На улицах Парижа

Культура

В Париж я полетела по приглашению К. В. Тачкина, основателя и генерального директора «Санкт-Петербургского балетного театра». В Tеатре Елисейских полeй (Theatre des Champs-Elysees) Тачкин показал небольшой фестиваль «Сезон Ирины Колесниковой». Прима-балерина труппы танцевала «Лебединое озеро» и «Спящую красавицу». Об этих спектаклях, о замечательной русской балерине Колесниковой, о ее уникальной судьбе  я расскажу в следующем номере газеты. Сначала – о прогулках по Парижу, который я не видела больше десяти лет.

Дни были пасмурные и даже дождливые, но Париж – всегда Париж!  Первый раз я полетела в Париж в 1979 году, в скором времени по приезде в Америку: в том же Театре Елисейских полей Михаил Барышников танцевал премьеру балета Ролана Пети «Пиковая дама»... (Когда-то, около ста лет тому назад, на сцене этого театра проходили скандальные новаторские премьеры  «Русских сезонов» Дягилева: «Весна священная» и «Парад»).

С того памятного 1979 года я была в Париже еще раза четыре и никогда не могла насмотреться, «надышаться» этим городом, ностальгия по Парижу всегда со мной. Поэтому в первое же утро пошла просто гулять по берегу Сены. Я дошла до моста Александра III и, как и туристы вокруг меня, остановилась в восхищении от аллегорических фигур, пегасов, ангелов, нимф, украшающих мост. Нимфа с гербом Сены, нимфа Невы с гербом Русской империи...

В Париже огромное количество мостов и каждый имеет свою историю, уходящую иногда за пределы нашей эры. Мировая история, соединенная в одном пространстве, заключенная в прекрасные произведения архитектуры и скульптуры, – не в этом ли одно из очарований Парижа? Но это к слову.

Я просто остановилась и любовалась мостом. Именно здесь началась история, которую я назову «золотым кольцом».
Пока я стояла и наслаждалась красотой моста и видом Парижа на другой стороне Сены, со мной поравнялась молодая женщина, которая, вскрикнув, наклонилась у самых моих ног, что-то подняла и протянула мне раскрытую ладонь. На ладони лежало «золотое» кольцо, гладкое, довольно большое.

Почему женщина обратилась ко мне по-английски, не знаю, но она сказала: «Смотрите, что я нашла! Смотрите, у него есть проба, это золото!»

Молодая женщина явно восточного типа была смугла, большеголова, некрасива, приземиста. Я посмеялась, сказала ей что-то вроде: как вам повезло! И пошла к парапету. Но женщина меня догнала:

«Это кольцо мне не подходит, возьмите его себе!»
«Мне не надо».
«Нет, возьмите, возьмите, мне оно не нужно».
«Мне тоже не нужно»...

Женщина довольно долго навязывала мне это кольцо, но наконец отстала. А я пошла по набережной по направлению к мосту Инвалидов. Со мной поравнялась молодая пара, юноша явно европейского происхождения и смуглая девушка, которая вскрикнула, подняла что-то и протянула мне раскрытую ладонь. На ладони лежало «золотое» кольцо...

«Это не Вы потеряли?» - спросила девушка по-французски. «Нет», - ответила я и начала пристально рассматривать девушку.
Она была похожа на первую (тот же этнический тип), только моложе и красивее. Под моим пристальным взглядом она не стала настаивать и побежала догонять своего спутника. Я видела, как она спокойно опустила «найденное» кольцо в карман куртки.
Накануне отъезда мне повезло - выдался совершенно свободный день, и хотя шел дождь, я отправилась пешком вдоль Сены в сторону Лувра. Шла я не торопясь. У одного из мостов, задержавшись у перехода, я увидела идущего мне навстречу молодого человека, смуглого, приземистого и большеголового. Поравнявшись со мной, он наклонился, поднял что-то и обратился ко мне, раскрыв ладонь:

«Это не Вы потеряли?»
На ладони лежало кольцо...

«Get lost», - ответила я не очень вежливо.
Но молодой человек весело мне улыбнулся: «Oui madame!»
И пошел дальше, сунув кольцо в карман.

Когда позднее мне объяснили, что это – цыгане, я долго не могла поверить. Романтическое представление о цыганах – это знойные, гибкие красавицы в длинных юбках и всевозможных украшениях на шее и запястьях и чернокудрые красавцы с серьгой в ухе –  не вязалось с внешним видом этих низкорослых людей, одетых в куртки и брюки, которые ничем не привлекали внимания в уличной толпе. И никто не мог мне ответить на вопрос: а что было бы, если бы я взяла кольцо?!

Я не успевала обойти все любимые мною в Париже места, но  Собор Парижской Богоматери не могла пропустить.  Нельзя в словах передать, в чем заключена его магическая сила. Почему этот громадный собор, украшенный статуями королей, прекрасными ликами ангелов и головами загадочных, уродливых гаргуйлей и химер, собор тайн и легенд мгновенно поглощает твое сердце и доводит до слез? «Духовный центр» Парижа...

А кругом площади, на которой стоит собор, и на другой стороне Сены – обычные парижские дома, чьи окна и балконы окаймлены ажурными решетками, которые нигде не повторяются. На крышах – мансарды, иногда в несколько ярусов... и невозможно насытить глаз созерцанием этих домов и улиц.

У входа в собор объявления на нескольких языках: просим вас снять головной убор, отключить мобильные телефоны, не шуметь. Вхожу. Со мной входит толпа французских школьников-подростков. Они переговариваются довольно громко, хихикают. Высокий араб, наблюдающий за порядком, делает им замечание.

«Шумно», - говорю я по-английски охраннику.
«Как они не понимают, - отвечает по-английски араб, - это же храм!»
Невольно вспоминаешь избитую цитату насчет дома Облонских. Все смешалось в мире...
Последняя моя длительная прогулка, как я писала, была под дождем по набережной Сены до Лувра. Я хотела выйти к Лувру и повернуть назад, увидеть сад Тюильри, а за ним вдали Луксорский обелиск на площади Согласия. И там, дальше, за площадью, постепенно откроется мне прямая стрела проспекта - Елисейские поля.

Я повернулась спиной к Лувру, вошла в сад и буквально обмерла. Там, вдали, в конце сада вместо колонны я увидела вертящееся «чертово колесо». И многочисленные мраморные статуи, которые не закрывают на зиму деревянными «домиками», как это делают в петербургском Летнем саду, казалось, с таким же безмолвным изумлением взирают на это сооружение, такое  неуместное в их прекрасном мире.

Я прошла парк насквозь. «Чертово колесо», из кабинок которого можно посмотреть на Париж сверху, загораживало собой весь выход. Изнутри парка оно «обросло» палатками с сувенирами для туристов, в которых продают и горячий кофе.  Проходя парк, я нашла еще два «ларька», где продавали горячий кофе и знаменитые французские багеты, с которыми не сравнятся никакие батоны в других странах. Вокруг «ларька» стояли столики под зонтиками, и я не возмущалась присутствием этого неказистого сооружения в парке Тюильри: это было единственное место, где в такую погоду можно было посидеть на сухом стуле и передохнуть усталому пешеходу. Багет был слишком велик для одного человека.

«Ничего, поделитесь с птицами», - весело прокомментировал мои сомнения продавец и был прав. Как только я села за столик, воробьи составили мне довольно многочисленную компанию. Сыр я съела сама, а булкой поделилась с воробьями.
Обогнув колесо, я увидела долгожданную перспективу Елисейских полей. Странное место – площадь Согласия! Как и остров, на котором стоит Собор, площадь является ареной многих исторических событий: в XVIII веке на ней стояли статуи, символизирующие главные города Франции, статуя Людовика XV, затем – огромная гильотина, теперь – Луксорский обелиск Рамзеса II, подаренный Франции в XIX веке египетским правителем. Обелиск покрыт иероглифами. А вокруг него несутся машины, туристы, прикрывшись зонтиками, пробираются сквозь их поток к обелиску, чтобы разглядеть диаграммы на постаменте.
«Как чуждым кажется изгнанник сиротливый,

Священный обелиск в той суете живой!
И обелиск грустит средь новой жизни, зная,
Что пролетят века – и будет он опять
На новой родине среди гробниц стоять».
Мрачное пророчество П.Д.Бутурлина («Луксорский обелиск»), сделанное  поэтом в XIX веке, еще остается, слава Богу, поэтической вольностью.

И «чертово колесо», примета современной жизни, отделяет египетский обелиск от сада с прекрасными статуями. Говорят, колесо, установленное в Тюильри, было по суду вывезено на окраину Парижа. Но в Рождество власти разрешили поставить его вновь временно  у входа в сад. Да там и «забыли».

В последний вечер знакомый русский журналист, живущий в Париже, пригласил меня на концерт в Музыкальный театр Шатле. В этом театре более ста лет назад состоялось первое представление «Русских сезонов» Дягилева, послужившее началом обновления балетного мира Европы, а затем и Америки. В вестибюле помещен бюст Дягилеву настолько страшный, что стыдно читать имя скульптора (Лазарев) и узнавать, что установлению этого антихудожественного бюста содействовала мэрия Санкт-Петербурга.
В зале изумительной красоты шел концерт современной симфонической музыки, заключавший Парижский музыкальный фестиваль. Играли в основном произведения финских композиторов. Дирижировал филармоническим оркестром Французского радио знаменитый сегодня финский дирижер Еза-Пекка Салонен. Меня поразил темперамент финнов, дирижера и композиторов, которых как-то принято считать народом спокойным и даже флегматичным. Концерт завершился произведением композитора Эдгара Варезе, француза по происхождению, создавшего свои лучшие произведения в Америке (один из «отцов» электронной музыки). Оркестр, усиленный большим числом ударников, играл симфонию «Америка для большого оркестра» (редакция 1927 года). Какое это было страшное, трагическое  произведение! В симфонию постоянно врывался вой сирены полицейской машины,  гремели ударные инструменты, музыка «неслась» в бешеном темпе... Так представлял себе композитор американскую жизнь. Успех был огромным, французы аплодировали стоя.

Мне предстояло еще последнее удовольствие – увидеть ночной Париж из окна такси...
Фото автора