РЯДОМ С МОСКВОЙ. Из дорожных заметок

В мире

Злорадство, присущее недоумкам и пошлякам, омерзительно. Они, мол, там мучаются, а мы здесь процветаем, так им и надо. Заметки эти продиктованы болью и состраданием. Желать зла земле, где ты родился, недостойно и глупо. Крах большой, ядерной державы приведет не только к трагедии России и народа русского, но и к гибели оставшихся там сотен тысяч евреев, да и все человечество рискует стать на грань катастрофы. Вот почему искренне желаю оставленной нами стране только одного: покоя и благоденствия.

Собираю по крохам свой оптимизм. Вот мост в Киржач наконец-то отремонтировали, вот отличный торговый центр открыли у деревни, у трассы, вот машины начали останавливаться у перехода через дорогу, вот электричество отрубили всего три раза за лето... Не шаги, шажки робкие, но все же. В этих местах с 1979 года (от нашего лета в тех краях) до начала девяностых ничего не менялось. Теперь это называют “застоем”. Все верно: из года в год в деревенский магазин к десяти часам привозили хлеб. Иногда его получали дачники (по буханке), но чаще рыжая продавщица Тамара выходила на крыльцо, чтобы зычно выкрикнуть, что хлеб привезли только для своих - деревенских. Мы покорно брели домой и жизнь такая, когда и хлеб, и гвозди, и книги - все это было в дефиците, нам казалось нормой.

Впервые за двадцать лет в России нет даже намека на голод. Ныне здесь все ворчат, все всем недовольны, но динамика бытия очевидна. Все не так быстро, не так надежно, не так красиво, но она есть, динамика, и это обнадеживает. Лишь бы не остановилось все, не замерло. В текучей воде, пусть мучительно медленной, есть надежда, в гнилом болоте - нет ничего, кроме тоски и отчаяния.

На расстоянии природные катастрофы кажутся не столь существенными. Вот чудовищная жара прошлого года, пожары в России. В Израиле и духота невыносимая по семь месяцев в году и лес горит регулярно. Живем же, не плачем. Но вот добрался я, наконец, до любимого бора, где каждый пень был прежде знаком и увидел прошлогоднюю российскую беду в обнаженном виде: бурелом на каждом шагу, стоят голые мертвые сосны, кора опала вместе с иглами. Корни, лишенные влаги, отказывались держать дерево. Бледные, безжизненные стволы, мертвый, слишком мягкий ковер под ногами и не одного живого муравейника там, где раньше они встречались на каждом шагу. Лес, умерший от жажды. Бурелом на каждом шагу. Ты попадаешь в лабиринт, из которого выбраться не так уж просто... Но вот и березовая роща: кроны согнуты до земли внезапным гололедом коварной осени. Не распрямились к лету березы, но не погибли, так и стоят уродливо: зеленым убором к земле, “коленопреклоненная” роща... Ходил по остаткам живого леса и мечтал встретить хоть одну, несчастную сыроежку. Нет грибов. Надеюсь, пока нет. Редкие кустики с черникой - вот и все, что осталось от заповедной чащи... В тот день чужая беда стала своей, личной. Говорят, где-то далеко от дороги, у болот, из влажной земли растут лисички, но только отчаянные грибники и в прошлые годы ходили в те леса.

(Вернулся домой, в Ган-Явне. Утром - пробежка в парке. Прошлой зимой суровая буря повалила на землю самую большую лиственницу. Дерево распили и вывезли, остался метровый пень. Прошло полгода - смотрю - пень этот дал две дюжины сильных, покрытых буйной зеленью побегов. Выходит, все дело в корнях. Влажный климат избавил деревья в России от необходимости уходить корнями глубоко в землю. Там пни - могильные знаки - и только. Может и с людьми так, в этом секрет живучести народа еврейского. Топчут, рубят, жгут, а он исправно пускает побеги).

Мои друзья-художники Москву не жалуют. Живут, и давно, на окраине Каширы - бедного городка, больше похожего на большую деревню в пойме Оки. Юг дальнего Подмосковья, земли тучные, урожаи фантастические. Когда-то местные колхозы кормили весь столичный регион овощами. Теперь же знатоки и экономисты утверждают, что легче и дешевле завезти редиску из Израиля, чем вырастить ее на этих землях.

От наших Дубков до Каширы 205 километров - четыре часа дороги через нынешние чудовищные пробки. Главное препятствие - большегрузные фуры - явное следствие криминальных особенностей российской экономики. Очевидные выгоды железнодорожного транспорта сведены на нет необходимостью подвозки к станциям и посредникам в погрузке-разгрузке, что на много удорожит товар. Да и медленно, совсем не спеша, движутся товарные составы. Вот и снуют напрямую монстры на колесах по узким, плохим дорогам от производителя к заказчику и потребителю. Любая промежуточная инстанция, в иной стране помогающая хозяйству, здесь убыточна. За одного с “сошкой” так и норовят пристроиться “семеро с ложкой”.

Поля вдоль дорог, пустоши, как правило, поросли сорняками. На протяжении всей дороги заметили одну большую плантацию кукурузы, но за ней промышленное здание, украшенное наименованием фирмы на английском языке. Государство упрямо не хочет или не может выращивать капусту и морковку, свеклу и картошку... Опасно это потерей квалификации и фатальной зависимостью от чужого огорода.

Высокопарный, гордый стих Тютчева о том, что “умом Россию не понять” нынче звучит приземлено и буквально. Никак, например, не могу понять умом, почему железнодорожный переезд, прямо у Звездного городка, стоящего миллиарды рублей, по сей день, не оборудован и автомобили вынуждены здесь стоять в часовых пробках? Почему большая часть дорог в Подмосковье двухголосная, что делает совершенно невозможным движение по ним, если вспомнить упомянутые фуры? Ничей ум никогда не найдет оправдания свалкам мусора в лесу и на автобусных остановках, при отсутствии обычных железных контейнеров. Скажут - бедное государство. Ерунда это! Мало стран в мире богаче России, но... И это “но” тоже “умом не понять”. Ни одна из деревень вдоль дороги не газифицирована. И это в стране, безмерно богатой голубым даром земных недр. Понять умом это можно, но не сердцем и совестью.
Конец недели - билет на маршрутку стоит на двести рублей дороже. Так объявил шофер. Все спокойно доплачивают сотни к обычной сумме. Едем в тесной, душной, скрипящей всеми суставами колымаге. За двадцать километров до конца маршрута коробка передач “газели” начинает барахлить. Минут пятнадцать шофер, ничего не объясняя, не оправдываясь, ничего не обещая, ведет свою колымагу со скоростью 20 км. в час. Пассажиры молчат, никак не реагируя на потерю времени и возможность вовсе остаться без транспорта на солярке. Все покорны, безропотны. Все, похоже, довольны тем, что машина хоть так, но движется. Внимательно вглядываюсь в безучастные, бледные, одутловатые лица, измученные духотой и обязательными пробками, и вижу, что такое положение вещей - норма...

Вспоминаю гениальный финал “Доктора Живаго”: трамвай, то и дело тормозящий из-за перебоев с электричеством, пассажиров, покорно толкающих обездвиженный вагон, и умершего в безумно дергающемся мертвом трамвае доктора. Ничего не меняется. Так бедный русский народ терпел татарское иго, крепостное право, большевиков... Терпел, терпел, терпел - и это вошло в привычку, привычка формирует характер, а характер...

Слава Богу, хоть юмор не оставил местное население. В той же несчастной, дергающейся душегубке, попытался снять теплую куртку. Задача оказалась сложной. Рядом со мной сидела дремлющая, безучастная девица с наушниками от мобильника в ушах.

- Ты, чумная, - сказала ей сердобольная тетка напротив. - Помоги дедушке, дерни за рукав.
Девица - ноль внимания. Как-то удалось самому содрать куртку. Тем временем, соседку и вовсе в сон потянуло. Ближайшее плечо - мое. Вот она на этом плече и прикорнула.
- Как помочь человеку - так не могём, - ворчливо прокомментировала это событие тетка, - а как отоспаться на старичке - так всегда пожалуйста.
Улыбка облагородила лица всех 12 пассажиров, будто кондиционер включили в чертовой “газелле”. Юмор и свежий, чистый воздух близнецы-братья. Но как мало юмора, улыбок, простой радости в России. Здесь и телевидение не преуспело. Пошлая похабень, которую несут нынешние остряки, вызывает не смех, а слезы.

Одно дело слова, причитания и слезы насчет чудовищной коррупции, чиновного беспредела в России - другое дело наглядные памятники этих безобразий. В Кашире видел огромное жилое здание, отлично выстроенное из красного кирпича, но с пустыми глазницами окон. Мертвый дом был построен пять лет назад, но сразу же выяснилось, что город не в состоянии обеспечить эту громаду водой, электричеством, канализацией... Всё было известно и до строительства всем, кроме будущих жильцов - офицеров, но дом строили на бюджетные средства, и денежки эти нужно было “распилить” как можно быстрее. Говорят, что те чиновники и строители мертвого дома давно уже жируют за границами Российской Федерации.

Таким наглядным образом власти активно формируют армию своих лютых врагов. Причем, подобные виды гораздо хуже зрелища барских усадеб и столичных дворцов в прошлом. Здесь не только зависть к ворам и бандитам, но и отчаяние обманутых, их лютая ненависть к тем, кто самым подлейшим образом оставил бедолаг, владеющих всеми видами оружия, без крыши над головой. Пытка надеждой - одна из самых страшных видов пыток.

Неподалеку от “офицерского дома” расположено тоже почти построенное здание городской больницы. Здесь, судя по всему, чиновники просто украли бюджетные деньги, отпущенные на оборудование клиники. Эти тоже давно уже не живут в бедной Кашире. И будто в насмешку, в подвале недостроенной больницы, власти открыли морг...
В общем, поездка эта активно атаковала мой новорожденный оптимизм, а тут еще прекрасная, полноводная Ока, по которой давно уже не ходят корабли и кораблики, даже обычных лодок заметил совсем немного у полуразрушенных пристаней...

...Тело нации, измученной травмами, становится хронически больным организмом. Можно ли его вылечить - не знаю, но так хочется в очередной, возможный приезд увидеть заселенным “офицерский дом”, березы, стоящими прямо, а на реке-Оке веселые речные трамваи... Без надежды, как и без юмора, жить нельзя.

Аркадий КРАСИЛЬЩИКОВ, Москва - Ган-Явне