерил мирное затишье между заполнением документа и его доставкой. Вообще, внедрение в американскую контору факса разъело, как заметили социологи, и без того ущербную служебную этику - «исчезает всякое терпение и элементарная учтивость; люди настолько взвинчены, что звонят вам только для того, чтобы дать знать - ваша факсовая линия занята».
Иногда и в мое эмигрантское затишье, в редкие моменты контактов с деловой Америкой, переплескивались остаточные волны этой бурной туземной предприимчивости. Вот мой (в течении двенадцати лет) литературный агент - женщина бойцовской породы, сверхъестественной работоспособности, далеко за тридцать, беременная на седьмом месяце, с американской механической улыбкой и мертвой хваткой при заключении денежных договоров. Ее беременность представлялась и ей, и остальным сотрудникам настолько противоестественной и неэтичной в их постмодернистском офисе с его взвинченно деловой атмосферой, что она вынуждена была прибегнуть к сокрытию своего положения. Делала вид, что совсем не беременна, не допускала никаких снисхождений (из страха конкуренции), не снизила нисколько свою трудоспособность и рабочую загруженность, выбила, уже на сносях, своими хищными, своими волчьими приемами крупную прибыль для себя и для этой старинной литературной конторы и, упустив, очевидно, все натуральные сроки, родила едва ли не в машине «скорой помощи», - а через пять дней как ни в чем не бывало тонко выясняла с юристом, как обойти какой-то обременительный для их агентства пункт в авторском (моем) договоре. Случалось мне встречаться и с другими, испускающими дуговые разряды, американскими уоркоголиками. Но среди моих русских знакомых в таком яростном и бесстрашном напряге работает один только человек: Наташа Шапиро из «Русского базара».
Ускоренный технический прогресс, однако, только частично ответствен за острый дефицит времени в Америке. Благостные ведуны 60-х годов не учли того экономического феномена, который социолог Пола Райман определила, как «тягу назад при устремлении вперед», иначе говоря - как отставание при ускорении. Имеются в виду такие факторы, как инфляция, безработица, безудержный рост стоимости жилья, платы за обучение и медицинское обслуживание. Ведь для того чтобы удержаться на прежнем, так сказать, среднебуржуазном уровне, надо иметь уже не одну, а две зарплаты на семью. Еще раз сошлюсь на Полу Райман: «Американская мечта осталась в целости и сохранности. Все дело в том, что эта мечта сильно вздорожала».
Следить за домом, вести хозяйство и воспитывать 2,4 среднестатистических,на семью ребенка требует, как каждый знает, полной отдачи. Тот факт, что традиционная должность домашней хозяйки в семье все чаще становится вечной вакансией, урезает свободное время у остальных членов семьи сильнее, чем любой другой экономический или социальный фактор. В самом деле, если родители (оба) вовлечены в нынешнее интенсивное рабочее расписание, чтобы удержаться на том, довольно кстати высоком, уровне благополучия, который в 60-е годы достигался одной зарплатой в семье, - то кто-то все же должен найти время для неизбежных и кропотливых домашних дел. « Мы изводим слишком много времени на покупку свободного времени, - замечает экономист Смит. - Что мы фактически делаем - это сокращаем предельно заботу о семье. Но есть предел. Если вы урезаете все вокруг, у вас уже не семья, а предприятие». Если родители рассматривают исполнение семейных обязанностей как своего рода капиталовложение, то в конце концов они начинают и к своим детям относиться не как к индивидуумам, коих надо воспитывать, примеряясь к их особому, детскому ритму жизни, а как к объектам, которые следует непрерывно улучшать и совершенствовать - чтобы оправдать, и с лихвой, вложенный в них вклад драгоценного времени. Психологи с тревогой отметили такую аномалию родительского активизма, как «вундеркиндный настрой» в семье - честолюбивое стремление выжать из собственного ребенка наивысший коэффициент полезного действия в кратчайшие сроки. Такие чудо-дети в страшной спешке и почти без перерыва на отдых переходят от классов каратэ к урокам музыки, затем к компьютерным курсам и электронным играм-головоломкам - в соответствии с научно разработанным для них расписанием. Их общественная жизнь может посоперничать с родительской по чрезмерной усложненности функций.
Этот изнурительный ритм рабочей и семейной жизни стал настоящей проблемой для многих американцев. Где выход? Бюро добрых услуг и другие подобные уловки и паллиативы вряд ли помогут. Только резкие перемены в общественно-экономических отношениях могут предложить реальную передышку в этой неумолимой гонке. А пока что перед американской семьей среднего достатка все чаще встает неотвратимая проблема выбора. Что самое важное? Интересная, всепоглощающая и высокооплачиваемая работа? Более просторная семейная резиденция? Университетское образование для подрастающих детей? Дорогая, но яркая жизнь в столичном городе? Ответ, лежащий на поверхности, - это когда женщины, даже специалисты высокой квалификации, бросают свою престижную и доходную службу и возвращаются в дом, автоматически снимая, таким путем, кризис времени для всей семьи. Однако такое крутое решение вопроса на поверку оказывается утопическим и ложным. Установлено, например, что работающие женщины менее всего склонны к алкоголизму и депрессивному угнетению, несмотря на двойную стрессовую нагрузку - в семье и на службе. С другой стороны, большинство американских семей уже не могут позволить себе роскошь добровольного отказа от второй зарплаты в семье. Не говоря уже о том, что отток из рабочей силы страны такого количества квалифицированных специалистов отзовется травматически на американской экономике.
Что ж, четкого выхода нет. Приходится выкручиваться самим, изобретать компромиссный вариант. Как говаривал Шкловский в таких случаях: «Третьего пути нет. Вот по нему и надо идти».
Все чаще задумываются американцы над той ценой, которую им приходится платить за эту рабочую одержимость, за пристрастие к интенсивному графику, над тем упадком духа, который связан с хроническим переутомлением. Когда мало спишь, видишь мало снов. А жизнь детей должна непременно включать, как с удивлением заметил один из ветеранов скоростной жизни, «такие старомодные пустячки, как долгие вечера с мороженым, любимыми сказками, прочитанными мамой , и беганьем босиком - сколько захочется - по траве», - вместо компьютерного тренажа. Это, конечно, требует времени, но это как раз то, на что его стоит - и даже необходимо - потратить. Ибо сказано: не человек для субботы, а суббота для человека.