КАСАНИЕ ТЬМЫ, ИЛИ ОДНАЖДЫ В НЕГЕВЕ

- Эти идиоты не думают, что грибок мутировать может под влиянием внешних воздействий - и тогда эпидемию уже не остановить будет...
Фёдор Павлович помолчал и медленно произнёс:
- Они ведь не только у нас опыты свои людоедские делали. Пару недель назад исчез Глеб Ильич. Я секретаршу нашу спрашиваю: “Что-то я Глеба Ильича не вижу - заболел, что ли?”
- Нет, - отвечает. - Поехал родителей навестить.
Я и полюбопытствовал, далёко ли родители его проживают. А она говорит:
- На юге, в Тар... ке, я ему сама билет на самолёт заказывала.
Да, быстро он вернулся, заскучал, видно, у родителей... - Фёдор Павлович желчно хмыкнул и начал рыться в сумке.
- Вот, Любочка, посмотрите... - он протянул ей газету и маленький фонарик.
Люба несмело взяла газету.  Долго искать подходящую новость не пришлось - на первой странице центрального издания жёлтый круг фонарика высветил кричащий заголовок: “Серия самоубийств в Тар....ке”, и далее - “Жители небольшого городка не на шутку встревожены тем, что шесть человек... “
- Ну, что вы на это скажете, дорогая Люба? - нервно дёрнув шеей, спросил Фёдор Павлович. - Я так думаю, что они разные способы применения грибков пробовали, а может, и в людном месте где-нибудь распыляли. У нас-то в городе побоялись действовать...
Он сильно потёр лоб левой рукой, продолжая правой придерживать сумку.
- В милицию надо заявить... - подала, наконец, голос оцепеневшая от услышанного Люба, и сама растерянно умолкла, осознав наивность своего предложения.
- В милицию?! - саркастически повторил Фёдор Павлович и горько усмехнулся. - Там тоже последователей Фёдора Павловича хватает - смотрят ему в рот, как завороженные. Вы, наверное, Люба, не в курсе, но было уже у начальства закрытое совещание после трёх непонятных самоубийств. Для большинства, то есть, непонятных...
Я там тоже присутствовал, на совещании... Выступил представитель прокуратуры. Перво-наперво разъяснил всем доходчиво, что имело место несчастливое стечение обстоятельств, и нет между тремя этими событиями никакой связи. Совпадение, знаете ли...
Фёдор Павлович болезненно поморщился.
- Что же теперь делать, Любочка?.. - спросил он в раздумье, будто призывая её в свидетели безнадёжности ситуации.
- В сейфе такой материал хранить непростительная беспечность - в любой момент он может в руки к этой своре попасть; выбросить нельзя - сначала обеззаразить нужно, а для этого специальное оборудование необходимо, у нас в лаборатории нет такого. А предпринимать что-то надо, и срочно!
Заметно разволновавшийся, Фёдор Павлович повернулся к Любе, которая медленно отодвигалась подальше, не отрывая огромных испуганных глаз от сумки, стоящей у него на коленях. Ей уже стало понятно, что за груз он прикрывает дрожащими старческими руками.
- Да вы не пугайтесь, Любовь Григорьевна! - поймав её взгляд и насильно улыбаясь, сказал Федор Павлович. - Всё это в тройном контейнере, надёжно изолировано. Пока отрава в сейфе, в кабинете у меня находилась - большая опасность была... Он успокаивающе и как-то просительно улыбнулся, будто ребёнок, принёсший в дом шелудивого щенка и уверяющий мать, что тот вовсе не заразный.
- Вот что я придумал, - приглушённым голосом и с лёгком оттенком горделивости сообщил он зябко передёрнувшей плечами Любе. - Подмену я сделал: отраву проклятую забрал, а в сейф поставил пробирки с похожим материалом. Если они в сейф проникнут (а я так думаю, что они это сделают - у них и дубликат ключа, наверное, имеется), то может быть, не сразу подмену обнаружат. Ну а как поймут, что их одурачили, то ясное дело - догадаются, кто им каверзу эту устроил. Придётся мне тоже уехать куда-нибудь, или...
Впрочем, потом подумаю, - прервал сам себя Фёдор Павлович. - Сейчас главное спрятать зелье это понадёжнее.
Он выжидающе посмотрел на Любу, но она молчала, стиснув озябшие руки.
Стало совсем темно, а сгущающийся холодный туман с мелкой, колючей моросью ещё больше усиливал ощущение тревожной бесприютности и незащищённости, охватившее её.
- Люба! - будто, наконец, решившись на что-то, начал Фёдор Павлович. - Есть у меня тайник за городом, в лесу. Ящик железный. Сверху он землёй прикрыт. Посторонний человек хоть десять раз мимо пройдёт - вовек ничего странного не заметит - поляна, как поляна... Я им и раньше пользовался. Человек я старый, а вы же знаете, какая история у нас в стране непростая была, многого опасаться приходилось... Вот я и прятал там то документы нежелательные, то результаты опытов, которые начальству могли крамольными показаться, то письма опасные...
В общем - есть место, куда можно надёжно припрятать этого злобного джинна вместе с бутылкой, - Фёдор Павлович старался шутить, но голос его предательски дрожал. - Место-то есть, дорогая Люба, да только сил у меня нет добраться туда. Я сюда еле-еле дотащился - сердце отказывает. Шёл и боялся - как бы не упасть по дороге. Помер бы посреди улицы, а случайные прохожие открыли мою сумку, да начали бы пробирочки ядовитые раскупоривать...
Люба! - в голосе звенело отчаяние. - Некого мне больше просить, кроме вас. Думал сам всё сделать, да видите, какой я от треволнений развалина стал... Да и нельзя мне сейчас исчезать на целый день с работы, сомнения всякие сеять, расспросы...
Люба, прошу вас... Я всё объясню - это недалеко, часа три всего на электричке. Там деревня есть, в ней одни старики остались, с десяток человек всего. Там мой старший брат живёт. Он на фронте контузию тяжёлую получил, с тех пор мало что понимает. Хотя самое необходимое по дому делает - печку топит, за водой ходит, даже варит себе мал-по-малу. Старушка с ним одна жила, так она недавно умерла. Собирался я его к себе забрать, да тут катавасия, вам известная, все планы смешала...
Так вот - около деревеньки этой, в лесу и располагается тайничок мой. Вы только контейнер там, где надо, оставьте и обратно в город возвращайтесь. И уезжайте сразу же отсюда. Я даже денег вам принёс - вам же на новом месте устраиваться придётся.
На работу завтра не приходите - скажете подружкам, что ангина у вас, или ещё что-нибудь в этом роде. Вечером завтра встретимся здесь же, расскажете мне, как управились. Я вам вещь одну принесу - для защиты от этой своры - если когда-нибудь докучать начнут. Ночью сегодня поработаю - успею всё приготовить.
Люба... - голос его странно задрожал, став почти беззвучным. - Я к вам так отношусь, как к дочери... Жена у меня первая еврейка была... Рива её звали. Давно, до войны ещё... Такая же красивая была; быстрая, тоненькая. Кудряшки каштановые... Как вас увидел - потрясение настоящее испытал. Будто Рива вернулась... Сколько лет прошло - а до сих пор снится. Немцы её убили. У меня даже фотографии не осталось... Вот так, Любочка...
Повисло тяжёлое, напряжённое молчание.
- Решайтесь, Любочка, - устало сказал Фёдор Павлович. - Мы не знаем, против кого ещё они могут эту отраву использовать, или кому продать захотят. А я слышал их антисемитские бредни. Злобой кипят, завистью... Ни за что не могу поручиться... Вы меня слушаете, Люба?
- Да-да, слушаю внимательно. Я сделаю, то, что вы просите, - отозвалась, наконец, Люба. - Объясните мне только, куда ехать, и как найти ваш тайник.
Спокойствие Любы не было наигранным. Она действительно уже овладела своими чувствами, отбросив подальше покусывающую тревогу.
- Конечно, конечно объясню! - суетливо заторопился Фёдор Павлович. По резким движениям и окрепшему голосу чувствовалось охватившее его воодушевление. Он снова достал из сумки фонарик и в его неярком свете начал рисовать на заготовленном листе бумаги план деревни, опушку леса, хитросплетение дорог и тропинок.
Он отмечал какие-то особые деревья, приписывая “раздваивающаяся берёза” и “сильно изогнутая вправо ель”, заштриховывал овраги и набрасывал пунктиром маленькие ручьи.
- Я план этот вам дам, Любочка, а вы потом, когда спрячете контейнер в тайник, пройдите ещё раз десять до деревни, и обратно к этому месту. Запомните эту дорогу - хорошенько, до автоматизма - неизвестно, когда это может пригодиться.
Всё понятно, Люба? - он испытующе вгляделся в её смутно белеющее в сыром тумане лицо.
- Да конечно, понятно. Я всё как надо сделаю, Фёдор Павлович, не волнуйтесь, - Люба говорила спокойно, стараясь мнимой беспечностью приободрить его. Она даже слегка улыбнулась.
- А потом порвите этот план. Перед тем, как в деревню возвращаться, порвите всё на мелкие кусочки. Не забудьте! Очень вас прошу.
- Обязательно всё изорву - и самым тщательным образом. Будьте спокойны.
Фёдор Павлович встал и передал сумку поднявшейся Любе.
- Ну, счастливо, Любочка... Завтра встречаемся здесь в восемь вечера. Обсудим всё, отдам вам “подарок”, и уезжайте сразу же. Впрочем, сердчишко моё в последние дни странно себя ведёт, а уж к вечеру... Давайте-ка, так сделаем - я живу недалеко от вокзала, так вы сразу, как приедете, ко мне и зайдёте - минут на десять. Электричка прибывает в семь пятьдесят - я вас в это время дожидаться буду.
Он назвал адрес и снова задумался.
- Люба! - строго сказал Фёдор Павлович. - Я у входа в подъезд буду стоять. Если меня не увидите - поворачивайтесь, и уходите побыстрее. Ну, это так - “на всякий пожарный.”.. Но всё-таки к подъезду подходите только после того, как убедитесь, что я там вас жду. А я на этот случай и лампочку в подъезде вверну, чтобы меня издали было хорошо видно. Соседи мои вечно лампочки выкручивают, я уж и бороться с этим перестал, махнул рукой...

 Глава 20
На следующий день, уже возвращаясь из деревни, Люба расслабленно сидела в вагоне электрички, с ленивым блаженством вслушиваясь в успокаивающий перестук колёс. Откинувшись на жёсткую спинку сидения и рассеянно глядя в окно, Люба с удовлетворением вспоминала прошедший день.
Утром она слабым голосом пожаловалась подружкам по общежитию на плохое самочувствие и попросила их передать в лабораторию, что на работу она сегодня не выйдет.
Дождавшись, когда дверь за девушками закрылась, Люба немедленно встала с постели и сдёрнула с себя раздражающий  шею шерстяной платок. Сжав губы, она стала готовиться к предстоящему ответственному походу, и к намеченному ею последующему отъезду из городка, ставшего в одночасье неуютным и пугающим.
Она отложила в шкафу на отдельную полку вещи, которые намеревалась увезти с собой. Вынимать приготовленное из шифоньера не стала, чтобы не возбуждать излишнего любопытства девушек, которые могли после работы заглянуть к ней в комнату.
Постояла у окна, раздумывая о вынужденной загородной “прогулке”. “Как бы себя обезопасить от придурков разных... - раздумывала она, следя за белоснежными облаками, набегающими на промытое вчерашним дождём прозрачно-голубое небо. - Вряд ли кто-нибудь сейчас просто так по лесу шляется, но всё же... Куплю-ка себе газовый пистолет, да посмотрю, что ещё подходящее в магазинах есть.”..
Она вспомнила о самбо, которым два года занималась в институте, и серьёзно, без улыбки проделала несколько приёмов.
“Всё, Люба, хорош! Пора”, - наконец сказала она себе. Осмотрела комнату, будто заранее прощаясь с ней, оделась и, повесив на плечо сумку с опасным грузом, вышла из квартиры - спокойная и собранная.
Приехав в деревню, она, не заходя к брату Фёдора Павловича, сразу же направилась в лес и проделала всё, что наметила, быстро и чётко, так, что сама осталась довольна. Тайник оказался вместительным железным ящиком с замаскированным двойным дном, как и предупреждал её Фёдор Павлович. Люба поставила контейнер с грозной яркой наклейкой “Опасность химического заражения!!!” в нижнее отделение ящика, а в верхнее на всякий случай накидала сухих веток и камней, которые собрала поблизости.
Закрыла ящик на замок, присыпала тайник землёй и заложила дёрном. Вытерла и спрятала в сумку небольшую лопату, которую заботливо приготовил на этот случай Фёдор Павлович и, наконец, огляделась вокруг с чувством огромного облегчения.
Тайник был отлично замаскирован. Первый раз Люба попыталась найти его без помощи плана, но в течение почти часового кружения по лесу не смогла заметить никаких следов своей недавней работы - хотя, как оказалось, несколько раз проходила по заветной полянке.
На месте тайника она воткнула поломанную ветку и раз за разом, всё увереннее, почти не сверяясь с планом, находила путь от деревни до тайника. По этому маршруту она дисциплинированно прошагала раз пятнадцать, и последние свои марши она уже почти пробежала, двигаясь машинально, как сомнамбула.
Она постояла на месте тайника, вытянула из земли и забросила подальше сломанную ветку; достала спички и, держа листок с планом за уголок, подожгла его.
Отряхнула от пепла руки и пошла в деревню, глубоко вдыхая прозрачный весенний воздух. Она зашла в крайний дом, где жил брат Фёдора Павловича. Сутулый худой старик с детским выражением заросшего щетиной лица, с видимым усилием старался понять Любу, но видимо это ему никак не удавалось.
Тем не менее, он усадил гостью за стол и снял с плиты кастрюлю с горячей картошкой, приглашая Любу угощаться. Проголодавшись за день, Люба не заставила себя долго уговаривать, и картошка показалась ей необыкновенно вкусной.
Она пробыла в этой избе часа полтора, дожидаясь электрички, и, наконец, отправилась на станцию, провожаемая неожиданным напутствием старика: “Ты Валентине-то привет передавай, пусть не забывает”. Люба только молча кивнула, совершенно не представляя, о какой Валентине идёт речь.
Теперь, сидя в электричке, Люба, охмелевшая от свежего воздуха, усталая, погружалась в сытую, блаженную дремоту. Давящая тревога чуть отступила, колёса мирно постукивали...
- Девушка, просыпайся! Приехали уже... - кто-то легонько тряс её за плечо.
Люба вскинулась, с испугом открыла глаза, уставившись на незнакомое женское лицо, склонившееся над ней.
- Поменьше гулять надо ночью, тогда днем спать не будешь, - добродушно усмехнулась ей полная женщина, стоящая напротив. На её курносом, краснощёком лице появилось выражение недоумения. - Чего вскинулась-то так? Испугалась, что ли? Со сна, видать... Давай, выходи, а то обратно увезут.
Женщина подхватила свои большие сумки и, тяжело ступая, направилась к выходу.
Люба встряхнула головой, огляделась, нехотя возвращаясь из дремотного забытья в тревожную действительность.
Уже смеркалось. Подходя к дому Фёдора Павловича, она ещё издали увидела у ярко освещённого подъезда знакомую худощавую фигуру. Заметив Любу, Фёдор Павлович нетерпеливо замахал рукой, подзывая её к себе. Казалось, что он старается не отходить от дверей подъезда, опасаясь попасть в поле зрения соседей, которые могли случайно выглянуть из окна.
Люба почти подбежала к нему; он сразу цепко схватил её за руку обжигающе холодной ладонью и молча потащил за собой. Его квартира с предусмотрительно распахнутой дверью, находилась на первом этаже. Затворив дверь, Фёдор Павлович, тяжело дыша, будто после непосильной гонки, торопливо спросил: “Ну, как?”
- Всё в порядке, всё сделала точь-в-точь, как вы просили. Не волнуйтесь так... - почему-то замедленно ответила Люба, со страхом вглядываясь в его лицо. Он выглядел резко постаревшим и больным. Подёргивались веки глаз, бледное, опавшее лицо покрывали мелкие капли пота, взгляд беспокойно прыгал, мгновенно замирая... Казалось, Фёдор Павлович чутко и настороженно прислушивается к чему-то...
- Молодец, девочка! Любочка, это вам от меня, - он, рывками дёргая “молнию”, расстегнул сумку, висевшую у Любы на плече, и бросил внутрь небольшой, но увесистый пакет.
- Это поможет вам защититься, если “друзья” досаждать начнут. Я там положил необходимые компоненты и книгу одну - очень редкую. Вы девушка умная - во всём разберётесь.
- Да, - спохватился Фёдор Павлович. - Вот, деньги я вам ещё приготовил.
Он вытащил из кармана пачку купюр и небрежно бросил их внутрь Любиной сумки.
- Берите-берите, нечего миндальничать... За ту работу, что вы проделали, этого ещё мало. А теперь давайте-ка на вокзал, и побыстрее! Уезжайте, Люба... Тут ведь сегодня... Н-да... В общем, сбила сегодня Таисию Николаевну машина - прямо около её дома, - и, отвечая на молчаливый вопрос распахнутых страхом Любиных глаз, тихо добавил. - Насмерть...
Как я и опасался - свидетелей решили убрать на всякий случай. Уходите, Люба, нельзя медлить, - он взял Любу за локоть, настойчиво поворачивая её к выходу.
- А вы?.. - растерянно выдохнула Люба.
- Что я? У меня лекарство есть для особых случаев... - непонятно ответил Фёдор Павлович, почти выталкивая Любу из квартиры.
Вышел следом, повертел головой, осматривая темный двор.
- Счастливо, Любочка! - услышала она его приглушённый голос.
Резко повернулся и, сгорбившись, направился в свою квартиру. Щелкнул дверной замок. Наступила внезапная, резкая тишина.
Тревога и лихорадочное возбуждение, исходившие от Фёдора Павловича, передались Любе. Её пугало всё - и тёмный, будто затаившийся двор, и свет вечерних окон, который показался вдруг нестерпимо-жёлтым, болезненно-воспалённым. И даже в звуке приближающегося автомобиля почудилось что-то зловещее.
Люба сильно прикусила нижнюю губу, будто отрезвляя себя, возвращая природное хладнокровие, и быстро зашагала вдоль дома, торопясь выйти на освещённую улицу.
Она успела завернуть за угол, когда звук мотора вдруг стал иным, усилился, а двор осветился прыгающими всполохами света от фар подъехавшего автомобиля.
Будто внезапно споткнувшись, Люба замерла, приоткрыв рот в бесшумном, испуганном крике. Через мгновение она повернулась с сильно забившимся сердцем, и осторожно выглянула из-за угла.
Увидела небольшой служебный автобус, остановившийся у крайнего подъезда. Фары потухли, но в блеклом свете вечерних окон она разглядела силуэты нескольких мужчин, вышедших из него и деловито направляющихся к подъезду, который она только что покинула. Двое остановились у входа, остальные вошли вовнутрь.
Ноги Любы внезапно ослабли, горячая волна страха обожгла лицо и шею, хлынув на тело, спина взмокла.
“Не паникуй, пропадёшь!” - яркой молнией сверкнуло в мозгу. И она побежала... полетела, громко дыша и инстинктивно держась теневой, не освещённой тусклыми фонарями, стороны улицы.
Выскочив на сверкающую яркими огнями магистраль, Люба попыталась поймать такси и после десяти минут лихорадочного ожидания уселась, наконец, в мигающую зелёным огоньком машину.
- Мне домой надо на несколько минут заехать, а потом сразу на вокзал, - ровным, монотонным голосом сказала она шофёру. - Подождёте меня немного - я вам всё оплачу.
Водитель, покосившись на неё, согласно кивнул. В зеркале заднего вида Люба вдруг увидела своё лицо с пунцовыми пятнами на щеках и судорожно сжатыми губами. Она расслабила лицо, мысленно повторяя себе - “Спокойно, Люба, спокойно.”..
Вскоре она уже стояла у двери квартиры-общежития, сомневаясь, стоит ли открывать дверь своим ключом - как бы на нежданных гостей не наткнуться... Прикинув все “за и против”, постучала, и встала у края ступенек, чтобы в случае опасности незамедлительно ринуться вниз. Но к своему огромному облегчению услышала спокойно-удивленный голос одной из девушек: “Кто там?”
- Наташа, это я, - ответила Люба. - Я ключ свой что-то не могу найти, открой, пожалуйста.
В квартире она с озабоченным видом объявила девушкам, что только что ходила на почту звонить домой, и узнала, что её отца положили в больницу с сильным сердечным приступом, подозревают инфаркт, и она срочно едет домой.
- Если всё обойдётся, надеюсь вернуться через неделю, - торопливо сказала она, направляясь в свою комнату под сочувственно-испуганное оханье девушек.
- Ой, Люба, ты же не знаешь ничего... - остановила её Наташа. - У вас в отделе-то, знаешь, что случилось? Таисия Николаевна под машину попала. Насмерть её задавило. Прямо около дома. Ведь и жила-то в переулке каком-то, машины там сроду не проезжали, а тут, как на грех... Вот ведь, судьба... Такая женщина хорошая была, жалко прямо...
Марина, словно поражённая неожиданным известием, согласно-печально покивала головой, в душе искренне жалея несчастную Таисию Николаевну.
- Что делать, девочки... - вздохнула она. - Я соберусь пойду, некогда мне уже.
Затворив за собой дверь в комнату, Люба швырнула в сумку несколько приготовленных вещей, небольшой альбом с фотографиями, единственное письмо Бориса. Сунув руку под стопку одежды, достала небольшую пачку денег, паспорт и институтский диплом, и сунула их туда же.
Бросила беглый, осматривающий взгляд на комнату, и, не оглядываясь, вышла.
Девушки, стоя у двери, печально смотрели на неё.
- Пока, девочки! - бросила им Люба, уже сбегая по ступенькам.
Она вернулась в такси, водитель которого флегматично курил, дожидаясь её.
- На вокзал теперь, и, если можно, побыстрее! - попросила она.
Водитель, выбросив сигарету, резко нажал на газ, и машина сорвалась с места.
Через пятнадцать минут Люба была уже на вокзале. Она не стала дожидаться пензенского поезда. Увидев на перроне отходящий состав, она впрыгнула в ближайший вагон, сказав проводнице, что через минуту покажет билет, который “где-то в сумке”.
А когда поезд, дёрнувшись, начал набирать ход, она, зайдя в служебное купе, жалобно посетовала, что не может его найти, “видно, потеряла где-то.”..  - Я скоро выхожу, - просяще сказала Люба, протягивая проводнице купюру, которую та, зыркнув по сторонам глазами, быстро спрятала в карман.
...Набитый людьми общий вагон затихал, устраиваясь на ночь. Люба сидела у окна, прислонившись спиной к жёсткой, подрагивающей стенке. Она бездумно следила за вспыхивающими огоньками в быстро проносящейся темноте. Странное оцепенение охватило её - ни радости, ни тревоги, - только апатия усталости, словно у зверя, оторвавшегося от погони. Вспоминать ничего не хотелось, о будущем не думалось...
Сидевшая рядом женщина начала готовиться к выходу. Доставая с третьей полки чемодан, она сильно наступила Любе на ногу, и стала поспешно извиняться.
- Ничего страшного, - полушепотом ответила Люба, будто разбуженная резкой болью в ступне.
Она стряхнула с себя липкое, засасывающее забытье, и принялась обдумывать ситуацию.
С тоскливой жалостью вспомнила о Фёдоре Павловиче. Обольщаться не стоило - встреча с хладнокровными убийцами  ничего хорошего ему не сулила.  Если они заметили подмену пробирок в сейфе, а на то похоже, то сейчас отчаянно ищут уплывающее у них из рук страшное зелье. Ведь всё было так близко от них - и долгожданная власть, и немыслимые богатства. А тут старикашка какой-то путается под ногами со своими дурацкими бреднями о гуманизме и человечности... Что он мог противопоставить разгорячённым волкам, у которых вырвали из пасти вожделенную добычу?.. Самое вероятное - яд для себя. Вряд ли он ещё жив...
Но Глеб Ильич, упырь тот с тихим голосом, так просто не успокоится... Всю свою свору направит на поиски заветных пробирок. Квартиру бедного Фёдора Павловича всю перевернут и не найдут ничего. Ох, и взбесятся же!.. Где искать начнут, у кого? С кем Федор Павлович общался в последнее время, кому мог пробирки передать?..
Любу будто током ударило.
У них же там люди в милиции есть, профессионалы... А если обнаружат её отпечатки пальцев в обыскиваемой квартире?.. Есть, наверняка есть отпечатки эти - на ручке двери, хотя бы. К ней в общежитие конечно, сразу же заявятся, это уж как пить дать - как же с лаборанткой Федора Павловича не побеседовать... А уж сверить отпечатки пальцев в квартире его, да в общежитии - дело техники. И уехала поспешно лаборанточка... Странно, странно...
Значит, она оказалась в зоне их внимания не только как нежелательная свидетельница, но и как источник информации о проклятых пробирках.
“Паниковать не стоит! - одёрнула себя Люба. - Страна большая, деньги у меня есть - скроюсь от этой компании. Можно вообще за границу уехать - это сейчас реально. Только ведь они родителей начнут донимать - где, мол, дочка ваша? На доброту и милосердие этой публики рассчитывать не приходится... Так что действуй, Люба!” - по-деловому закончила она свои рассуждения.
За окном замелькали сгущающиеся яркие огни - поезд начал замедлять ход. Проплыло в окне большое, красивое здание вокзала и резко вздрогнув, состав остановился. Люба встала, закинула на плечо дорожную сумку и пошла к выходу. План действий уже сложился у неё в голове.