Мой любимый враг

История далекая и близкая

Они были соперниками, и соперничество это длилось более полувека. Они были соперниками: последние два могиканина эпохи личностей в политике – перед накатывающимся валом царствования заурядностей новой эры.
Они были соперниками, и более полувека длилась их борьба... Шимон Перес и Ицхак Рабин...

Шимон Перес, он же Перски, один из тех родившихся в Польше и вырванных судьбой из местечка еврейских юношей, чья исступленная амбициозность вместо изучения Торы требовала управления историей.

И Ицхак Рабин, ясноглазый представитель обожаемого, выпестованного, первого поколения сабр, Рабин – наследный принц рабочего движения (подпись его папы Нафтали из Киева стоит под указом о создании Всеобщей федерации еврейских трудящихся Палестины – Гистадрута; маму же – уроженку Гомеля – вообще весь ишув знал под именем «Красная Роза». Оба родителя еще в детстве попали в США; оба потом приехали в Палестину; здесь же и познакомились, и поженились; здесь же, в опаленной сионистско-социалистическими идеалами Эрец-Исраэль, родились двое их детей).

Перес обладал типичной внешностью галутного еврея, сглаженной, правда, природным щегольством; и если восточноевропейский акцент он сумел ценой невероятных усилий слегка удалить из своего иврита, то справиться с некоторой гнусавостью, из-за которой его голос называли «квакающим», оказалось невозможным. Несмотря на годы учебы в США, отпечаток польско-еврейского произношения не изгладился и из его английского, которым, однако, Перес владел в совершенстве. Вместе с тем этот гнусавый еврей сумел стать одним из лучших ораторов и полемистов века, владея словом и искусством импровизации на уровне таких гигантов, как Троцкий, Гитлер, Бегин...

Светлоглазый, русоволосый Рабин, считавшийся в молодости одним из самых красивых офицеров израильской армии, до конца жизни сохранил великолепную артикуляцию и сильный, низкий баритон, чарующий слушателей своим звуком настолько, то сама суть сказанного уже становилась неважной. Его английский, которым он владел с детства, был безукоризненным. Но зато, отдав более половины жизни армии, он так и не научился носить штатскую одежду; по его какой-то вечной неслитости с пиджаком и галстуком в нем сразу и безошибочно угадывался военный, для которого любая одежда, кроме мундира, является немножечко карнавальным костюмом...

Перес, унаследовавший от своих предков – польских цадиков – пиетет перед образованностью, окончил два университета – Тель-Авивский и Гарвардский; эстет и знаток искусств, он стал одним из самых эрудированных политиков второй половины столетия.
За Рабиным стояло не помешавшее врожденному дару полководца смутное военное образование; его титул доктора философии опять же был связан с успехами военными, ибо получил он его от Иерусалимского университета – в связи с освобождением Иерусалима в 1967 году. Что же до искусств, то зрелище Рабина, пришедшего (в качестве главы правительства) послушать сольный концерт Паваротти, надолго развеселило всю страну. «Наш меломан...», - не очень тихо язвили израильтяне.
Переса, ставшего правой рукой Бен-Гуриона в неполных двадцать лет, считали чужаком и выскочкой. Рабина, воспитанника и любимца Голды Мейр, называли надеждой партии.

Шимон Перес, пройдя бен-гурионовскую школу, стал самым блестящим, самым изощренным, самым мудрым и самым коварным израильским политиком, с которым мог сравниться разве что его учитель – и то неизвестно, в чью пользу оказалось бы это сравнение.

Ицхак Рабин стал известным генералом и... харизматичной личностью.
Прошедший невероятные трудности, преодолевший невероятные заслоны, Перес стал по сути непотопляемым. Проиграв ту или иную ставку, он с величайшим хладнокровием наутро начинал все сначала.

У менее привычного к поражениям Рабина случались срывы – вплоть до известного всем случая, когда, нервничая и прикуривая одну сигарету от другой, он довел себя до сильнейшего никотинного отравления.

Почти ровесники (Рабин был на полгода старше), они чуть ли не с самого своего появления на политической арене начали борьбу друг с другом за власть, и тогда еще простодушному воину Рабину и не снились все те скрытые подвохи и явные удары, которые обрушил на него Перес.

Но... хоть именно Перес был отцом израильского экономического чуда, в результате которого годовая инфляция снизилась с 373 до 20 процентов, хоть Пересу принадлежала честь превращения Израиля в ядерную державу, хоть добрая половина международных связей Израиля базировалась на личных контактах Переса, в глазах израильского избирателя Рабин был генералом и участником пяти войн, а Перес – так себе, штафирка...

Конец первому, довольно бесславному, пребыванию Рабина на посту премьер-министра был положен, по слухам, тоже не без участия Переса. Напомню: Рабин тогда был вынужден уйти в отставку после того, как израильский журналист Дан Маргалит выяснил, что Лея Рабин, жена премьер-министра, хранит деньги в иностранном банке, что тогдашним израильским законом было запрещено. Свергнутый таким образом Рабин почему-то очень подозревал, что вышеупомянутое журналистское расследование велось не без помощи его вечного врага и конкурента.

Зато же и отплатил он потом Пересу в своей книге «Военный билет»! Никогда еще острое солдатское словцо, которым Рабин владел в совершенстве, не било с такой силой и по такой мощной цели...

Спустя более чем пятнадцать лет после своей отставки Рабин вновь стал главой партии «Авода» и – премьер-министром.
И вот тут произошло странное. Соратники и недруги, избиратели и проигравший (но не сдавшийся) Перес в полнейшем ошеломлении увидели перед собой совершенно нового Ицхака Рабина – спокойного, мудрого политика и необычайно сильного государственного деятеля. Бог мой, как трудно было теперь, глядя на него, поверить, что это именно ему когда-то кричал Эзер Вейцман: «Ты – главный миф этой страны!»...

Ту идеальную политическую подготовку, которую не смогли дать Рабину ни военное прошлое, ни выучка Голды Мейр, дали – годы войны с Пересом.

И изумленный Шимон Перес вдруг убедился, что выковал в этой борьбе лидера себе под стать.
И три года совместного пребывания у власти они – премьер-министр и министр иностранных дел – были вместе: не по любви, а по необходимости, как в союзе слепого и безногого, но – вместе, и впервые – на равных.
Рабин вновь не остался на своем посту до конца каденции. На этот раз он ушел с политической арены – навсегда.
И – с его смертью впервые согнулся, впервые потемнел ужаснувшимся лицом непотопляемый, несдающийся Перес. Ибо погиб тот, кто пятьдесят лет наполнял жизнь Переса смыслом и ненавистью – его любимый враг.

Кто и когда мог представить себе заплаканного Переса? Кто и когда мог представить, что этот невероятной амбициозности человек, обожающий символы власти, дорвавшись, наконец, до кресла премьер-министра, ни разу в него не сядет, а будет принимать посетителей (в том числе и глав государств) в боковых креслах, как и положено министру иностранных дел в те несколько минут, на которые глава правительства куда-то вышел?!.

А потом встанет, выйдет из кабинета, свернет в один из боковых коридоров и тихо скажет устремившемуся за ним помощнику и доверенному лицу: «Как мне не хватает Ицхака...».