Город поджигателей

Досуг

Среди множества всевозможных фестивалей, проводимых в мире, есть один, едва ли не самый сумасшедший, иррациональный, совместивший в себе потребность человека в самовыражении, в личной свободе, в экстриме, спартанском образе жизни, в полном раскрепощении и Бог знает, в чем еще. фестиваль, в котором все дозволено, получил название Burning Man (“Горящий Человек”). И это отнюдь не символ. Человека там-таки жгут – на гигантском костре инквизиции. Правда, не живого, а деревянного. Но это детали.
Он проводится ежегодно в конце августа – т.е. в самое жаркое время года – посреди пустыни Black Rock desert (“Черная скала”), в Неваде. Burners (“поджигатели”), как величают себя участники фестиваля, называют это место “Городом Черной Скалы”, хотя 358 дней в году города здесь нет и в помине. А вот что там происходит оставшиеся 7 дней... это надо видеть собственными глазами.
Приезжающих на фестиваль ждет голая, дикая, выжженная солнцем пустыня, представляющая собой дно высохшего озера на плоскогорье, где нет ни травы, ни кустов, ни деревьев, ни воды, ни крыши над головой. Дно абсолютно ровное, без единого выступа, покрытое тонким слоем белой пыли. Днем нещадно палит солнце, зашкаливая за +40 гр С, ночью температура падает до –2. Но нет такой силы, способной заставить участников отказаться от своего фестиваля, которого они ждут весь год как самого главного Праздника Жизни. Хотите знать, сколько их? ...От 30 до 50 тысяч! (И процент наших соотечественников среди них неуклонно растет.)
Эти панки XXI века съезжаются отовсюду – со всего света, чтобы на неделю стать единой коммуной творцов, свободных от всех условностей общества. Чтобы прожить до предела насыщенной жизнью семь дней и ночей, сообща создать свой город-призрак, свои арт-инсталляции, а по окончании безумной недели уничтожить следы своего пребывания. Таково самое жесткое и непререкаемое условие фестиваля.
Как возникло это странное празднество? Как всегда, на энтузиазме и шальной выходке одного сумасшедшего. Житель Сан-Франциско Лари Харви тогда, летом 1986-го, собрал на пляже из деревянных деталей человеческую фигуру с воздетыми к небу руками, 2,5 метра высоты, и прилюдно поджег ее, устроив знатный костер. Зевак собралось дюжины две, не больше. Лари повторил свою затею на следующее лето, затем еще и еще раз. С каждым годом размеры деревянного человека становились все больше, а вместе с ними росло и число зрителей. Сначала они собирались сотнями, потом – тысячами.
Разумеется, правоохранительным органам такая огненная самодеятельность не понравилась, уж больно она смахивала на нелепый, а главное – небезопасный вандализм. У Харви возникли неприятности, но он обладал даром убеждения. Каким-то чудом ему удалось получить для своего действа официальный статус фестиваля “Burning Man” и разрешение на его проведение. Правда, при условии, что это будет происходить где-нибудь в пустыне, подальше от людей и жилья. Другое условие, которое “поджигатели” обязались неукоснительно соблюдать, – не оставлять после себя никакого мусора. Харви пообещал, что ни одна служба не сможет обнаружить даже намека на их пребывание по окончании фестиваля.
Так Burning Man перекочевал в Неваду, на выделенную ему властями штата огромную площадку в несколько сот квадратых километров. С годами деревянный человек, обрекаемый на сожжение, вырос до гигантских размеров. Фестиваль обрел не только общенациональную, но и всемирную популярность. Вокруг Burning Man начали собираться люди из разных стран самых разнообразных, но непременно связанных с авангардным искусством профессий – музыканты, циркачи, актеры, художники, скульпторы, дизайнеры, модельеры, архитекторы – как безвестные, так и весьма у себя в стране популярные. Соответственно “Город на неделю” стал делиться на тематические кампусы, в которых энтузиасты, объединяясь в группы, самореализуются сообща.
Black Rock City – это и впрямь город-призрак, нечто в основе своей утопическое, запредельное. Он возникает из небытия, достигая в считанные дни невероятных масштабов, и также внезапно исчезает. За неделю до начала фестиваля в пустыню приезжает бригада Лари Харви и принимается за дело. На дне сухого озера возникает колоссальных размеров ромб. В него вписывается круг. В центре круга круглая площадь под названием Playa (Плая). На ней будут происходить все самые важные – огненные –  события. В центре площади, на возвышении, сооружается деревянный человек, видимый отовсюду. Ночью, в свете прожекторов, он словно шагает по небесам.
Будущий город размечается не хаотично, а по определенному плану, основанному на принципе солнечных часов. От Burning Man разбегаются радиусы-улицы, обозначенные буквами алфавита. Их пересекают улицы, расположенные концентрическими кругами.
На площади Playa каждый год заново возводится Temple of Forgiveness (“Храм Прощения”) – воздушное, открытое солнцу и всем ветрам символическое сооружение, представляющее собой как бы духовно-энергетический центр всего города. Храм высокий, помпезный, занимающий большую территорию, и каждый год разный, хоть и возводится одними и теми же людьми. Он имеет четыре высоченных входа, а в центре –  алтарь. Здесь всю неделю burners будут писать письма усопшим, просить у них прощение за причиненные обиды, облегчать свою совесть и душу, освобождаясь от подспудного чувства вины и отрицательных эмоций. Похоже, Temple of Forgiveness – это уже серьезная заявка на создание не только собственной церкви, но и религии – религии свободных от условностей общества людей, как они это понимают.
Когда начнут съезжаться участники фестиваля, они займут пространства между радиусами и дугами, образуя основное “тело” города, сотканное из десятков тысяч всех видов машин (легковых, грузовых, вэнов, трейлеров, домиков на колесах), шатров и палаток, и примутся за собственное творчество.
Ровно неделю в городе-коммуне бьет ключом жизнь, стучат молотки, звенят голоса, круглосуточно не смолкает музыка. Переливаются всеми цветами ночные огни, разгуливают и разъезжают на велосипедах или на самодельных причудливых видах транспорта странно одетые или полностью раздетые люди (здесь никто никого не стесняется). Никто ни от кого не запирается. Можно войти в любой вагончик, в любой кампус и быть желанным гостем.
Случаются в пустыне и суровые песчаные бури со скоростью ветра до 80 км/час. Видимость падает настолько, что люди натыкаются друг на друга. Вслед за бурей может пролиться ливень. Но промокшая, покрытая разводами публика весело хохочет и пускается в пляс под двойной небесной радугой. А потом гоняется нагишом за поливальной машиной.
Ни власти Невады, ни полиция не имеют доступа в “Город”, поскольку это мероприятие частное. У фестиваля нет определенной цели, нет и жестких правил. Нет торжественного открытия и закрытия. В город-призрак не подведена ни вода, ни газ, ни электричество. Нет ни ресторанов, ни кафе, ни баров. Здесь не работает даже мобильная связь. Всё, что тебе нужно, ты должен привезти с собой. Это называется radical self-reliance – “полагайся только на себя”.
На Burning Man может попасть любой желающий, заплатив стоимость пропуска – ограничений не существует. А получив право въезда, позаботиться о себе заранее: подготовить воду и еду на неделю, одежду, убежище для ночлега, генератор для электричества, материалы для самовыражения, способы вывоза мусора и т.д.
То, чем там занимаются, получило название radical self-expression. “Радикальное самовыражение основано на вычленении подлинного себя, обмене опытом, вовлечении других в общую художественную игру, – философствует Лари Харви. – Мы просим людей обнажить в себе нечто личностное, интимное, уникальное из их собственного опыта, и поделиться этим с остальными. Мы говорим: Город Черной Скалы – это и есть вы!”
Делать можно все что угодно, пока не мешаешь другим, – петь, плясать, закапываться в песок, висеть на собственной конструкции вниз головой, или разгуливать на ходулях, кататься на велосипеде topless, раскрашивать собственное тело или рядиться в причудливые туалеты – it’s up to you. Самовыражайся, сколько душе угодно. “Если вы хотите, чтобы у вас поехала “крыша”, – говорят участники фестиваля, – отправляйтесь на Burning Man. Возможно, это откроет вам глаза на себя самого и на реальный мир.” Они рассказывают о своем городе в пустыне только взахлеб, только в превосходных степенях.
Здесь нет наблюдателей и зрителей – одни участники. Люди сюда съезжаются самые разные, и соответственно среди них есть и талантливые, и бездарные, застенчивые и наглые, но в том-то и кайф, что все на равных получают право на самовыражение. Одни мастерят в одиночку, другие – группами. Здесь процветает взаимопомощь и система подарков (купля-продажа запрещена в любой форме).
На шестую ночь назначено ритуальное сожжение всего, что было создано за предыдущие дни, всего, что способно гореть, начиная с Burning Man. Это самый зрелищный и захватывающий день фестиваля, день языческого экстаза, буйства пламени и эмоций. Все участники фестиваля собираются на площади Плая. Ритуальный праздник сожжения деревянной фигуры открывается театрализованным огненным шоу – около 300 человек танцуют с огнем в руках у ее подножия, выписывая на фоне ночного неба замысловатые и синхронные огненные фигуры. Им на смену приходит шоу фейерверков, что само по себе – на фоне черного бархата ночной пустыни –  необычайно эффектно. Деревянный человек, окутанный зеленоватым сиянием прожектора, последние минуты царит над городом-призраком. Еще миг, и раздается оглушительный взрыв. С четырех сторон, как вода из брандспойтов, вырывается жидкое пламя и единым огненным грибом взмывает ввысь. Под мистическую музыку, буйное веселье и дикие вопли полыхает и рушится Burning Man.
Затем поджигают еще одну деревянную конструкцию в форме нефтяной вышки – “Crude Awakening” (“Резкое пробуждение”). Это зрелище воздействует на воображение даже больше, чем первое. У подножия вышки огромные человеческие фигуры, сплетенные из тонких прутьев, – позы разные, но полные магической экспресии.  Раздается страшной силы взрыв, заглушающий все прочие звуки. А за ним снова огненный столб в самое небо, видимый на расстоянии в несколько десятков километров. Только на поджог Crude Awakening уходит 900 галлонов реактивного топлива и 2000 галлонов жидкого пропана. Жутковатыми силуэтами чернеют на фоне яркого пламени мистические фигуры, пока огонь не добирается и до них, озаряя их пустое нутро.
“Храм Прощения“ требует особого подхода – благоговейного, деликатного. Во время его сожжения не услышать воплей ликования. Вся многотысячная аудитория замирает, будто в ступоре, и завороженно следит за тем, как пламя пожирает ажурную конструкцию. У кого-то на глазах слезы, кто-то, не стыдясь эмоций, всхлипывает... И сквозь эту напряженную тишину льется в ночи, как молитва, песня, исполняемая высоким женским голосом без музыкального сопровождения. “Храм Прощения” медленно догорает, чтобы на следующий год возродиться вновь.
А дальше идут в огонь творения членов фестиваля. И так продолжается всю ночь. Наутро всё, что не сгорело, погружается в мусорные контейнеры, в вэны, mobil homes, грузовики – все, до последней соринки, и исчезает вместе с людьми.