Ширвиндт без Державина

В один из моих приездов в Москву, зашёл в театр “Сатиры” к Александру Ширвиндту, которому перед этим послал для знакомства свою пьесу. Он мне по телефону наговорил комплиментов, но сказал, что нужно поговорить лично.
- Понимаешь, Саша, твоя пьеса смешная, милая, интеллигентная... Она мне понравилась, но мы с тобой из другого века. Как она понравится моим сегодняшним зрителям - не знаю. Сегодня есть проблема посещения: у нас зал - тысяча двести пятьдесят мест и наверху ещё сто пятьдесят. Заполняемость, в среднем, семьдесят процентов - восемьсот мест. В любом другом театре - это аншлаг, а у нас - видны пустые места, наши актёры к этому не привыкли. Есть пять аншлаговых спектаклей, остальные до аншлагов не дотягивают - заполнять тысячу четыреста мест ежедневно - это не просто. Боюсь рисковать! Хотя, повторяю: мне твоя пьеса понравилась.
Чтобы позолотить пилюлю, протянул мне свою книжку “Былое без дум” с подхалимской надписью: “Любимому представителю любимой семьи!”.
- Ладно! Раз ты не взял пьесу, я возьму у тебя интервью.
Общеизвестно, что породистыми бывают не только собаки - в людях порода часто проявляется ещё ярче, чем в животных. Александр Ширвиндт - прямое этому доказательство. Вызывающе красив, не по эпохе аристократичен, непозволительно умён и искромётно остроумен, он всегда в центре внимания, окружён поклонницами, о нём рассказывают, его цитируют, его обожают. В спектаклях и фильмах ему поручают роли гордых баронов, герцогов, принцев, королей или обаятельных мошенников и шулеров. Не случайно актёрам, у которых не сразу получалась роль Остапа Бендера, режиссёры подсказывали: “Играйте Ширвиндта!”.
- А почему не приглашали первоисточник?
- У каждого режиссёра своё видение. Например, Михаил Швейцер взялся за “Золотого телёнка” только потому, что увидел Сергея Юркого в главной роли. Гайдай позвал меня на пробы, потом он перепробовал ещё пол-Москвы. Он и твоего брата Лёню пригласил, и он ему нравился. Но, поскольку Бендер должен быть выше всех, то для Лёниного окружения пришлось бы приглашать только малорослых артистов - думаю, это Гайдая остановило.
- Он выбрал Миронова.
- Да. Но Андрюша снимался с моей личной трубкой в зубах и с моим “тусклым блеском” в глазах, как он потом мне признался.
- Как существует “Театр Сатиры” под руководством Народного артиста России Александра Ширвиндта?
- Я - самодеятельный художественный руководитель, выбранный народом. Для меня это нелёгкая должность, я человек вяло мягкий.
  - А театр, как ты когда-то сказал, это террарий единомышленников?
- Да. Но я в этом террарии прожил жизнь, поэтому меня уже не кусают. А, в общем, живём нормально. Главная проблема, как я уже говорил, - это заполнение зала.
  - Время такое, да и потери были у театра невосполнимые: Миронов, Папанов...
- Это два кита, на которых многое держалось. После их ухода с нашей афиши осыпалось полрепертуара.
- Скажи, сложно быть худруком, именно тебе, всю жизнь играющему роли в театрах, в фильмах, выступавшего в капустниках... Ведь “худручество” - это совершенно другая профессия.
- Конечно. Это производство, машина, которая должна двигаться без остановок. Каждый день забит до отказа. Конечно, есть и свои радости, когда выходит хороший спектакль-результат твоей деятельности
- Но это же в ущерб актёрству. Бывает ли сожаление, мол, я просиживаю дни здесь, а мог бы!..
- Нет. Этого нет. Что я теряю? В телесериалах участвовать не хочется. Эстрада? Уже не по возрасту.
  - А если бы тебе предложили что-то супер-супер-супер?
- Я уговорил бы худрука Ширвиндта отпустить актёра Ширвиндта. Уверен, он бы что-то придумал, он меня слушается.
- С друзьями видишься? Просто так, без дела?
- Сегодня просто так уже почти не бывает. Все дружеские встречи стали полуделовыми. Раньше приходили друг к другу попить водки, потрепаться, отогреться сердцем - и всё! А сегодня, непременно: “Да, кстати, старик, мне нужно чтобы ты протолкнул, порекомендовал, продвинул...”
  - Увы, это болезнь времени: во-первых, рационализм, а, во-вторых, вечный бег: бежим, даже когда лежим.
- Да, к сожалению, это уже данность. Раньше мы неслись к Коммунизму, теперь - к обогащению. И то, и другое - призраки.
  - А теперь к тебе вопрос как к президенту Академии Юмора. Но сперва вспомню о встрече с известным польским писателем Ежи Юрандотом. Он тогда сказал мне: “Мы перед вами склоняем головы: у нас много дорог, мы можем выбирать, а у вас одна разрешённая тропинка и вы по ней умудряетесь продвигаться вперёд!..”. Тогда он был прав. А как ты оцениваешь сегодняшний юмор, когда и у нас появилось много дорог?
- Сегодня все дороги заняты Жириновским и ежи с ним - их пересмешить невозможно. Тем более что все наши признанные мастера постарели, а молодых не вижу.
  - Совсем нет?
- Есть относительно молодые. В Доме Актёра готовили Новый Год, молодёжная секция - от сорока до пятидесяти пяти. А где двадцатилетние? Они есть, но занимаются другим: сериалы, антрепризы, реклама, презентации - всё то, что даёт деньги. Раньше капустник - это была отдушина. А сегодня попробуй, затащи их бесплатно ковыряться в репризах.
  - Обидно, но ты прав: сейчас даже известные, уважаемые артисты и писатели выходят и рассказывают анекдоты или беспощадно критикуют качество памперсов.
- Это старость, Сашенька, старость.
- А, по-моему, это леность и вседозволенность. Тебе не кажется, что мы напрасно всю жизнь боролись с “нельзя” - оказалось, что “нельзя” давало нам много “можно”?
- Давай опять будем всё запрещать, авось, поможет?
  - Ты - президент Академии Юмора, ты за всё отвечаешь, ты и действуй!
- Ну, вот, нашёл с кого спрашивать. “Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным”... Сатира - это уже не моё, она подразумевает злость. Мне ближе самоирония - это единственное спасение от всего, что вокруг.
Его капустникам всегда сопутствовал ажиотаж, попасть на них было трудно. Для того времени они были достаточно остры. Приведу несколько фрагментов:
“...Наш корр. обратился к Юрию Любимову с вопросом, почему так долго не выпускают спектакль “Павшие и живые”? Любимов ответил, что спектакль задерживают по трём пунктам, из которых самый главный - пятый...”
“ ...Сергей Образцов родился в семье скромного академика. Революция освободила семью Образцовых от пут капитала...”
“ ...Большие куклы Образцова рассчитаны на месячные заграничные гастроли из расчета семь килограмм сухой колбасы и десять банок “Сайры” в каждую куклу...”
Эти строчки из его книжки “Былое без дум”. Открываю ещё страницу: “Начало девяностых. Звонит удивительная и непредсказуемая Нона Викторовна Мордюкова, вскоре после того, как ей где-то на самом высоком уровне присвоили звание лучшей актрисы столетия, и говорит: “Шура! Срочно выбирай день и едем в совхоз за сто двадцать километров от Москвы. Дадут сто яиц, кур, а может быть, и свинины” Я положил благодарно трубку и представил себе, как Софи Лорен телефонирует Марчелло Мастрояни и предлагает смотаться в Падую за телятиной”.
- Удаётся вырваться на природу?
- Конечно. Каждый день: моя вылазка на природу - это путь от подъезда к машине.
- А животные у тебя есть?
- Дом всегда полон кошками и собаками. Когда-то на даче у моей жены даже была корова, но в период моего сватовства её продали, очевидно, решив, что держать в семье и меня и корову - накладно.
Вспоминаю одну из рассказанных им историй, то ли правда, то ли придумал, но смешно. Однажды, после массированного ночного застолья, он приехал домой. Утром, отправляясь в театр, увидел, что дверца не заперта, а на сидении валяются три рубля, которые он бросил водителю, то есть, сам себе, считая, что приехал на такси.
- Тебе уже семьдесят?
- Да. Увы!.. Совершенно не умею стареть, а давно бы надо научиться.
- Как себя чувствуешь?
- В общем, ничего. Но уже стало понятно выражение “слаб в коленках”. Оказалось, это, когда они, во-первых, болят, во-вторых, плохо сгибаются, а, в-третьих, ослабели. Обратился к двум светилам по коленкам - оба дали диаметрально противоположные рекомендации. И потом, - новые коленки мне просто не по карману.
- Кстати, когда я в Израиле рассказал о твоей проблеме, мне позвонили из самого крупного медицинского центра и просили передать, что они готовы тебе бесплатно поменять оба колена.
- Это очень трогательно, передай мою искреннюю благодарность. Но знаешь, новые коленки к старым ногам - это всё равно, что на телегу поставить двигатель “Мерседеса”. Нет, уж, буду донашивать свои собственные!
- Как говорят в Израиле, до ста двадцати!

Александр КАНЕВСКИЙ

Из романа
“Смейся, паяц!”
“ИсраГео”